Когда Репнин пришел в себя, то увидел над собой красивую молодую, черноволосую женщину с большими карими глазами в окружении длинных бархатных ресниц.

— Долго ты, барин, без памяти лежал, — ласковым, грудным голосом сказала она.

— Кто ты? — не понял Репнин. Последнее, что он запомнил, — страшный взгляд цыгана там, в избушке. А потом он почувствовал резкую, сильную боль и потерял сознание.

— Я — Рада, сестра Седого.

— Какого седого?

— Того, кто ранил тебя. Он наш вожак, Седой — его прозвище. Или уже забыл, с кем дрался?

— Я не дрался — это он хотел меня убить, — Репнин, наконец, огляделся.

Он лежал на какой-то подстилке в шатре, накрытый мягкой на ощупь тканью, но без одежды, с перебинтованы торсом.

— Рана не опасная, — поймала его взгляд Рада. — Седой неглубоко задел, до свадьбы заживет.

— Где я?

— У нас, в таборе — здесь для тебя безопасно. Здесь никого нет, кроме нас.

— А твой брат?

— Скоро вернется. А пока велел, чтобы я о тебе позаботилась. Лежи смирно, барин. Слаб ты еще.

— Я должен идти… — Репнин хотел привстать, но голова закружилась.

— Ты должен лежать, — Рада мягким движением заставила его лечь снова. — Будешь меня слушаться — скоро поправишься.

— Значит, твой брат поверил, что я не собирался его убивать?

— Мне нет дела до мужских споров. Я другое вижу — красивый ты, барин!

Репнин собирался возразить и неловко пошевелился, боль тут же дала о себе знать, и Михаил поморщился.

— Терпи, золотой, — успокаивающе прошептала Рада. — Такая боль скоро проходит. Плохо, когда сердце болит от любви. Эти раны долго не заживают. Но твоя скоро затянется.

— Ты колдунья?

— Нет, я простая цыганка, — Рада заглянула ему в лицо. — Скажи, а та, в твоем сердце, кто она?

— Самая прекрасная женщина на свете.

— Любишь ее?

— Больше жизни.

— Но если все же не заладится у вас, — вспомни про меня.

— У нас заладится, — убежденно сказал Репнин. — Она тоже меня любит. Я буду просить ее руки. Если, конечно, твой брат прежде не убьет меня.

— Не стану я тебя убивать, — прозвучал рядом уже знакомый Репнину голос.

В шатер вошел Седой. Рада передвинулась ближе к Репнину и поправила под ним некое подобие подушки, чтобы тому было легче видеть и разговаривать.

— Один раз ты уже пытался…

— Разве я знал, кто ты есть на самом деле? Хороший человек не станет с Забалуевым дел иметь.

— Однако ты и сам этого не избежал.

— Я не затем тебя спасал, чтобы ссориться с тобой. Я тебе кое-что показать хочу. Смотри, — Седой достал из кожаной сумки флакон. — Догадываешься, что это?

— Это… — понял Репнин.

— Яд, — кивнул Седой. — Смертельный. Из Индии привезен. Недавно точно такой же флакон у меня купил Забалуев. В том флаконе тоже был яд.

— Если бы купил, — вставила свое слово Рада. — Взял под честное слово. Он Седому деньги должен, а отдавать не хочет.

— Когда это случилось?

— За несколько недель до того, как убили барона. Я ему сказал, что во флакончике смертельный яд. Но его яд вовсе не интересовал, он только на флакончик позарился.

— И хлыст тогда же взял, — припомнила Рада.

— Яд и хлыст мне по наследству от дяди остались, — пояснил Седой. — Это семейная реликвия, наши предки из Индии вышли, а кочуют теперь по всему свету. Дядя говорил — яд очень сильный, чтобы человека на тот свет отправить одной капли довольно.

— Барону больше и не потребовалось, — тихо сказал Репнин.

— Он и нас убить пытался, дрянь-человек! Он у меня узнает, как наказывают обманщиков!

— Держись от него подальше, Седой, боюсь я за тебя!

— Нет, Рада, — покачал головою Седой. — Этого я ему не спущу. Он слово нарушил и денег не отдал, немало денег.

— Теперь мне все понятно, — приподнялся на подушках Репнин. — Он назначил нам встречу в один и тот же час, рассчитывая, что мы убьем друг друга. И каждый унесет свою тайну в могилу. Но если доказать его вину, Забалуева арестуют! В тюрьме он никому уже не сможет навредить.

— В этом я тебе не помощник! Кто поверит словам цыгана?

— Надо добыть доказательства! Он же где-то хранит остатки яда!

— Смелый ты, барин, но у меня с Забалуевым свой расчет будет. За свою жизнь я и гроша не дам, а этому старому обманщику отомщу.

— Для того чтобы свершилось правосудие, Забалуев должен остаться жив! — воскликнул Репнин.

— Обещать не могу. Тот, кто мне смерть готовил, ее сам и получит.

— Послушай, Седой, за то, что он сотворил, смерть ему будет только избавлением. Оказаться в тюрьме для Забалуева — гораздо большее наказание.

— Может, ты и прав…

— Он хитрый, опасность издали чувствует, — предупредила Рада.

— От меня не уйдет. Я его из-под земли достану! — с угрозой в голосе пообещал Седой.

— Мне надо идти, — Репнин решительно отдернул ткань, но вспомнил, что не одет.

Рада улыбнулась.

— Сейчас одежду твою принесу, — цыганка легко поднялась и вышла из шатра.

— Надо попасть к Забалуеву домой, — предложил Репнин.

— Хорошо, — кивнул Седой, — встретимся здесь, вечером, как стемнеет.

Рада вернулась с одеждой Репнина, подала ему и стала смотреть, как он одевается. Репнин смутился, и Рада, с удовольствием взглянув на его порозовевшее лицо, снова вышла. Седой рассмеялся и последовал ее примеру.

— Ну что, не полегчало тебе, герой? — весело спросила Рада, когда Репнин отдернул полог шатра и появился перед ними.

— Спасибо, Рада! Мне стало легче.

— Не торопись! — Рада подала ему кружку с каким-то отваром. — Выпей на дорогу, чтобы рана быстрее затянулась.

— От твоих рук жар исходит, — прошептал Репнин, принимая кружку от нее.

— Слушай, барин, — также шепотом промолвила Рада и положила ему во внутренний карман сюртука цветной шелковый платок, — когда тебе плохо станет, вспомни этот жар. Он тебе силу вернет, все раны твои залечит. Беды свои забудешь, а надо будет — и женщину свою забудешь.

— Уже собрался? — Седой снова подошел к ним, он вел на поводу Париса.

Репнин растерялся — за всеми этими событиями он совсем позабыл про оставленного в лесу жеребца. Седой заметил его недоумение.

— Не бойся, барин, я коня в обиду никогда не дам.

— Я — князь Михаил Репнин, друг барона Владимира Корфа, — Репнин протянул Седому руку, как равному.

— Что же, — ухмыльнулся Седой, осторожно отвечая на его рукопожатие, — теперь мы не только кровью побратались, но и познакомились.

— Тогда — до встречи?

— До встречи! — Репнин вскочил в седло и пришпорил Париса.

— Возвращайся, князь, да поскорее! — пожелала Рада вслед ему.

— Вот что, сестра, — повернулся к ней Седой, — ты жди его, а я в ту избушку наведаюсь. Не может того быть, чтобы Забалуев убийц подослал и не проверил, хорошо ли они свое дело сделали.

Седой еще раз взглянул в ту сторону, где по лесной дороге удалялся от них Репнин, и тут же растворился в лесной куще. Тропинки он знал хорошо и чувствовал себя в лесу, как дома — все видел и все слышал. И поэтому еще издалека различил слабое лошадиное ржание. Седой замедлил шаг и стал подбираться к избушке с великой осторожностью.

Он не ошибся — к столбу, подпиравшему навес над крыльцом, была привязана впряженная в коляску лошадь. «Кучера не взял — не доверяет», — отметил про себя Седой. Он не стал торопиться и дождался, пока Забалуев сам выйдет из дома, и тогда только набросился на него, по обыкновению приставив нож к горлу своей жертвы.

— Вот и встретились снова, Андрей Платонович. Что, не ожидал меня живым увидеть? Или случайно на встречу опоздал?

— Случайно, Седой, видит Бог, случайно!

— И деньги неужели принес?

— Деньги? Ах, деньги! Нет, потому и опоздал — не смог я все собрать, искал, по соседям ездил — занять хотел. Да кто же теперь мне в долг даст? У Долгорукой и своих бед хватает. Не к Корфам же с этим идти!

— Значит, своей подлой жизнью заплатишь! Ты зачем ко мне барина этого подослал? Убить меня?

— Да никого я не посылал! И не знаю я, что тут у вас творится, и что наболтал тебе этот барин!

— Он много сказать не успел — пуля его зацепила. А я вот, видишь, выбрался — целый и невредимый, на твою беду.

— А что же тот, второй, убит? В моем поместье? Какой кошмар!

— Верно, — ухмыльнулся Седой, — хорошего мало.

— И где же он, где труп?

— Хочешь, чтобы я тебе сказал? Чтобы ты меня потом обвинил в убийстве князя Репнина?

— Так это был князь?! — запричитал Забалуев. — Горе… Горе!

— Брось притворяться! Князь мне успел сказать, что это ты его сюда заманил. И про яд рассказал, которым старого барона отравили. Тот самый индийский, что я тебе продал. И за который ты мне не заплатил.

— Так я тебе заплачу, все, до копейки! Клянусь! — Забалуев побелел и затрясся. — Только, Седой, давай договоримся!

— Не о чем мне с тобой договариваться! Сделаешь все, как скажу, — Седой угрожающе поводил ножом по шее Забалуева. — Через сутки принесешь вдвое больше денег против того, что посулил.

— Ладно, ладно, как скажешь, — одними губами прошептал Забалуев, боясь даже пошевелиться.

— А если к закату денег не будет, пеняй на себя. Трупы я прятать умею. Да еще шепну исправнику, кто старого барона Корфа отравил.

— Ни одному твоему слову исправник не поверит! Он с цыганами не знается.

— Исправник, может быть, и не поверит, а вот Владимир Корф… — Седой сделал многозначительную паузу. — Как ты думаешь, что он сделает, если я ему все расскажу, да еще приведу сюда и покажу ему, где его друга схоронил? Ведь, если не ошибаюсь, Репнин ему друг?