— Значит, так ты со мной? — только и смог вымолвить Никита, наскоро пробежав глазами письмо Андрея. — Барин опять поманил, а ты сразу и побежала? Врать начала, а, если бы я из Петербурга задержался, так и ушла бы, ничего не сказав, не попрощавшись? Так ты меня отблагодарить решила за то, что помог тебе в трудную минуту, что поддержал тебя, когда Андрей Петрович от тебя отступился?

— Не отступался он от меня! — воскликнула Татьяна. — Его заставили! А любит он меня! Он и прежде мне замуж предлагал, да невеста его словно почуяла что-то, на крыльях принеслась, разметала нас, рассорила.

— Но ведь венчался он сегодня, — Никита с недоумением посмотрел на нее. — А ты, что, в наложницы подалась?

— Не женился Андрей Петрович! — с вызовом бросила ему Татьяна. — Видать, у невесты его совесть проснулась, отказалась она от свадьбы. Прямо в платье подвенечном, из кареты не выходя, в столицу уехала с маменькой и папенькой.

— Кто же такое сочинил? — вздрогнул Никита.

— Сорока на хвосте принесла, — буркнула Татьяна и потом пояснила:

— Дмитрий Варваре на кухне рассказывал. Говорят, Андрей Петрович не в себе сделался — в комнате заперся, ни с кем разговаривать не желает.

— А с тобой, решила, станет поприветливей? — зло спросил Никита.

— Он меня ждет, — глаза Татьяны засветились торжеством и радостью. — Вот письмо красивое прислал, прощения просит, хочет, чтобы мы вместе жили и ребеночек наш в незаконных не ходил.

— Спасибо тебе на добром слове, — с обидой поклонился ей Никита. — Как нужен был, так обещала, что родным отцом дитя звать будет, а как снова барин поманил — не родной стал и немилый?

— Господи, Никита! — Татьяна встала и с покаянным видом приблизилась к нему, заглянула в глаза. — Прости ты меня, грешную! Виновата я перед тобой, но сделать ничего над собою не в силах. Люблю я его, пуще жизни люблю. Нет мне без него ни покоя, ни счастья. Андрей Петрович для меня единственный и родной, и ребеночек наш — по любви, Богом данный. Это свадьба его супротив чувства была, ведь любит он меня, как и я, почитай, с самого детства.

— Неужели ты думаешь, что княгиня Долгорукая позволит сыну на бывшей крепостной жениться? — Никита с сомнением покачал головой. — Да и князь не больно прыток на такие подвиги, свою-то он Марфу бросил, слышали мы эту историю.

— А мы с Андрюшей уедем, — смело вскинула голову Татьяна. — Сами жить станем, где нас и не знают совсем. Заживем ладно, будем маленького растить.

— Какая же ты наивная, — вздохнул Никита. — Да разве так бывает, чтобы все, как по писанному? Только в сказках, да и среди них со счастливым концом больно мало найдешь.

— Послушай, — взмолилась Татьяна, — вот, скажем, если бы тебе вдруг Анна сейчас написала да за собой позвала, не бросился бы ты к ней, позабыв обо всем?

— Твоя правда, — грустно кивнул Никита. — Но она меня не позовет.

— Ты же сам сказал, что они с бароном расстались, — удивилась Татьяна.

— Может, и расстались, — пожал плечами Никита. — Да если что в их отношениях изменилось, то меня не касается. Потому что Анна ко мне никогда не изменится. Я ей всегдашний друг, по театру приятель, а любит она другого…

— Вот и я Андрея люблю, — просительно прошептала Татьяна. — Я ведь тебя не обманывала, Никитушка. Я за тебя по большому горю собиралась, чтобы ребенку позором глаза не кололи, да с глаз Андреевой невесты подальше уехать, и себе сердце не рвать.

— И то правда… — устало произнес Никита. — Вот и рассуди, что мне теперь, когда Андрей один остался, гордость свою перед ним выпячивать? — Татьяна покачала головой. — Да и нет у меня той гордости! Все бы отдала, чтобы рядом с ним быть.

— А, была ни была! — Никита махнул рукой. — Давай соберем твои вещички, и отвезу я тебя назад. Пусть хотя бы ты будешь счастлива!

Никита решительно собрал с пола оставшиеся вещи, накрепко затянул узел и протянул Татьяне руку. Она с благодарностью приняла его помощь, и они вместе вышли из комнаты. Никита деловито снарядил сани, устроил в кошеве Татьяну с узлом и потеплее. И взнуздал лошадку, чтобы шла побойчей.

Всю дорогу до имения Долгоруких Татьяна дремала в санях, представляя себе картины их будущей жизни с Андреем. Вот войдет она в дом, Андрюша прижмет ее к груди и обнимет нежно, потом поцелует, прикоснется к округлившемуся животу и ласково поздоровается с малышом. А ее назовет женою при всех и защитит от недоброго взгляда Марии Алексеевны.

Татьяна была уверена, что и Лиза, и Соня встретят эту новость с сочувствием, в их доброжелательности она и не сомневалась. Да и князь Петр — неужели он восстанет против родного внука? Татьяна медленно покрутилась с боку на бок в огромной дохе, в которую ее завернул Никита, — в последнее время она стала чувствовать: внутри нее что-то происходит. Жизнь, которая зародилась в ней, начала пробуждаться и все чаще давала знать о себе. И осознание этого делало ее гордой и ответственной за судьбу нового человечка.

Татьяна вздохнула. Ничего, маленький, теперь нам уже не будет страшно, мы все окажемся вместе — я, ты и наш папа, любимый мой Андрей, свет мой в окошке, душа моя!

Уже въехав во двор, Никита заподозрил неладное — огней в доме почти не было, и кругом стояла не правдоподобная тишина. Татьяна, очнувшаяся от своих сладких грез, тоже заволновалась, и дите в унисон сердечным скачкам принялось потихоньку бузить в животе. Никита поддержал ее при сходе из саней, поднял узел с вещами и стал поддерживать на ступеньках, кабы чего доброго не поскользнулась.

Первыми навстречу им попались Аксинья да Дмитрий — тихие и удрученные. Татьяна кинулась к ним, но Аксюша вдруг заслезилась и убежала куда-то, а Дмитрий кивнул Никите хмуро и неодобрительно, словно говоря: не до тебя, мол, парень, не до разговоров нам.

Татьяна его остановила.

— Если мы некстати, так и скажи, не чужие, поди. А чтобы не мешались, отведи меня скорей к Андрею Петровичу, он ждет меня, ты же сам мне письмо его давеча привозил.

— Опоздало то письмо, — с ходу брякнул Дмитрий. — А к барину пока чего ходить — вот обрядят его, в церковку вынесут, тогда и прощайся!

— Ты что мелешь?! — воскликнул Никита, едва успевая поддержать покачнувшуюся Татьяну. — Беременная она, ей волноваться нельзя, забыл?

— И то, чего это я — так сразу, без подходу, — виноватым тоном произнес Дмитрий. — Простите вы меня, да только все сейчас в доме, как помешанные. Горе у нас — Андрея Петровича убили…

— Не-ет… — простонала Татьяна. — Врешь, живой он, он звал меня, он ждет!

— Давай-ка ее отведем туда, — почесал в затылке Дмитрий, обращаясь к Никите. — И не шучу я — барин твой, барон, с Андреем Петровичем повздорили, говорят, да Владимир Иванович в гневе нашего-то и застрелил. Не сразу, правда, умер — мучался еще, доктор Штерн приезжал, да все напрасно. Помер Андрей Петрович, как есть крест, помер!

— А-а-а… — Татьяна, казалось слушавшая его вполуха, завыла тихонько и вцепилась в Никиту.

— Нет, не может быть, не верю я, жив он! Андрюша, сердце мое!..

— Танечка, милая, успокойся, — Никита обнял ее и стал гладить по голове. — Коли так случилось, ничего не попишешь. Может, вернемся домой, а?

— Никуда я с тобой не пойду! — Татьяна зло и с силой оттолкнула его. — Я здесь останусь. Место мое — подле него, и, если Андрей умер, то и я умру. Сяду рядом и умру.

— Совсем баба сдвинулась, — покачал головой Дмитрий, — как бы кричать не начала, скандалу не оберешься. Прошли бы вы куда, да куда? Комната ее теперь под Сычихой. Давай я за Лизаветой Петровной схожу, пусть она решит.

— А ты чего приперлась? — раздался противный и резкий голос Полины. — Ступай вместе с женишком своим обратно, к хозяину-убивцу.

— Совести у тебя, Полина, нет, — рассердился Никита. — Видишь, плохо женщине, а ты свирепствуешь. И потом, с каких это пор твой барин тебе не хозяин?

— Не будешь с Анькой по столицам разъезжать! — усмехнулась Полина. — А то бы знал, что я нашла своих родителей, и отец мой — князь Петр Михайлович Долгорукий! Так что я нынче вольная и в доме этом, как дочь, принята. А барон твой теперь — убийца и посажен в тюрьму за то, что Андрея Петровича загубил.

— Не мог он, — недобро покосился на Полину Никита. — Барин не из таких, он против друга ни в жизнь не пойдет.

— Это он пусть на суде объясняет, — хмыкнула Полина, — а мне он больше не указ. Я сама здесь хозяйка…

— Не рановато ли обрадовалась, девушка? — в коридор вышла Лиза. Полина зыркнула на нее острым глазом и удалилась восвояси. — Здравствуй, Танечка, здравствуй, Никита… Вот такая у нас приключилась беда.

— Как же это? — Татьяна заплакала: по глазам и лицу Лизы она поняла, что надежды больше нет, как нет в живых и Андрея.

— Что случилось, того не вернешь, — прошептала Лиза, подойдя к Татьяне и взяв ее за руку. — Потерю эту не измеришь, и не изменишь ничего. Мне тоже страшно, и пусто на душе. Но мы должны жить и думать, что Андрей теперь в лучшем мире, и покой окружает его.

— Пусть он возьмет меня с собой, — прошептала Татьяна.

— Не смей так говорить! — нахмурилась Лиза. — Ты не одна, ты обязана думать о ребенке. Андрей бы тебе иного не простил. Лучше идем со мной, я отведу тебя в комнату Сони, Никита отнесет твои вещи, а потом я попрошу кого-нибудь покормить тебя.

— Я не хочу есть, — устало произнесла Татьяна, — я хочу увидеть его.

— Лучше попозже, когда мы станем прощаться, — кивнула Лиза. — Но я опасаюсь, что это будет слишком тяжелое зрелище для тебя. А вдруг что случится с ребенком?

— Ты запрещаешь мне увидеться с ним? — вздрогнула Татьяна, но под укоряющим взглядом Лизы сникла и покорно пошла следом за ней.

Никита тяжело вздохнул и поднял узел с ее вещами, Дмитрий сердобольно покачал головой — что-то все же с этим домом неладно. Как будто проклятье лежит на роду Долгоруких, даже и не упомнить, были хотя бы когда спокойные дни?