Хизер Грэм - Беглянка

– Здравствуйте, – сказала Тара.

Обе улыбнулись. Младшая спряталась за старшую. Тут она с досадой поняла, что дети не знают английского. Вдруг девочки тихо ответили:

– Здравствуйте.

– Господи, вы говорите по-английски! Поняли меня?

– Да, – ответила старшая, но в эту минуту вошел голубоглазый метис.

Он велел девочкам выйти и вскоре тоже удалился.

Тара опять забылась сном. В доме было тепло и тихо.

Ее тронули за плечо. Над ней стояла все та же красивая девушка.

– Пойдемте со мной.

– Нет!

– Лучше идите, иначе за вами пришлют кого-то другого.

– По своей воле я не двинусь с места!

Девушка вздохнула и подошла к двери.

– Тогда я позову кого-нибудь.

– Не надо! Куда вы меня поведете?

– В малый дом.

– Почему в малый?

– Потому что этот дом мой. Здесь спят другие. А вы…

– Что я?

– А вы будете спать в малом доме.

Тара задрожала. В том малом доме они хотят… О Боже!.. Хотят совершить над ней насилие! Конечно, они не могли позволить себе этого здесь, при женщине, при детях… Сюда ведь заходили две славные девочки…

– Пожалуйста… – прошептала Тара. – Пожалуйста, не позволяйте им… Оставьте меня здесь. Рядом с вашими детьми… Они ведь ваши?.. Они такие милые…

– Пойдемте, – повторила индианка. – Нас ждут. Не бойтесь.

Ждут? Кто ждет? Что они задумали, эти дьявольские отродья?.. Но она им не дастся! Будет биться до смерти!.. Да, лучше смерть, чем надругательства дикарей!

Между тем девушка, вынув из кармана юбки большой нож, одним ударом отрезала от столба ремень, удерживавший Тару, крепко сжала в руке оставшуюся часть.

– Я больше не убегу.

Индианка с сочувствием посмотрела на нее.

– Идемте, – повторила она.

Они вышли из дома. Таре было холодно, сердце замирало от страшных предчувствий. Все казалось намного хуже, чем в ночном кошмаре…

Посреди площади все еще пылал костер, вокруг него сидели мужчины. Возле них лежали копья и ружья. Большой тыквенный сосуд с каким-то напитком переходил из рук в руки.

Все посмотрели на Тару, когда ее проводили мимо.

Индианка и Тара пересекли площадь и подошли к небольшому бревенчатому дому.

В окнах играли отблески света, значит, там тоже горел очаг.

– Входите, – сказала индианка. – Иначе нам обеим придется плохо. Он ждет вас.

– Он? – ужаснулась Тара. – Кто же он?

Девушка отворила дверь, втолкнула Тару в дом и вошла вслед за ней.

Здесь все было точно так же, как и в большом доме: множество шкур, сушеное мясо, тыквенные бутыли, кухонная утварь, кипы одежды.

Но Тара заметила посреди комнаты, рядом с зажженным очагом, большую деревянную лохань – такую же, как в домах у белых. Над водой поднимался пар.

Она услышала оттуда что-то, сказанное по-индейски.

Индианка подтолкнула Тару к лохани.

– Он хочет, чтобы вы помогли ему мыться.

Боже! Там, в этой ванне, тот голубоглазый метис! Она видела его смуглые плечи и темноволосый затылок, окутанные паром.

Тара почувствовала дурноту. Она ожидала всего, только не этого! Нет! Никогда!.. Ее парализовало от страха и возмущения.

– Нет! – крикнула Тара. – Я не буду!

– Не ждите, когда он встанет и подойдет к вам!

– Постойте! – прошептала Тара. – Да ведь у меня связаны руки. Развяжите их и…

Мужчина прервал ее нетерпеливо и грубо.

– Он говорит, – перевела индианка, – что вас нельзя развязывать. Вы опять попытаетесь удрать. К тому же, по его мнению, вы гораздо лучше ведете себя, когда связаны. Так услужите же ему.

Индианка быстро вышла из дома и задвинула наружный засов.

Тара кинулась к двери и начала колотить в нее связанными руками. Рыдания душили ее.

Значит, нет выхода! Нет выбора! Ладно, черт с ним, она выполнит его требование. Вон там у очага два кувшина, какой-то таз… Дьявол с ним! Она сделает то, что ей велят… Из кувшинов идет пар – в них, наверное, кипяток… Она услужит ему…

– Будь ты проклят! – Бормотала Тара. – Я покажу тебе, что значит кипеть в аду!

Смуглые руки сжали ее запястья. Она яростно вырывалась, и мужчине пришлось выскочить из ванны. Они боролись в полутьме. Тара била его ногами, головой, и раза два он охнул от боли.

А потом… потом он потерял равновесие, упал в ванну, но при этом увлек Тару за собой.

Она ощутила упругость смуглого тела, жар и… и овладевшее им возбуждение. Его руки коснулись ее груди…

Она дико закричала.

– Тара!

Знакомый голос произнес ее имя? Или это только почудилось?

Знакомые руки снова коснулись ее тела, сжали Тару в объятиях, и совсем близко она увидела знакомое лицо. Его лицо с безжалостными глазами.

Но отчего он так похож на того индейца? Только цвет глаз разный.

Таре казалось, что она сходит с ума.

– Кто вы? – хрипло выкрикнула она.

– Тара, ты не узнала меня?

Это сказал ее муж… Джаррет.

– Маккензи! – выдохнула она.

Он не сводил с нее глаз.

– Господи, это ты! – Тару захлестнула ярость. – Как я испугалась! Как они издевались надо мной! А ты… Почему ты здесь? В этом доме?.. Значит, ты знал?

Несмотря на смятение, она понимала, что сейчас не время выяснять отношения.

– Помоги мне подняться и выбраться из воды! – потребовала она. – О, я разорвала бы тебя на части!.. И руки! Развяжи руки!

Джаррет спокойно разглядывал ее.

– Ты хуже этих дикарей, Маккензи! Хуже всех семинолов, вместе взятых!

– Пусть так, зато теперь ты знаешь, любовь моя, как порою наказывают тех, кто удирает без разрешения.

«Значит, он побывал дома, увидел, что меня нет, и пустился на поиски!» – догадалась Тара, и ее гнев начал улетучиваться.

Но как Джаррет посмел проделать с ней такое?..

– Как ты мог? Как ты мог? – повторяла она, тыча ему в грудь все еще связанными руками. – Ты был здесь, и ты разрешил… этим людям…

– Семинолы, радость моя, – он провел мокрым пальцем по ее лицу, – как и прочие индейцы, а также белые, иногда бывают жестокими. Они не прощают измены и наказывают за предательство. Даже членов семьи.

– Ты не смеешь… – начала она, но Джаррет встал во весь рост, поднял ее и закричал:

– Это ты не смеешь! Да понимаешь ли ты, что наделала? Удрала из дома, никого не предупредив… Наплевала на всех!

– А ты наплевал на меня! Бросил в лапы дикарей! Я едва не сошла с ума от страха!

– Ты – моя жена…

«Нет, – подумала Тара, – я еще не твоя жена. Ты хочешь, чтобы я стала ею, но ничего не получается – ни у тебя, ни у меня. Я чужая – тебе и этим местам… Чужая при свете дня. Но не ночью. Однако это ничего не меняет…»

Тара вдруг догадалась, что Джаррет уже давно в этой небольшой хижине и отсюда руководил всем этим спектаклем.

Оглядевшись, она увидела то, чего не заметила раньше: аккуратные стопки простынь и полотенец, пистолеты – все говорило о том, что здесь живет белый человек.

Он!.. Джаррет! Человек с двумя лицами. Живущий и здесь, и там. И среди белых, и среди индейцев. Это он велел поймать ее и привязать к столбу! Это из-за него она чуть не лишилась рассудка – от страха за свою жизнь, за свою честь!

– Негодяй! Сукин сын! Я вырву твое жестокое сердце!

– Не кричи! – тихо, но властно сказал он.

– Больше никогда в жизни, клянусь…

Джаррет так сильно прижал Тару к груди, что у нее перехватило дыхание.

– Тише, – повторил он. – Не нужно, чтобы все слышали твою брань. Здесь это не принято.

– Мне наплевать на это!

– А мне нет, миссис Маккензи. Я не хочу, чтобы моя жена ставила меня в трудное положение.

– Ты в трудном положении? – Она задрожала от злости и возмущения. – Ты? Да если бы ты знал, что со мной…

Он закрыл ей рот ладонью.

– Дорогая, подумай только, как изменят свое мнение обо мне семинолы, если увидят, что я не могу справиться со своей женой, проявившей неповиновение и кругом виноватой?

– Эти дикари, которые схватили меня и как мешок бросили на лошадь?

– Они спасли тебя от худших бед, потому что обещали мне обеспечить твою безопасность и не могли понять, как ты оказалась в чаще, на границе с болотами, совсем одна… Я тоже не понимаю этого.

Тара сознавала, что совершила глупость, едва не обернувшуюся непоправимой бедой, когда из ревности и любопытства совсем одна отправилась к Роберту. Здешние места не прощают опрометчивых поступков.

– Что вы делаете? – гневно прошептала Тара, внезапно почувствовав, что Джаррет расстегивает ее платье.

– Не волнуйся, сейчас я ничего не хочу от тебя, просто снимаю мокрую одежду.

– Развяжите мне руки!

– Ты смеешь требовать это, беглянка?

– Да!

– Если бы я связал тебя раньше, в нашем доме, ты не оказалась бы здесь.

– Развяжи меня! Тебе не удастся снять платье, пока у меня связаны руки.

О, скорее бы он освободил ее! С каким наслаждением она влепит хорошую затрещину этому голому красавцу!

– Ты так уверена в этом? – усмехнулся Джаррет.

И в то же мгновение платье, разорванное сверху донизу, упало к ногам Тары.

– Сукин сын! – Она снова попыталась ударить его.

Джаррет приподнял ее, опустил на подстилку из шкур и, несмотря на отчаянное сопротивление Тары, снял с нее мокрую одежду.

– Ты заплатишь мне за все, Маккензи! За все! Я выцарапаю тебе глаза, вырву…

– Тише! И ты еще называешь кого-то дикарями!..

Она лежала на теплых шкурах, обнаженная, со связанными руками… Но живая и невредимая. И, как ни странно, полная сил и желания жить. Тепло очага согревало ее. Таре казалось, что здесь пахнет землей, травой, сосновой хвоей.

Джаррет опустился на колени рядом с ней.

– Черт возьми, не трогай меня!

– Я принес тебе одеяло.

Он укрыл ее, и в этот момент в дверь негромко постучали. Джаррет обмотался полотенцем.