Симона Элкелес - Беги от любви

– Не могу. – Если не буду скрывать чувства, то я предам Трея. Поэтому я просто говорю: – Нет у меня никаких чувств.

Теперь она смотрит на меня снизу вверх смелым взглядом. Сейчас будет убеждать, что лучше открыть чувства или, там, вернуться в школу. Будет говорить, что я должен помочь футбольной команде. Будет сердиться, что я не оправдываю ничьих ожиданий, в том числе ее собственных. Но она этого не делает, а просто встает на носочки и дотрагивается до моих волос.

– У тебя есть чувства, – тихо говорит она и, приблизив мое лицо к своему, касается губами моих губ, – и я это тебе докажу.

Dios mio[25]. В мыслях я целовал Монику тысячу раз. Но никогда не представлял, что будет вот так… Ее мягкие влажные губы на моих, ее пальцы у меня в волосах, ее свежее дыхание смешивается с моим… Все мое тело откликается на поцелуй, напрягается. Моника всегда имела надо мной власть, но я знал, что никогда не назову ее своей, потому что я верен Трею.

Вот дьявол! Неужели это происходит? Да, происходит. И я не желаю этого прекращать. Все мои волнения и мысли испаряются. Для меня теперь существует только здесь и сейчас. Уже давно я не чувствовал такого внутреннего покоя, это шок для меня. Со стоном она приоткрывает рот, и ее язык касается моего. Когда наши языки сплетаются и начинают скользить в медленном чувственном танце, по мне будто пробегает обжигающий электрический разряд. У нее чертовски приятный вкус – я мог бы не останавливаться часами. Или даже целую вечность. Наверное, это вкус рая.

Я протягиваю руки и беру ее голову в ладони, большим пальцем ласкаю ее шею, а мы все целуемся, как будто всю жизнь не целовались и изголодались по этому. Влажно, скользко и чертовски возбуждающе. Просто воплощение моих фантазий. Одних поцелуев достаточно для того, чтобы мое тело вышло из-под контроля.

– Ах, Вик, – стонет Моника, не отрывая своих губ от моих. – Я заблудилась. Ты мне нужен.

Черт! Я ей нужен? Вдруг реальность будто отвешивает мне пощечину. Это Моника, девушка, недоступная для меня по многим причинам. Я в ответе за смерть лучшего друга, а теперь целуюсь с его девушкой. Я нарушил все правила, все кодексы, все границы, когда-либо установленные или обозначенные. Моника для меня важнее воздуха, но это не имеет значения.

Нечеловеческим усилием я отстраняюсь от нее, нарушая связь.

– Что мы делаем? – спрашиваю я хриплым от желания голосом. – Это никуда не годится. Моника, ты девушка Трея. Я убил его, и теперь целуюсь с его девушкой. – Я вытираю губы тыльной стороной ладони. – Это ошибка. Ничего не было.

Она поднимает на меня свои светло-зеленые глаза и отходит на шаг. Взгляд из страстного делается смущенным.

– Хорошо, – кивая, соглашается она. – Ничего не было.

ХОЧУ СКАЗАТЬ ВИКУ правду: он не виновен в смерти Трея. Хочу сказать ему, что мы с Треем расстались. Хочу сказать ему, что Трей уже давно принимал наркотики и изменял мне. Тело Трея не выдержало, потому что он был на наркотиках. Я знаю, что на самом деле случилось с Треем, и это висит на мне тяжким грузом.

«Ты девушка Трея», – сказал Вик. Но я уже не была его девушкой. Не хочу портить репутацию Трея, но держать правду в себе больше нет сил. Вик – единственный, с кем мне хочется близко общаться. Если бы он знал правду… Но он не знает. А сказать ему я не могу. Поэтому взяла и поцеловала его, сказав, что он мне нужен. Какая же я идиотка!

Не буду притворяться: я буквально раздавлена тем, что Вик хочет забыть этот поцелуй. Я вздрогнула, когда он вытер рот тыльной стороной ладони, как будто боялся заразиться какой-нибудь болезнью. Если честно, он мне правда нужен.

Когда он, повернувшись ко мне спиной, выходит из мастерской, мне хочется позвать его назад. Но я просто молча стою на месте. Я провожу пальцами по губам – они еще не остыли от поцелуя. Мое тело ожило, такого ощущения у меня не было уже несколько месяцев, даже боль прошла. Видимо, уровень адреналина поднялся до высочайшей отметки, и я даже не замечаю постоянной тупой боли в спине и запястьях.

Я слышу, как от мастерской отъезжает мотоцикл. Вик снова сбегает.

– Трус, – бормочу я.

Не успеваю я двинуться с места, как входит Айза.

– Привет, – говорит она. – Это Вик только что уехал?

– Ну да, – киваю я.

– И куда это он?

Я не могу сейчас смотреть ей в глаза: она поймет, что что-то произошло. Кроме того, я в таком состоянии, что в любую минуту могут брызнуть слезы.

– Он вроде сказал, что в кино.

– Серьезно? – Айза выгибает бровь.

– Что-то в этом роде, – пожимаю плечами я.

– Ага. – Айза чуть улыбается. – Знаешь что? Я сделаю вид, что поверила. Договорились?

– Вообще-то это было бы здо́рово.

Айза показывает на комбинезон:

– Что-то твоя смена затянулась. Давай закончим на сегодня и ты придешь завтра?

Я оглядываюсь на череду автомобилей, ожидающих сервисного обслуживания. Местные пытаются помочь Айзе удержать мастерскую на плаву, хоть Айза сама признается, что она не эксперт во всем этом.

– Почему вы пытаетесь сохранить мастерскую? – спрашиваю я. – Ведь это не самая легкая и совсем не гламурная работа.

– Из уважения к парню, который мне ее оставил. – Она смотрит на свои руки, перепачканные маслом. – Он хотел, чтобы я была счастлива. В мастерской я чувствую себя нужной, с ней у меня есть цель в жизни. Не знаю… Если бы не эта работа, я бы по-прежнему была в Latino Blood.

– Так, значит, мастерская помогает вам держаться подальше от неприятностей?

Она указывает на рваные, покрытые пятнами масла джинсы:

– Благодаря мастерской я грязная, ну и избегаю неприятностей. Таким, как ты, Моника, не нужно избегать неприятностей. Ума не приложу, зачем ты ходишь сюда. Разве что только из-за Вика.

– Я не хочу об этом говорить.

Она не сдается:

– Конечно, не хочешь. Осмелюсь предположить – только предположить, – что ты готова нарваться на неприятности из-за моего кузена.

Я ПОЦЕЛОВАЛ МОНИКУ ФОКС. Нет, не так. Она поцеловала меня. Поначалу я просто стоял в шоке, не зная, что делать, как какой-нибудь неопытный тормоз. Ее волосы пахли цветами, губы были на вкус как мед, а стоны сводили меня с ума. Было лучше, чем в моих фантазиях, намного лучше.

Какого черта я оказался в таком положении? Монике следовало бы быть дома, а не в автомастерской Энрике. Тогда мне не пришлось бы остаться с ней наедине, и тогда бы не случилось того, что я теперь должен стереть из памяти. Ага, как же! Разве это возможно?

Сейчас я как влюбленный девятиклассник. Сердце бешено колотится, уровень адреналина все выше, и, черт побери, между ног все набухает, лишь вспомню ее пальцы, тянущиеся к моим волосам. Papá прав. Я ничтожество. Что бы я там ни наговорил Монике, но то, что я кинул команду, вдруг начинает давить на меня. Мне будто дали под дых, когда я узнал, что после того, как Трея не стало, они проиграли все матчи. Кроме того, я не только виноват в смерти лучшего друга, но еще и поцеловал его девушку. Вот уж pendejo так pendejo. Всю мою жизнь одна проблема сменяет другую.

До самой темноты я катаюсь по округе. Скользящие тени вместе с криками, которые то и дело эхом отдаются в ночи, напоминают мне, что этот городок не самое безопасное место. Не думаю, что mi papa вообще когда-нибудь был в этой части Фэрфилда. Он воротит нос при виде бедных, будто они порочат общество. Ирония в том, что ребенком он жил в гетто.

Я вхожу в сомнительного вида бар на окраине города. Местечко не для слабонервных: тут и там сидят члены банды, руки у них так и чешутся с кем-нибудь подраться.

– Чего желаете? – спрашивает бармен.

– Да чего угодно. Что вы там наливаете?

Мне нужно забыть о Монике, о команде, о Трее и обо всем случившемся. Мне нужно забыть о своем собственном существовании и напиться вдрызг – неплохой план. Не попросив документов и даже не спросив, сколько мне лет, бармен протягивает мне кружку с дешевым, ужасным на вкус пивом. К тому моменту, когда я приканчиваю еще четыре, эта дрянь уже кажется мне чертовски вкусной.

– Эй, – обращается ко мне какой-то парень. Он заглядывает мне через плечо, чтобы рассмотреть мое лицо. На нем джинсы и майка-алкоголичка в пятнах пива. – А ты не тот мальчишка, что пару недель назад во время тренировки убил фремонтского футболиста Трея Мэттьюса?

Я молчу. Возвращаюсь к пиву.

– Чарли, налей-ка этому парнишке еще пивка, – говорит парень. – Он нам одолжение сделал, когда отправил эту футбольную звезду штата под землю.

Мой кулак летит так быстро, что он не успевает ни пригнуться, ни отшатнуться. Он падает на пол, а меня двое вышибал вышвыривают из бара на засыпанную гравием парковку. Все как в тумане. Четко я вижу только лицо того парня, который трепался про смерть Трея.

Сидя на тротуаре, я падаю, и мир вокруг накреняется. Я пьян. Черт! Можно поехать обратно на мотоцикле, но, честно говоря, не думаю, что смогу добраться, не упав или не сблевав по дороге. Решаю идти пешком, но, как назло, Айза живет на другом конце города. Мысль отсидеться в этой пивнушке была так себе.

Двадцать минут спустя я вваливаюсь в автомастерскую Энрике и сразу направляюсь вверх по лестнице. На диване, где я сплю последние пару недель, сидит Айза. Мой единственный вариант – не реагировать на нее, потому что, как только я открываю рот, чтобы что-то сказать, мозг не знает, какие выбрать слова.

– Где ты был? – спрашивает Айза.

– Нигде, – отвечаю я, пока, пошатываясь, иду к дивану.

– Ты пьяный?

– Надеюсь, что да. – Язык у меня заплетается.

Она несколько раз цокает языком:

– Что бы подумали Дани и Марисса, если бы увидели тебя сейчас?

– Мне до лампочки.

– Ладно, давай по-другому. Что, если бы Дани или Марисса пришли домой пьяными, как ты сейчас?