Саманта Тоул - Бегство к любви

Насколько сильно я облажался.

– Мне очень жаль. – Я уныло качаю головой.

– Она… моя… твоя мама… умерла. – Одной рукой она хватается за живот, будто ее пронзила физическая боль.

– Мия… – Я делаю шаг вперед, чтобы быть ближе к ней.

Она выкидывает вперед руку, останавливая меня.

– Мия, – говорит мой отец спокойным «полицейским» тоном. – Сядь, пожалуйста. Ты потрясена… сядь. Позволь, я принесу тебе воды.

Она растерянно смотрит на отца. Потом снова переводит взгляд на меня и смотрит так… сквозь меня. В глазах – ледяной холод. В меня будто нож вонзили.

Потом ее взгляд скользит по комнате и останавливается на стене. Я, не поворачиваясь, могу точно сказать, на что она смотрит.

На фотографию, на которой запечатлены я, папа и мама – втроем. Это наша последняя совместная фотография. Она была сделана в тот день, когда я отправлялся в путешествие.

Ее лицо мрачнеет, из глаз капают слезы.

Она закрывает лицо руками. Я слышу ее всхлип, столь мучительный, что у меня разрывается сердце.

Я не в силах стоять в стороне.

В несколько шагов я стремительно пересекаю комнату и заключаю ее в свои объятия.

Но уже через секунду она яростно отталкивает меня. Я и не подозревал, что в ней столько силы.

– Не трогай меня… никогда больше не прикасайся ко мне. – Она вытирает лицо о рукав, поворачивается и выбегает из офиса.

Я смотрю на отца, взглядом спрашивая совета, потому что сам я в полной растерянности.

– Иди за ней, – командует он.

Минутой позже я уже в коридоре.

Вижу, Мия исчезает в своем номере. Я бегу за ней, ожидая натолкнуться на закрытую дверь. Но дверь не закрыта – распахнута во всю ширь.

Из уважения к ней я не вхожу в номер. Стою в проеме, вцепившись в косяк, чтобы не поддаться искушению.

Мия сует ноги в спортивные тапочки, хватает сумочку.

– Мия?

Игнорируя меня, она натягивает куртку.

– Мия, прошу тебя. Не молчи.

Она хватает ключи, вешает сумочку на плечо, не говоря ни слова, протискивается мимо меня и быстро идет по коридору.

Я не отстаю, иду следом, пытаясь поговорить с ней.

– Не уходи, прошу тебя… подожди… Я знаю, что для тебя это удар… что тебе сейчас очень больно… но дай мне объяснить…

Она останавливается на крыльце – на том самом крыльце, где всего несколько часов назад мы предавались с ней любви после того, как я солгал ей в очередной раз, – и медленно поворачивается ко мне.

Холод в ее глазах, безжизненное выражение лица подтверждают мои наихудшие опасения.

Я ее потерял.

Этот камень преткновения не переступить.

Я солгал ей. Не оправдал ее надежд. Все мужчины, которых Мия знала в своей жизни, приносили ей боль и разочарования, и теперь вот и я пополнил их список.

– Объяснить? Что теперь ты хочешь объяснить? У тебя было ВРЕМЯ – И НЕ ОДИН ДЕНЬ, – ЧТОБЫ ОБЪЯСНИТЬ! – кричит она. – У ТЕБЯ БЫЛО ВРЕМЯ СКАЗАТЬ МНЕ ПРАВДУ, НО ТЫ ЛГАЛ… ты лгал. – Она понизила голос до шепота. – Она любила тебя… не меня – тебя. Она оставила меня с ним. Боже, как же, должно быть, она меня ненавидела…

– Нет, Мия. Нет. Ты ведь ничего не знаешь. Позволь, я объясню.

– Я БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ЖЕЛАЮ СЛЫШАТЬ! – кричит она. Слезы струятся по ее лицу, рукой она снова держится за живот.

Ее боль обжигает мне глаза. В ярости тру их рукой.

– Мне пора, – говорит она жутко слабым голосом. Ее взгляд метнулся к автомобилю. – Я должна уехать отсюда.

Грудь разрывается от боли.

Она бежит к машине, на ходу отпирая ее.

Я цепляюсь за нее, хватаю за руку, пытаясь удержать. Умоляю:

– Не уезжай. Не надо. Прошу тебя, Мия. Останься, поговори со мной. Я могу все исправить. Я исправлю.

Она поднимает на меня пустые глаза.

– Это не исправить… Меня не исправить. Я давно изломана и изуродована так, что восстановлению не подлежу.

Она вырывает свою руку из моей ладони, садится в машину и уезжает, оставляя меня в облаке пыли и боли.

Я осознал, что сижу на гравии, только тогда, когда почувствовал на плече руку отца.

– Мне очень жаль, Джордан. Жаль, что тебе приходится расплачиваться за ошибки Бель, совершенные много лет назад.

Я потираю руками лицо, потом поднимаюсь с земли.

– Нет… просто… я не могу потерять ее. Я должен все исправить. Поеду за ней…

– Не надо. – Отец крепко берет меня за плечо, удерживая на месте. – Не самая удачная идея. Если поедешь за ней сейчас, только хуже сделаешь. Дай ей время остыть, переварить свою обиду.

– А вдруг она не вернется? – От боли в сердце мутится разум. Затаив дыхание, я потираю грудь.

– Ее вещи здесь, Джордан. Она должна за ними вернуться.

– Нет, – качаю я головой, зная, что, убегая из Бостона, Мия бросила там все свое имущество. – Вещи для нее значения не имеют. Она оставила в Бостоне все, что у нее было, так что из-за нескольких тряпок она тем более не вернется.

Беспокойство мелькает в лице отца. Потом он треплет меня по плечу.

– Ты ей небезразличен. Она вернется. Если не вернется, мы ее найдем.

– Как?

Одной рукой он обнимает меня за плечи и ведет в дом.

– Ты забыл, что твой отец раньше был копом? Что-что, а людей искать я умею. – Он улыбается, демонстрируя позитивный настрой, пытаясь подбодрить меня, проявляя готовность помочь.

Я киваю, но оптимизма его не разделяю, ибо боюсь я не того, что не найду ее. Я буду ее искать, пока не найду, всю землю исхожу вдоль и поперек.

Нет, боюсь я того, что будет ждать меня, когда снова ее увижу.

Пустота.

Ни мыслей в голове.

Ни боли в теле.

Ни боли в сердце.

Одна лишь устремленность. Одна цель.

Я резко торможу на стоянке.

Надев темные очки, хватаю сумочку и иду в магазин.

Беру тележку. И начинаю сметать продукты с прилавков.

Ни одной осознанной мысли. Только потребность. Одна лишь потребность.

Тележка быстро наполняется. Я уже жую. Опустошена одна пачка с чипсами. Наполовину съедена пачка конфет.

Если на меня кто-то и смотрит, мне все равно.

Кассирша вежливо пытается поболтать со мной. Я не отвечаю.

Складываю в пакет продукты, расплачиваюсь и ухожу.

Потом еду в мотель на окраине города, в тот самый, где останавливалась на днях.

Многие днем снимают в мотелях номера для любовных свиданий. Я приезжаю в мотели, чтобы есть. Скрыть свой позор.

Однако сейчас я не испытываю ни капли стыда.

Только потребность.

Средство для достижения цели… цели, которой на данный момент я не вижу.

Я заселяюсь в мотель. На одну ночь. Больше мне не нужно.

Мне просто необходимо выплеснуть всю горечь из своего организма. Потом я покину этот город.

Получив ключ от номера, я возвращаюсь к машине, забираю пакеты с едой.

Войдя в номер, сгружаю пакеты на кровать.

Это не тот номер, в котором я останавливалась на днях, но абсолютно такой же.

Та же дешевая, грязная, затхлая обшарпанная комната. Мне здесь самое место.

Потому что я сама такая, как эта комната. Дешевая, затхлая и обшарпанная.

По глупости зачем-то убедила себя в обратном. Внушила себе, что я чего-то стою… что-то значу для кого-то… для него.

Для Джордана.

Даже думать о нем больно.

Я зажимаю голову руками, пытаясь выдавить его из себя, но он не уходит.

Поэтому я подхожу к допотопному телевизору, включаю его. Хочу дребеденью заглушить боль в голове, но убийственные факты заполняют сознание, продолжая увечить меня.

Музыка, льющаяся из телевизора, плывет по комнате, заполняя каждый пустой уголок голосом Рианны, исполняющей «Бриллианты».

Колющая боль пронзает меня. Оседая на пол, я затыкаю кулаком рот, чтобы сдержать всхлип.

Как он мог?.. Как она могла?..

Прекрати, Мия. Сейчас же.

Ты знаешь, как унять боль.

Я подползаю к кровати и разрываю первую упаковку, что попалась под руку.

Запихиваю в рот ее содержимое, быстро пережевываю, глотаю. Вкуса не чувствую. Только облегчение. Облегчение, которое всегда приходит с поглощением пищи.

Стаскиваю на пол один из пакетов, вываливаю на пол все, что есть в нем.

Разрываю еще одну упаковку – печенье. Запихиваю его в рот, жую, пытаясь съесть как можно больше и быстрее.

Но еда застревает в горле, будто мой организм уже готов ее отторгнуть.

Давясь печеньем, глотаю его через силу, хватаю бутылку с содовой, которую я купила, запиваю, смачивая пересохшее горло.

И снова принимаюсь есть, запихивая и запихивая в себя пищу, побивая все свои предыдущие рекорды.

Я лежу на грязном полу грязной комнаты, смотрю на потрескавшийся потолок. Почти все, что я купила, съедено, сама я взмокла от пота, желудок болит как никогда.

Столько, сколько сегодня, я еще зараз никогда не съедала.

Но боль эта умиротворяющая. Лучше уж болезненная тяжесть в желудке, чем агония сердца.

Мама бросила меня ради него.

Ради Джордана.

Ради человека, которого я люблю.