— Теперь-то вы понимаете, что такое переживать за своих близких? — тихо сказал Бенкендорф, наклоняясь к самому уху Корфа. — А как, по-вашему, должен чувствовать себя Государь, зная, что по дворцу разгуливает женщина, которая грозит подорвать устои монаршей семьи и государства?

— На уроках закона Божьего меня учили, что любовь созидает мир, а не разрушает его.

— А вы еретик, барон, — усмехнулся Бенкендорф. — Я не против любви. Я возражаю, если ею пользуются, как орудием давления на того, кого любят.

— А разве не это вы сейчас пытались проделать со мной? — Корф с вызовом поднял глаза на Бенкендорфа.

— Если бы вы действительно любили, то вели бы себя более благоразумно и не отказались от сотрудничества. Подумайте над этим, барон, а пока я немного пообщаюсь с вашей возлюбленной… Простите, воспитанницей вашего батюшки, благослови Господь его душу!

Владимир вздрогнул и сам не понял — то ли от резкого стука входной двери, то ли от ужаса…

* * *

— Так вы утверждаете, что госпожа Болотова — не госпожа Болотова? — с сомнением покачала головой Анна.

— Хуже того, и барон Корф об этом знал, — Бенкендорф с интересом посмотрел на Анну.

— Я не верю, что Владимир Иванович мог принимать у себя в доме человека, которому запрещен въезд в Россию. Его семья всегда была лояльна и отличается добропорядочностью.

— Дорогая моя, вы или слишком наивны и доверчивы, или… — Бенкендорф улыбнулся. — А кто занимался с вами актерским ремеслом?

— Иван Иванович Корф, он обучал меня драматическому искусству, — спокойно пояснила Анна. — А какое это имеет отношение к вашим вопросам о госпоже Болотовой?

— Так, почудилось что-то, не обращайте внимания, — махнул рукой Бенкендорф. — И какие же отношения были между бароном и его гостьей?

— Мне показалось, романтические.

— Связь, да? Что ж, я этого не исключаю. Ведь борон Корф дрался из-за нее на дуэли… Знаете, он, по-моему, принадлежит к тем мужчинам, кто легко играет чувствами. Удовлетворяя свое самолюбие, а, возможно, и вашу привязанность к нему, он тоже умело использовал и вас в этой игре. А вы, разумеется, не догадывались, что происходило на самом деле. А на самом деле — он помогал польской шпионке.

— Боже мой, да зачем же он стал бы это делать? — продолжала удивляться Анна.

— Честно говоря, мне и самому не хочется верить, что барон замешан в политических интригах. Я весьма расположен к нему — боевой офицер, смелый, честный. Помогите ему!

— Я? — растерялась Анна.

— Конечно, поговорите с ним, убедите признаться. Я готов поклясться, что, желая оправдаться перед вами, он расскажет все. Все, как было, как есть. Хорошо?

Анна кивнула. Она казалась прелестным перепуганным ребенком с лучистым взглядом огромных голубых глаз. Бенкендорф еще раз внимательно заглянул в эти глаза и кивнул Анне:

— Следуйте за мной.

— Мне разрешили повидаться с вами, — робко промолвила Анна, входя в ту комнату для допросов, где сидел Корф.

— В этом не было никакой необходимости, — сухо сказал Корф и отвернулся.

— Владимир Иванович! — Анна бросилась ему на шею. — Скажите им, скажите… Ведь вы же не виноваты! Это все та ужасная женщина… Она обманула вас? Эта польская шпионка?

— Анна, опомнитесь… — растерялся Корф. — Неужели они и вам заморочили голову? Ту женщину зовут Елена Болотова.

— Я хочу вам помочь, — едва слышно шепнула Анна Корфу и тотчас снова заговорила намеренно громко и отчетливо:

— Откройтесь мне! Расскажите вашу тайну!

— Боюсь, что никакой тайны нет, — пожал плечами Корф.

— А я боюсь, что мне придется задержать эту очаровательную особу, если вы не одумаетесь, — в комнату вернулся Бенкендорф и, обернувшись к Анне, зааплодировал. — Браво! Старый барон Корф недаром считался среди театралов хорошим знатоком искусства перевоплощения. Однако вы зря старались, сударыня. Легковерных зрителей здесь нет.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — смутилась Анна.

— Нет, понимаете! Мне кажется, что вы тоже замешаны в этом заговоре и пытаетесь выгородить своего сообщника. Так сколько заплатила вам эта Калиновская?

— Да как вы смеете?! — закричал Корф. — Анна здесь совершенно ни при чем!

— А кто при чем? — Бенкендорф немедленно подошел к нему ближе и заглянул в лицо. — Расскажите, наконец, все как есть, барон, и тогда это прелестное создание, вероятно, избежит тюрьмы.

— У меня гостила Елена Болотова, и я настаиваю…

— У вас нет права настаивать, — жестко оборвал его Бенкендорф. — Барон, вам не кажется, что мы все время ходим по кругу? Я жду от вас совершенно других слов, или мне придется задержать госпожу Анну Платонову.

В этот момент в дверь постучали, и вошел адъютант Бенкендорфа.

— Александр Христофорович, Его Величество передал для вас этот документ.

— Давайте, — с некоторым неудовольствием сказал Бенкендорф, которого прервали на самом важном моменте допроса. — Что это?

— Приказ об освобождении от преследования барона Владимира Корфа и актрисы госпожи Анны Платоновой.

— Мы свободны? — не веря своему счастью, воскликнула Анна.

— Именно так, — сдержанно подтвердил Бенкендорф. — Вы можете идти.

Обсуждать приказы государя или подвергать их сомнению он не мог и не умел. И по недолгому размышлению решил, что это — даже к лучшему. Офицеры, проводившие обыск в зале во время бала, не смогли найти Калиновскую. Не исключено, что она так и не решилась появиться на балу, а значит… Значит, только Корф может привести его к беглянке. И если Калиновская до сих пор в Петербурге, она либо предпримет еще одну попытку встретиться с наследником, либо решит, что упустила свой шанс, и попытается бежать.

Бенкендорф вызвал адъютанта и велел составить уведомление для всех городских застав относительно Калиновской — описание, возможную одежду и особые приметы — едва уловимый польский акцент…

— Итак, мы снова вместе и вольны ехать, куда пожелаем. Куда вы хотели бы поехать, Анна? Впрочем, что я говорю? — сказал Корф, выходя на улицу и поднимая воротник своей шубы. — Вас ждет сцена. И сегодняшний успех — лишь малая толика того, что ожидает вас в Императорском театре.

— А куда намерены ехать вы, Владимир? — тихо спросила Анна.

— Я собираюсь вернуться в Двугорское. Здесь мне более нечего делать. Ольга, судя по всему, сбежала, и теперь ее уже не догнать. Если у нее хватило здравомыслия, то она вернулась домой, если нет — значит, направилась навстречу своей гибели.

— Почему она обязательно должна погибнуть? — удивилась Анна.

— Она любит, и любит безумно, а это — прямая дорога в ад. Уж мне-то сие известно лучше всех.

— Так вы любили ее?

— А кто вам сказал, что я говорю об Ольге?

— В таком случае, вы, по своему обыкновению и присущему вам эгоизму, опять подумали, только о себе и один решили за всех, — Анна остановилась, и Корф вынужден был остановиться рядом с ней.

С залива потянуло ветром, и принялась припорашивать метель. Анна спрятала лицо в высокий воротник и вздохнула.

— За всех? — переспросил Корф. — Я помню, вам не нравилось, когда я принимал решения за вас.

— Я поняла, что ошибалась.

— Повтори… — Корф взял Анну за плечи и повернул к себе лицом. Анна с трудом разлепила покрывавшиеся инеем ресницы, и Корф смутился под ее пристальным и все понимающим взглядом. — Повторите, Анна, что вы сейчас сказали.

— Мне кажется, что, принимая решение уехать в имение, вы, по непонятной мне причине, оставляете дома самую важную часть вашей жизни.

— А разве у меня есть такая? — не веря своему счастью, прошептал Корф.

— Да, и, по-моему, это — я, — решительно сказала Анна.

— Но… Как же театр? Вы не можете вот так все бросить и уехать? В глушь, в деревню, с опальным и разжалованным дворянином, оставшимся без гроша в кармане и без надежд на будущее?

— Могу, — кивнула Анна. — Вы молчите? Почему? Вы боитесь?

— Н-нет… — пробормотал Корф.

— Так вы возьмете меня с собой?

— Да, черт возьми! Да!..

* * *

— Мари! Мне сказали, вы уезжаете? — Александр вбежал в комнату принцессы, не помня себя от горя и растерянности. — Как это могло случиться? Чем я обидел вас?

— Боже, ваше высочество, — вздохнула Мария, — вас неверно информировали. Наши договоренности в силе, я просто попросила императора разрешения навестить родной Дармштадт.

— Договоренности? — ужаснулся Александр. — Вы говорите так, словно решение о свадьбе было подписано, как пакт о ненападении. А я говорю с вами о чувствах… О тех, что вы испытываете ко мне, и о тех, что я питаю к вам.

— Послушайте, Александр Николаевич, — умоляющим тоном сказала Мария, — помните, вы говорили мне на балу: наша любовь зависит от умения доверять друг другу. Прошу вас, не задавайте мне вопросов. И просто поверьте, что моя любовь к вам неизменна, и я вернусь в Россию, чтобы до конца пройти с вами тот путь, что предначертан мне судьбой.

— Мари, поверьте, я не хочу причинять вам страдания, мне лишь жаль, что наш последний перед вашим отъездом разговор получился таким печальным. И я хочу, чтобы вы тоже знали — в моем сердце нет места другой женщине. Мне нужны только вы. Вы напишете мне?

— Я буду вам писать, — кивнула Мария. — Часто, очень часто…

Потом она жестом дала понять Александру, чтобы он оставил ее. И, едва за ним закрылась дверь, выплеснула все эмоции, мучившие ее весь этот кошмарный вечер — упала головою в подушки и разрыдалась.

А Александр вернулся к себе. Войдя в кабинет, он заметил у стола какого-то человека в костюме пажа. Александру показалось, что это одна из ищеек Бенкендорфа, и он, сделав вид, что вооружен, постарался придать своему голосу максимум твердости и приказал: