– Умереть я не боюсь, – говорю я.

Но, по правде сказать, я ужасно напуган, потому что убил лучшего друга. Странно, что копы не ищут меня, чтобы навсегда упрятать за решетку. И поделом. Ну то есть я ведь завидовал жизни Трея – у него была девушка, он был умен и талантлив… С Треем Мэттьюсом все хотели общаться, а от меня многим в нашей школе родители велели держаться подальше. Со мной общаться никто не хочет.

– Я разберусь.

– Вик, ты серьезно? Ты уже целую неделю ничего не делаешь, мне от тебя никакой пользы.

Черт возьми, Моника, как только придет на работу, сразу про тебя спрашивает.

– Она приходила? – Ну то есть я знаю, что она должна была приступить к работе, но думал, что после случившегося она оставит эту затею.

Айза кивает:

– Я все повторяю ей, что тебе нужно побыть одному. Вчера она умоляла пустить ее сюда, хотела с тобой поговорить, но я сказала, что тебе не до разговоров.

– Я не хочу никого видеть. Особенно Монику.

Я не говорю Айзе того, что мне так хочется сказать: парень Моники мертв из-за меня.

Айза замирает и поворачивается ко мне.

– Вик, двое парней из тех, в кого я была влюблена, умерли. И все равно нужно жить. Так больно – жуть, но я продолжаю жить. Каждый день. – Она дотрагивается до моей руки. – Я знаю, каково тебе.

– Никто не знает, каково мне, – говорю я. – Даже ты.

Глава двадцать восьмая

Моника

НА УРОКЕ У МИСТЕРА Миллера сидеть тяжело, в основном потому, что я никак не могу отвлечься от пустого места впереди – места Вика.

– Никто не знает, где Виктор Салазар? – спрашивает мистер Миллер.

– Он куда-то пропал, – отвечает Кэссиди. – Он ни с кем не общается. – Она переводит взгляд на меня. – Правда, Моника?

Я пожимаю плечами. Почему все смотрят на меня? Да, я знаю, где он скрывается. Но я не собираюсь никому рассказывать. Жаль только, что он со мной не разговаривает. Мне его так не хватает.

В школу Вик не ходит уже две недели. Тут и так все плохо – без Трея. А без Вика это переживать еще тяжелее. Даже не знаю, что делать.

Перед пятым уроком я в коридоре останавливаю его сестру Дани. Она болтает с группой девчонок.

– Можно тебя на минутку? – спрашиваю я.

– Ну ладно, – пожимает плечами Дани.

Говорить с ней тяжело. Она ведет себя так, будто для нее цель номер один – убежать от меня. Дани жестом просит подруг подождать.

– Просто я… м-м… хотела спросить, не общалась ли ты с Виком.

– Когда Вик убежал, папа вычеркнул его из жизни, – говорит она.

– А ты с ним не говорила?

Она мотает головой:

– Слушай, Моника. Я с ним не говорила и не собираюсь этого делать. Я пошла.

С этими словами она обходит меня и присоединяется к подругам, так что больше ничего спросить я не успеваю. Мимо идут ученики младших классов.

– А ты слышал, что Вик перед той жестокой атакой нагрубил Трею? – взволнованно делится сплетнями один.

– Не удивлюсь, если он это сделал специально. У Трея было все, чего не было у Вика, – добавляет кто-то другой.

– Не зря ведь говорят: держи друзей близко, а врагов еще ближе. – Это к разговору присоединился третий – одиннадцатиклассник, член футбольной команды.

– У тебя все в порядке? – спрашивает одна из учителей биологии, мисс Голдсмит, заметив, как я уставилась на сплетников. – Может, тебе нужно к школьному психологу?

– Нет, – говорю я, вспоминая объявление о том, что наши психологи, если будет такая необходимость, готовы поговорить с учениками о переживаниях, вызванных смертью товарища.

Смерть Трея оказала огромное влияние на такой маленький городок, как Фремонт, который к тому же специализируется на футболе. Все только это и обсуждают. Конечно, когда я прохожу мимо и меня замечают, все разговоры разом смолкают. Ко мне относятся как к прокаженной, будто я настолько хрупка, что, заслышав имя Трея, переломлюсь помолам.

– Ты расстроена, Моника. Думаю, тебе следует с кем-нибудь поговорить. Идем со мной, – говорит мисс Голдсмит, приглашая меня следовать за ней туда, где располагается школьная администрация.

– Я в порядке, – говорю я, мечтая убежать в противоположном направлении.

Мисс Голдсмит поглаживает меня по спине:

– Я знаю, тебе сейчас нелегко. Не следует отказываться от помощи, даже если тебе кажется, что она не нужна.

Вскоре мы оказываемся в главном офисе.

– Это Моника Фокс, девушка Трея, – шепчет миссис Голдсмит секретарше.

Секретарша кивает, будто поняла, в чем срочность, и спешит к кабинету психолога. Пока я жду, в комнату входит Марисса Салазар.

– Ты не общалась с Виком? – спрашиваю я.

– Нет. – Она разворачивается и уходит. Я смущаюсь еще сильнее.

Не проходит и минуты, как меня приглашают в кабинет миссис Бин. Наш психолог – высокая женщина с рыжими волосами до плеч. Она указывает на стул, стоящий перед ее столом.

– Я очень сожалею о том, что случилось с Треем, – мягко говорит она, голос у нее высокий. – Он был примерным учеником, на которого равнялись одноклассники и которого уважали в обществе. Его кончина на многих оказала влияние.

Не уверена, что миссис Бин довелось разговаривать с Треем, но городок у нас небольшой, и во фремонтской старшей школе все друг друга знают. Миссис Бин сочувственно наклоняет голову:

– Вы довольно долго встречались.

Я киваю. Не стану говорить ей правду о том, что мы расстались и что он изменял мне и принимал наркотики.

– Не хочешь поговорить со мной? – спрашивает она. – Я здесь для того, чтобы выслушать, дать совет или просто подставить плечо, если тебе надо поплакать.

Меньше всего мне сейчас хочется разговаривать, особенно со школьным психологом. Если бы хотела поговорить, то позвонила бы Эштин. Но и ей я не могу сказать правды. Я и про спрятанные за доской фотографии Трея и Зары никому не рассказывала.

– Можно я пойду на урок, миссис Бин?

Она вздыхает. Наверное, сейчас начнет настаивать на том, чтобы я что-нибудь сказала, и неважно, что именно. Но нет: отодвинув стул, она встает.

– Чувства, с которыми ты столкнулась, Моника, нормальны и естественны. Ты скорбишь. Ты только что потеряла молодого человека. Но с каждым днем тебе будет чуть легче. Поверь мне.

– Я надеюсь на это. Спасибо за заботу, миссис Бин, – говорю я.

Я уже собираюсь уйти, но она протягивает мне брошюру.

– Вот, – говорит миссис Бин, вкладывая ее мне в руку. – Здесь описаны стадии переживания утраты. Почитай, Моника. Просто чтобы знать, что ты в этом не одинока.

Выйдя из кабинета, я, как зомби, бесцельно передвигая ноги, иду по коридору. Я впала в оцепенение. Бросаю взгляд на брошюру. Оцепенение не является стадией переживания утраты. Возможно, я все-таки одинока в своем горе. Может быть, я теперь всегда буду одна.

Мне хочется поговорить с Треем, рассказать, как мне тяжело хранить его тайну. Все говорят о том, каким примером для подражания он был, как на него равнялись, каким он был безупречным. Но безупречным-то он как раз и не был. И чем более идеальным кажется Трей, тем сильнее все ругают Вика. Ангел против дьявола.

Я опускаю голову и смотрю в пол – это проще, чем глядеть людям в глаза. Открыв шкафчик в конце дня, я замечаю на нижней полке сложенный клочок бумаги. Разворачиваю и читаю:

«Передай брату, что мне его не хватает.

Марисса».

Глава двадцать девятая

Виктор

НЕ ЗНАЮ, СКОЛЬКО я уже живу у Айзы. Я стараюсь как можно больше спать, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Сейчас снова вечер. В окнах темнота.

– Ты поднимешь наконец свою задницу или нет? – спрашивает Айза, рассматривая себя в маленьком зеркале, которое висит на стене гостиной.

– Не-а.

Айза поворачивается ко мне:

– Эй, Вик, выходи уже из этого состояния. Ну в самом деле, пора прекращать. Ты что, думаешь, Трей одобрил бы такую жизнь? Да ты, если хочешь знать, не уважаешь его память. Он предпочел бы, чтобы ты жил на полную и вернулся к работе.

– А работать здесь – это разве жить на полную? – спрашиваю я.

– Конечно. Эта работа дает мне смысл жизни.

– Да к черту все это, – ворчу я.

Айза пожимает плечами:

– Может, это не самая лучшая работа в твоей жизни, но все лучше, чем валяться круглые сутки в темной комнате, неделями не меняя грязной одежды.

Я смотрю на свои несвежие джинсы и рубашку:

– Мне нравится эта одежда.

– Как хочешь, Вик. Но все же мог бы и помочь нам с Моникой. За все эти годы я уяснила одно: жалеть потом о том, чего не сделал, – отстой.

– Спасибо за совет.

– На здоровье. Сегодня я сижу с детьми Алекса и Бриттани, приду поздно. Хотя ты все равно не заметишь.

Айза уходит, продолжая нести всякий бред про «жить дальше». Повернувшись к ней спиной, я закрываю глаза. Надеюсь, удастся заснуть. Но нет. Черт, вот отстой! Терпеть не могу оставаться один на один со своими мыслями, поэтому стараюсь спать. Но я так много сплю, что организм принимает контрмеры.

Мне нужно пробежаться, чтобы сильно устать и свалиться замертво на диван. Я спускаюсь в мастерскую, радуясь, что Айзы нет. Не знаю пока, куда я направляюсь. Мне просто нужно пробежаться по городу, проветрить мозги. Я добегаю до старшей школы и обратно, внимательно наблюдая за тем, что происходит вокруг меня в этом дурацком городке.

Вернувшись в мастерскую Энрике, весь в поту, готовый завалиться спать, я замечаю на парковке девушку. Она в черном худи, которое скрывает часть лица. Догадка меня осеняет, когда я замечаю длинные густые волосы, выглядывающие из-под капюшона, и пухлые губы, которые узнаю не только при свете дня, но и в темноте. Моника Фокс. Напрасно я старался стереть из памяти, как она, закрыв ладонями рот, рыдала, когда скорая увозила Трея.

Черт! Я не хочу никого видеть. Особенно Монику. К сожалению, у меня нет выбора.