И он указал на пары, кружившиеся под бешеную музыку рояля в добела освещенном зеркальном соседнем зале, на разгоряченные лилейно-белые тела, прильнувшие к голубому, красному и желтому шелку. Казалось, никому сейчас не было дела до него и стоявшей с ним рядом женщины. Они очутились одни в среднем, почти темном зале.

— Безумная надежда! — прошептала она. — Здесь нет тайных покоев, о которых ты мечтаешь… Наступила последняя минута — беги!

— Только с тобою!

Она отрицательно, как бы в отчаянии, тряхнула головой. Он вновь рассмеялся и сам не узнал своего смеха.

— Ты надо мной издеваешься! Неужто все эти мужчины и женщины собрались сюда для того, чтобы раздразнить друг друга, воспламенить и с глумлением покинуть? Кто может тебе запретить уйти со мной, если ты этого хочешь?

Она глубоко вздохнула и опустила голову.

— Ага, теперь я понимаю, — сказал он. — Вы хотите меня наказать за то, что я пробрался к вам незваный. Худшей кары придумать нельзя. Избавь меня от нее! Я прошу пощады: замени это искупление каким-нибудь другим! Только не это — лишь бы не уходить без тебя!

— Не сходи с ума! Я не могу отсюда уйти вдвоем ни с тобой, ни с кем-либо другим. Тот, кто осмелится последовать за мною, загубит жизнь — свою и мою.

Фридолин был одурманен не только ею, ее благоуханным телом и пылающей розой ее губ, но всей атмосферой зала, всем этим воздухом чувственной тайны; он был опьянен и распален всеми приключениями этой ночи, ни одно из которых не завершилось, собой самим, своею дерзостью и внутренним своим перерождением…

Он прикоснулся к покрывалу, затенявшему ее голову, словно хотел его сорвать.

Она удержала его руки:

— Однажды ночью кому-то пришло в голову совлечь с одной из нас во время танца такую же вуаль — с него сорвали маску и вытолкали его за дверь…

— А что было с ней?

— Ты не читал в газетах о красивой молодой девушке… которая отравилась несколько недель тому назад накануне свадьбы?..

Он припомнил, вспомнил даже фамилию и назвал ее.

— Не та ли девушка из княжеского дома, помолвленная с итальянским принцем?

Она утвердительно кивнула головой.

Внезапно к ним подошел один из кавалеров, самый представительный, единственный из всех в белом плаще, и коротким вежливым, но повелительным поклоном пригласил собеседницу Фридолина на танец. Секунду, как померещилось Фридолину, она поколебалась. Но танцор обхватил ее и увлек в ослепительный белый зал к другим танцующим парам.

Фридолина оставили одного, и ощущение внезапной покинутости холодком пробежало по его коже. Он огляделся. В это мгновение никто не обращал на него внимания. Быть может, он упускает последнюю возможность безнаказанно удалиться? Что собственно приковывает его к этому углу, где он нашел укромное и безопасное прибежище: страх ли перед бесславным и немного смешным изгнанием, неутоленное ли мучительное влечение к чудесному, прекрасному женскому телу, или же он оставил себе лазейку, что все происшедшее до сих пор — только сознательное испытание его мужества и что великолепная женщина заранее уготована ему в награду, — этого он сам не мог сказать…

Одно, во всяком случае, ему было ясно: что дольше это напряжение длиться не может и что любой ценой он должен положить конец позорно-неопределенному состоянию. На что бы он ни решился, жизнью он, конечно, не поплатится.

Возможно, что он в гостях у безумцев или маньяков, но никак не у мошенников, не у преступников. И вдруг ему померещился выход: подойти к ним, представиться самому в качестве непрошеного гостя и в галантной форме отдать себя под покровительство хозяев. Только таким благородным аккордом должна завершиться эта ночь, если она нечто большее, чем призрачная, бесплодная игра теней, чем бессмысленная смена чувственных, двусмысленных и мрачных приключений, из которых ни одно не было доведено до развязки.

Облегченно вздохнув, он готовился выступить…

В это мгновение над ухом его раздался шепот:

— Пароль?

Спрашивал незаметно к нему подошедший вплотную черный танцор, а когда Фридолин помедлил с ответом, вопрос повторился.

— Дания, — ответил Фридолин.

— Правильно, сударь, это пароль для входа. Теперь разрешите узнать внутренний пароль.

Фридолин молчал.

— Будьте добры назвать пароль внутреннего обращения.

Вопрос был острее стального ножа.

Фридолин пожал плечами.

Кавалер вышел на середину зала и взмахнул рукой — рояль умолк, и танец оборвался. Двое других — один в желтом, другой в красном — подошли к ним.

— Разрешите узнать пароль, — произнесли они одновременно.

— Я позабыл его, — ответил Фридолин с деревянной улыбкой и почувствовал себя совершенно спокойным.

— Это для вас несчастье, — сказал господин в желтом. — Нам безразлично, забыт ли вами пароль или вовсе был вам неизвестен.

В комнату нахлынули мужские маски.

Двери с двух сторон прикрылись.

Фридолина в монашеском одеянии обступили пестрые танцоры.

— Маску долой! — крикнули сразу несколько.

Фридолин, словно обороняясь, протянул перед собой руки. Стоять одному с открытым лицом в толпе масок в тысячу раз мучительнее, чем раздеться в бальном зале…

Окрепшим голосом он произнес:

— Если кто-нибудь из господ считает себя оскорбленным моим появлением, я предлагаю дать удовлетворение в общепринятой форме. Но маску я сниму в том только случае, если прочие господа сделают тоже самое!

— Дело идет не об удовлетворении, — сказал до сих пор молчавший танцор в красном, — а об искуплении!

— Маску долой! — крикнул другой звонким и наглым голосом, в котором Фридолину почуялось нечто общее с офицерской командой. — Мы скажем вам в лицо, а не в маску, чего вы заслуживаете!

— Маски я не сниму, — ответил Фридолин, возвышая голос. — И горе тому, кто посмеет ко мне притронуться.

Чья-то рука протянулась сорвать с него маску, но в это мгновение дверь распахнулась и на пороге выросла женщина. Фридолин узнал ее не колеблясь. Она была в платье монашенки, как он увидел ее впервые. За плечами ее в чрезмерно ярком зале толпились другие, с задрапированными лицами, тесня друг друга, как молчаливое перепуганное стадо. Но дверь тотчас захлопнулась.

— Оставьте его, — сказала монашенка, — я готова купить ему свободу.

Наступило глубокое и короткое молчание, как будто случилось нечто чудовищное, а затем черный танцор, тот самый, который потребовал у Фридолина пароль, обратился к маске:

— Знаешь ли ты, что на себя берешь?

— Да, знаю!

Вздох прошелестел по всему залу.

— Вы свободны, — повернулся кавалер к Фридолину. — Немедленно оставьте этот дом и не пробуйте углубляться в тайну, в преддверие которой вам удалось проникнуть. Если вы попытаетесь навести кого-нибудь на наш след — безразлично, удастся вам это или нет, — помните: вы погибли!

Фридолин не тронулся с места.

— Могу ли я узнать, какой ценой эта женщина выкупает мою свободу?

Ответа не последовало, только руки протянулись к дверям в знак того, что он должен удалиться.

Фридолин покачал головой:

— Лично я, господа, нахожусь в вашем распоряжении, но я не потерплю, чтоб за меня расплачивалось другое существо.

— В судьбе этой женщины, — сказал черный танцор, внезапно впадая в кроткий тон, — вы все равно ничего не перемените. Обещание, данное здесь, назад не берется!

Монашка наклонила голову в подтверждение этих слов.

— Уйди, — сказала она Фридолину.

— Нет, — ответил он, возвысив голос. — Жизнь для меня обесценится, если я уйду без тебя! Откуда ты и кто ты — об этом я не спрашиваю… Неужели вы так настаиваете, глубокоуважаемые незнакомцы, чтоб эта карнавальная комедия, хотя бы рассчитанная на серьезную развязку, была доиграна до конца? Кто бы вы ни были, господа, кроме этого маскарадного существования, вы несомненно ведете еще другую жизнь. Я же — не играю вовсе комедии, и, если до сих пор по необходимости дурачился, сейчас я прекращаю игру. Я только что соприкоснулся с чьей-то серьезной обреченностью; кому-то грозит опасность, и шутовство здесь ни при чем. Я назовусь, сниму с себя маску, и все последствия пусть падают на меня.

— Берегись! — воскликнула монашка. — Себя ты погубишь, а меня не спасешь. — И, обращаясь к прочим, прибавила: — Вот я, берите меня, вы, все!

Темное одеяние соскользнуло к ее ногам, и, выпрямившись, сверкая ослепительным телом, она потянулась к покрывалу, обернутому вокруг затылка, лба и шеи, и сорвала его удивительно плавным, мягким движением. Вуаль скользнула на пол, черные волосы хлынули на плечи, грудь и бедра, и не успел Фридолин запечатлеть в сознании мелькнувшее лицо, как чьи-то железные руки схватили его, оттащили и повлекли к дверям.

Мгновение спустя он уже стоял в вестибюле, дверь за ним захлопнулась, слуга в маске принес ему шубу, помог одеться и распахнул входную дверь. Подчиняясь какой-то неумолимой силе, Фридолин вышел на улицу — свет за ним погас. Он оглянулся на покинутый дом, неподвижный и темный, с закрытыми, плотно занавешенными окнами.

«Постараюсь запомнить, чтоб найти этот дом, — подумал он, — остальное уже образуется».

Кругом была ночь, и только в некотором расстоянии, там, где его должен был ожидать извозчик, тускло мерцал красноватый фонарь. Из глубины улицы, словно ее подозвали, подъехала траурная колымага. Слуга откинул дверцу.

— У меня своя карета, — сказал Фридолин.

Слуга покачал головой.

— Если кучер меня не дождался, я вернусь в город пешком…

Но слуга ответил движением руки, настолько далеким от всякой услужливости, что о возражении нечего было и думать.

Высокий цилиндр кучера, как шутовской колпак, качался в густом мраке. Свежий ветер гнал по небу рваные фиолетовые облака.