Наташа покорно закивала. Только сейчас она заметила, что Армен не одет, а просто замотан в простыню. Почему-то даже сейчас она подумала о том, что, наверное, под простыней он совсем голый — лето ведь, ночь теплая и душная… Она тут же отогнала эту мысль, как постыдную, недостойную и совершенно несвоевременную, но на краткий миг почувствовала жар где-то внизу живота.

Она и оглянуться не успела, как Армен снова стоял рядом с ней — уже полностью одетый, и даже волосы успел пригладить.

— Быстро ты…

— А то! — Он самодовольно усмехнулся. — Зря, что ли, в армии служил? Солдат должен успеть одеться, пока спичка горит. Пошли.


Бледный, призрачный свет то меркнул, то вспыхивал ослепительно ярко. Уродливые тени плясали по стенам, и даже пол вел себя как-то странно — покачивался, словно палуба хрупкого суденышка на волнах. Максим чувствовал себя так, как будто находится за миллионы световых лет от своей обыденной, повседневной жизни. Он очень устал. Привычная обстановка комнаты, знакомая до мельчайших деталей, выглядела теперь особенно неуклюжей подделкой, вроде театральных декораций, когда грубо намалеванные на куске фанеры пейзажи выдают почтеннейшей публике за настоящий лес или море. А публика — ничего, кивает согласно: мол, мы все понимаем! Условность в искусстве…

Настоящим здесь был только голос — негромкий, чуть глуховатый, но очень убедительный:

— Так вот, любезный писатель. Убить тебя совсем несложно, но у меня появилась идея получше. Ты должен переделать свой роман. И тогда…

— Что — тогда?

— Не перебивай. Какой же ты грубый все-таки! А еще считаешься интеллигентным человеком… — Король Террора укоризненно покачал головой. — Видишь, с мысли сбил! О чем бишь я?..

— О романе. О том, чтобы я его переделал.

— Правильно! — Он как будто обрадовался, поймав нить своих мыслей. — Совершенно правильно, любезный мой! После того как ты перепишешь свое произведение, — не бойся, не целиком, — у тебя будет все, о чем ты раньше и мечтать не мог: тиражи, гонорары, а главное — огромная известность. Каждая собака в этой стране будет знать твое имя. Каждую твою следующую книгу читатели будут ждать с нетерпением. Издательства будут выстраиваться в очередь, наперебой предлагать самые выгодные условия, чтобы ты только заключил договор и согласился взять аванс. Да что там! — Он азартно ударил себя рукой по колену. — По твоим книгам будут снимать фильмы почти с голливудским размахом! Так что будешь известен даже полуграмотным дебилам, которые в жизни ни одной книжки не прочитали.

Максим угрюмо молчал. Его собеседник, кем бы он ни был на самом деле, хорошо знает, на каких струнах души можно играть. В самом деле, разве он не мечтал об этом? Разве не завидовал в глубине души другим писателям, которые, может, и не умнее, и не талантливее его ничуть, а вот — гребут деньги лопатой, выступают по телевизору с важным видом, и книги их лежат в каждом киоске, на каждом развале? И не только лежат, но и распродаются, принося создателю немалую толику жизненных благ…

— Только не говори… — он лукаво посмотрел Максиму в глаза, — только не говори, что тебя не интересует популярность. По-настоящему ты еще не знаешь ее вкуса. А вот когда будешь на вершине… — Он мечтательно закатил глаза. — Ну, в общем, сам увидишь, что такое слава! А про такие мелочи, как машины, квартиры, круизы по всему миру, я и не говорю! Опять же и женщины… Любая будет твоей, только помани. И не за деньги, не думай, — просто на них слава тоже действует магнетически. Они будут заискивать перед тобой, смотреть преданными глазами, находить в тебе что-то особенное…

— А Верочка? — быстро спросил Максим.

Собеседник досадливо поморщился, как будто речь шла о какой-то незначащей мелочи.

— Да, и она тоже — если хочешь. Если она тебе все еще будет нужна — то пожалуйста! Правда, — он заговорщически понизил голос, — я в этом сильно сомневаюсь. Ты ведь еще ничего слаще морковки не кушал!

Сердце трепыхнулось в груди, как пойманный птенец. Наконец-то появилась надежда — маленькая, слабенькая, но вполне живая. Как будто заблудился в лесу, и устал, и смеркается уже, почти отчаялся выбраться, и вдруг — широкая дорога! Непонятно еще, куда она приведет, но, по крайней мере, направление известно. И очень хочется верить, что все еще можно исправить, все может быть хорошо… Да гори он огнем, в конце концов, этот треклятый роман! Если от него столько неприятностей, то не стоит он того, видит Бог, не стоит.

— Обещаешь? — Максим сглотнул вязкую слюну. Он смотрел в лицо Короля Террора, усилием воли заставляя себя не отводить взгляд.

— Да, обещаю!

— Тогда… Я все сделаю.

Максим выговорил это с заметным усилием. В горле вдруг пересохло, и собственный голос слышится откуда-то издалека, словно эхо в горах.

— Вот и славно! — Его собеседник как будто обрадовался. — Вот и замечательно. Я знал, что ты окажешься вполне разумным человеком. А теперь мы поговорим о деталях…


Армен прошел в квартиру уверенно, по-хозяйски. Первым делом распахнул окно настежь.

— Ахчик, у тебя горит что-нибудь?

— Да вроде нет, все выключено… Разве только с проводкой что-нибудь, или напряжение в сети скакнуло.

— Ага, напряжение… Понятно.

Он подошел к Максиму, осторожно разжал пальцы, все еще сжимавшие штепсель. Деловито пощупал пульс, прикоснулся к боковой стороне шеи, потом положил ладонь куда-то на грудину, замер на минуту, как будто прислушиваясь, — и прищелкнул языком.

— Все нормально будет, ахчик! Зря ты так испугалась. Пульс есть, дышит, значит — жить будет. Давай его на кровать перенесем. Вот увидишь — к утру оклемается.

Наташа снова заплакала — на этот раз от радости.

— Ну хватит, хватит! Помоги лучше. За ноги берись.

Армен сноровисто и ловко подхватил Максима за плечи.

Наташа с готовностью ринулась помогать. Даже Малыш вертелся под ногами и всем своим видом выражал самое деятельное участие.

Общими усилиями они дотащили его до кровати и уложили в постель. Наташа заботливо прикрыла его пледом. Сейчас она немного успокоилась. Даже стыдно стало немного, что так запаниковала — ведь видно, что человек жив-живехонек! Сердце бьется, руки и ноги теплые, грудь слегка поднимается и опускается от дыхания, даже вон глазные яблоки двигаются под веками — видно, снится что-то…

Наташа выпрямилась, откинула волосы со лба.

— Может, все-таки «скорую» вызвать?

Армен посмотрел на нее с сомнением.

— «Скорую»? Это вряд ли. Они сейчас к умирающим-то ехать не хотят, а тут… — Он махнул рукой.

— Нет уж! Я позвоню.

Наташа решительно шагнула к телефону. Но, сколько она ни набирала 03, ответом ей были только длинные гудки. Наконец, не выдержала и со злостью грохнула трубку на рычаг.

— Ну что за дела! Не подходят… Спят они там, что ли? Получается, случись что — так умирай, человек? Безобразие! И ведь не в тундре живем, в Москве! — возмущалась она.

— Э, ахчик! Не сердись, — Армен говорил спокойно и чуть насмешливо, — сразу видно — никогда ты ни с чем не сталкивалась. Иногда такое бывает… На огнестрельные ранения через три часа приезжают!

Он помолчал, будто вспоминая что-то, потом звучно, во весь рот, зевнул и коротко добавил:

— Лучше спать ложись. Поздно уже. Или рано…

— Нет, не могу! — Наташа упрямо покачала головой. — Я тут посижу. Уж извини, что разбудила среди ночи. Прямо не знаю, что со мной, просто голову потеряла!

Ей и вправду было немного стыдно за то, что устроила истерику и вытащила из постели малознакомого, в сущности, человека. И в то же время ей не хотелось, чтобы он уходил, совсем не хотелось! С ним было так спокойно и надежно…

Армен как будто понял без слов:

— Ладно, ахчик. У меня что-то тоже сон прошел. Кофе сваришь?

Наташа радостно кивнула:

— Да, да, конечно!

Потом она хлопотала у плиты, а он курил у окна. Много позже Наташа, как ни старалась, никак не могла припомнить, о чем они говорили в ту ночь до самого утра, — и говорили ли вообще? Они сидели в кухне, пока темнота за окном не сменилась серовато-бледными предутренними сумерками, и от присутствия друг друга было легко и тепло, как никогда, наверное, в жизни, и расставаться не хотелось, совсем не хотелось… Только когда утро наступило по-настоящему и солнце залило все вокруг, Армен вдруг посмотрел на часы и вспомнил, что ему пора уходить, что сегодня у него много дел, да-да, очень много, и ехать надо прямо сейчас!

Уже в прихожей он обернулся — и обнял Наташу. Она отпрянула от него… А потом вдруг прижалась всем телом. Впервые за много лет прикосновение мужчины было ей приятно, вызывало не отвращение и боль, а сладкий трепет и ожидание.


Максим беспокойно метался в постели. Когда Армен ушел, Наташа заглянула к нему, подоткнула одеяло, как в детстве, поправила подушку… Но будить не стала. Пусть поспит, решила она про себя.

Для него эта ночь длилась бесконечно долго. Максим из последних сил вслушивался в глуховатый голос своего странного гостя, боясь упустить хоть слово.

— Так вот, любезный писатель. Идея о том, как Грозный Дух помогает Благородному Воинству победить иноземных захватчиков, вполне хороша. Стоило бы только ввести образ нового вождя — умного, сильного, молодого, который придет на смену одряхлевшему правителю. Вот увидишь, совсем скоро эта идея будет очень актуальна, так что ты прямо в жилу попадешь!

Он резко, отрывисто хохотнул, потом удобно откинулся на спинку дивана и продолжал:

— Главное — убрать интеллигентский негативизм и неуместную иронию. И еще… Сцену резни в Сьенне — ну, где там у тебя эта школа начинающих чародеев — надо убрать непременно. Как-то слишком у тебя это все кроваво и жестоко получилось. Топтать раненых сапогами, приканчивать убегающих детей…