Нельзя сказать, чтобы доктор Вернер обрадовался появлению княжны Репниной за кулисами театра. Он уже давно мечтал стать свидетелем разоблачения шарлатана-гипнотизера и потому с легкостью согласился войти в число экспертов, которые станут оценивать его выступление. Доктор Вернер, как и большинство его коллег, считал сеансы гипноза трюкачеством и отчасти сговором и желал лично убедиться в действенности общения мага с потусторонним миром и человеческим подсознанием.

Еще загодя, едва только слухи о возможном приезде в Россию Людвига Ван Вирта, достигли медицинских кругов Петербурга, в среде пациентов доктора Вернера и его товарищей по цеху возникло брожение, которое подогревалось ажиотажем, всколыхнувшем столичную общественность. Гипнотизер, повсюду имевший невероятный успех у экзальтированной части женского населения, воспринимался многими дамами как фигура мистическая и оттого — желанная. Это, несомненно, порождало скепсис у мужчин и, как следствие, — потребность к разоблачению, давшую жизнь идее присутствия на сеансе магии авторитетных петербургских медиков, которые и сами были не прочь унизить выскочку и уже заранее предвкушали торжество научной мысли.

— А ваши проблемы не могут подождать? — не очень любезно осведомился у Наташи доктор Вернер, когда она настоятельно потребовала, чтобы он немедленно отправился вместе с нею в дом ее родителей.

— Нет, — взволнованно настаивала Наташа, — дело очень важное. Моя родственница, баронесса Корф серьезно заболела.

— Но я днями, навещая Елизавету Петровну, виделся с ее сестрой, и Анастасия Петровна показалась мне вполне здоровой, — удивился доктор. — А что она говорит, какие называет симптомы?

— В том-то и дело, что она не говорит! — воскликнула Наташа. — И никого не узнает, только бормочет что-то непонятное и зовет погибшего отца. Она как будто в беспамятстве и вы глядит ужасно!

— Странно, странно, — пробормотал Вернер, все еще беспокойно оглядываясь на коллег, не без споров о старшинстве занимавших места на сцене — в ряду, специально устроенном для них по этому случаю. — Итак, вы говорите, баронесса плоха?

— Очень плоха, Игнатий Федорович (доктор поморщился — немецкое Теодорович плохо приживалось среди его высокопоставленных клиентов), — настойчиво и с заметным раздражением повторила Наташа, и доктор понял, что дальнейшее уклонение от исполнения своих прямых обязанностей впоследствии может быть неправильно истолковано Репниными, все еще имевшими вес при дворе, тем более в свете отношений между княжной и… сами понимаете, кем.

— Хорошо, хорошо, — с досадой сказал доктор и, кинув последний, полный неподдельной зависти к более удачливым коллегам взгляд, бросил стоявшему неподалеку служителю, всего несколько минут назад принявшему у него цилиндр. — Подайте! Я уезжаю.

В доме меж тем царила тихая паника. Анну с помощью слуг перенесли в спальную, но раздевать не решились — ждали доктора. Лиза, сидевшая на кровати рядом с сестрой и державшая Анну за руку, все время поглядывала на часы — ей казалось, что время остановилось и ничего не происходит. Прибежавшая от детской Варвара пыталась было запричитать, но Татьяна так шикнула на старуху, что та тотчас же затихла и, сев в ногах Анны, принялась растирать ей оледеневшие ступни. Татьяна хотела ее прогнать — как бы старая хуже не сделала, но Варвара посмотрела на нее грозно и буркнула — и не таких возвращала!

Наконец, появились Наташа с Вернером, и тот первым делом прогнал от кровати Анны всех, позволив остаться только Татьяне, которая подавала ему воды для рук и полотенце. Остальные ждали в гостиной, и Наташа, как самая выдержанная, то и дело успокаивала и подбадривала близкую к обмороку Лизу и косилась на все что-то бормотавшую Варвару. И лишь когда Игнатий Теодорович вышел, проведя у постели больной по их ощущению довольно много времени, в гостиной воцарилась тишина, и все воззрились на доктора с надеждой и одновременно опасением — выражение его лица явно не обещало им хороших новостей.

— Итак, — не выдержала Наташа, когда доктор с ее разрешения присел в кресло и принялся в растерянности почесывать гладко выбритый подбородок. — Что вы скажете, Игнатий Федорович? Что с ней?

— Боюсь, дорогая княжна, — после некоторой паузы сказал доктор, — что вы были правы. Анастасии Петровне действительно плохо и, не побоюсь утверждать, — даже очень плохо. Что же касается диагноза, то я подозреваю у нее удар.

— Настю убили? — вскричала Татьяна.

— Вы слишком наивны, дитя мое, — покачал головою доктор. — Это совсем другое. Я внимательно осмотрел ее голову, руки и ноги — на теле нет никаких следов ушибов или борьбы. Единственное заметное мне изменение — это мускульное искажение с правой стороны лица, которое вызвало деформацию очертаний, что послужило причиной ваших слов, Наталья Александровна, о том, что это как будто и не она.

— Но что могло вызвать его? — прошептала Лиза.

— То, что я уже обозначил как удар. — Доктор с сочувствием посмотрел на нее. — Я подозреваю, что у Анастасии Петровны случился прилив головной крови. И в ее состоянии присутствуют все признаки к тому. У нее повышена температура тела, но при этом не наблюдается никаких симптомов простуды. Внимание рассеяно и заторможено, наличествует речевая дистрофия и паралитическая амнезия. Она практически не способна контролировать свои действия и главное — движение, координация, в той мере, какой она должна быть у нормального здорового человека, отсутствует, и все это весьма и весьма печально. Однако если говорить о причинах этого заболевания, то я могу лишь предполагать их. Науке известно только то, что, как правило, удары происходят спонтанно и по двум основным причинам. Во-первых, бывает фамильная склонность к чрезмерному давлению в сосудах крови, мы не раз сталкивались со случаями, когда дети умирали в том же возрасте, что и один из родителей, наделенных этим заболеванием.

— Но в нашем роду ничего подобного замечено не было, — растерянно сказала Лиза.

— Тогда остается только одно, — кивнул доктор. — Вполне возможно, что удар был вызван сильными переживаниями и волнениями, которым подвергалась ваша сестра в последний год и даже несколько дней…

— О да! — кивнула Наташа, которая в общих чертах уже знала о той борьбе, что Анна вела с самозванцем.

— А так как никто не может проконтролировать процесс накопления этих самых отрицательных эмоций, то нельзя и предугадать, когда случится кровоизлияние, — между тем продолжал доктор. — Разве только кто-то или что-то могло подтолкнуть его к ускорению. Кстати, вы не пытались узнать, что предшествовало заболеванию Анастасии Петровны?

— В том-то и дело, — развела руками Наташа, — что для таких подозрений у нас нет оснований. Женщина, с которой она ходила в церковь и оснований не доверять которой у нас нет, утверждает, что баронесса прекрасно чувствовала себя. У нее было столько планов, и мы ждали ее, чтобы вместе отправиться в театр. И вдруг — такое!..

— Что же, — смущенно улыбнулся доктор. — Это лишний раз говорит за то, что диагноз поставлен правильно. И я могу только сожалеть, что в свое время прохладно отнесся к тому, что баронесса не позволила себя осмотреть после возвращения в Петербург. Быть может, тогда мне бы удалось заметить какие-то симптомы, и я настоял бы на отдыхе, который единственно способен предотвратить подобный удар.

— Однако у нее есть шанс вернуться к здоровой жизни? — скорее потребовала, чем спросила Наташа.

— Шанс есть всегда, если на то будет воля Божья, — развел руками доктор. — Пока же мы бессильны немедленно восстановить все, что было разрушено при кровоизлиянии. Мозг человека — одна из величайших Его (Вернер многозначительно поднял к небу указательный палец) тайн, и нам не дано проникнуть в природу происходящего в человеческой голове.

— И что же — ничего сделать нельзя? — глухим от страдания голосом спросила Лиза, и Наташа немедленно подошла к ней, чтобы поддержать, понимая, что та близка к отчаянию.

— Еще раз повторяю — единственное лечение — отдых, — твердо сказал доктор Вернер, — в связи с чем, я пропишу сейчас лекарство, которое позволит баронессе постоянно находиться в глубоком сне, и прошу вас не торопить события и дать Господу возможность проявить свое благоволение к несчастной. Далее — настоятельно рекомендую никого к ней не допускать, особенно детей, — лишние эмоции могут вызвать рецидив болезни. Особо накажите слугам, чтобы высоко не ставили под ее головою подушку и, когда станут сейчас раздевать, то советую просто разрезать на баронессе одежду, чтобы не потревожить ее. Кормить больную следует легкими отварами с ложечки в перерывах между приемами лекарства. Что же касается сегодняшнего осмотра, то я сделал Анастасии Петровне надрезы — кровопускание позволит несколько ослабить давление в голове.

— Скажите, Игнатий Федорович, — задумчиво произнесла Наташа, — то, как вы описали действие удара, заставляет меня предположить, что даже если Анастасия поправится, то не скоро и не обязательно с тем же результатом, то есть с тем же состоянием, в каком была до этого случая?

— Вы спрашиваете, будет ли она нормально двигаться, говорить и, в конце концов, узнавать родных и близких? — вздохнул Вернер. — Увы, именно этой гарантии я вам как раз дать и не могу. Амнезия — одно из самых тяжелых последствий подобных болезней, так что ваши опасения на этот счет не случайны и вполне закономерны.

— И что же нам теперь делать? — заплакала Лиза, и тяжелый, мокрый кашель вновь вернулся к ней.

— То, что я уже рекомендовал, плюс — терпение. — Доктор поднялся, давая понять, что его возможности исчерпаны. — Но лично вам, уважаемая Елизавета Петровна, я бы советовал в определенном смысле составить вашей сестре компанию — доза лекарства, которое необходимо давать баронессе и которую я указал в рецепте, достаточна для двоих. Буду вам признателен, Наталья Александровна, если вы проследите за тем, чтобы и княгиня тоже регулярно принимала снотворное, она, как и прежде, нуждается в отдыхе, скоромном питании и хорошем уходе. Я же буду навешать вас через день и возможно приглашу для консилиума одного из своих коллег…