Клод Фаррер - Барышня Дакс

Она была побеждена. Разъяренный не меньше, чем она, он позабыл, что она женщина, и оттолкнул ее с такой силой, что она упала. И тут она потеряла всякое самообладание, и в ней остался лишь инстинкт самки, зовущей на помощь самца:

– Фужер!..

Перед барьером ложи была откидная скамеечка, которая могла служить ступенькой. Как безумный, Фужер перескочил через бархатный барьер и, бросившись на Баррье, схватил его с такой силой, которой невозможно было противостоять. Бой продолжался одно мгновение. Из соседних лож, из коридоров, из партера прибежали люди и растащили противников. Сейчас же вслед за шумом воцарилась тишина. И Фужер, немедленно став чрезвычайно корректен, протянул Баррье свою визитную карточку.

– Прекрасно! – пробурчал тот. – Мы будем драться!

– Завтра же утром, если это не слишком неудобно для вас, – с изысканной вежливостью предложил Фужер, – потому что завтра вечером у меня назначено важное свидание.

Он остановился, внезапно вспомнив, что после скандала и вызова на дуэль свидание, о котором он говорил, вряд ли состоится.

– Что ж!.. – сказал он себе самому.

И, повернувшись к Кармен де Ретц, он не устоял против искушения лишний раз осмеять неудачливого Баррье.

– Я провожу вас, не так ли, дорогая?

У дверей ложи появился господин Панталон, астролог, хиромант, карикатурист и праздношатающийся, с цилиндром, малиновым лицом и испуганными глазами, как раз когда Фужер и Кармен рука об руку выходили оттуда.

– Сударь, – сказал он, – глас народа поставил меня в известность о том, что вы в опасности: вот я.

Фужер улыбнулся и поклонился:

– Сударь, я крайне вам обязан. В самом деле, я дерусь завтра утром, и в этом достойном городе у меня нет ни одного друга, кроме вас. Согласны вы быть моим секундантом?

– Конечно, согласен! – с гордостью заявил философ, последователь Ноя.

И он снял шляпу, пропустил вперед любовников и торжественно сказал, с грустью глядя им вслед:

– Все от того, что вино – добрый советник, а любовь – советник пагубный.

Весь вечер следующего дня барышня Дакс напрасно прождала Фужера.

Совсем одна в своей комнате, стоя у окна и прижавшись лбом к стеклу, она в течение долгих часов подстерегала людей, проходивших по улице.

Теперь он уже не придет. Алебастровые часы на камине пробили шесть. Барышня Дакс, все еще стоявшая на ногах и не двигавшаяся с места, не подумала повернуть электрический выключатель, и комната была совсем темна.

Вдали, нарушая ночную тишину, прозвучали церковные часы, и стенные часы в комнате отвечали семью ударами.

Дверь внезапно распахнулась – ее с силой толкнула госпожа Дакс.

– Алиса! Силы небесные! Сегодня тебе мало мечтать? Честное слово, ты спишь! Что ты издеваешься над своей матерью?

Пробужденная от своих мрачных мыслей, барышня Дакс колебалась одно мгновение, потом повернула выключатель.

Госпожа Дакс стояла на пороге.

– Что же ты делала здесь в темноте?

– Ничего.

– Ты готова к обеду? Ты знаешь, что отец сейчас возвратится?

– Да.

– Скорей! Вымой руки и иди вниз! Госпожа Дакс повернулась на каблуках. Оставшись одна, барышня Дакс машинально села и машинально развернула газету.

Передовая… Политика… Финансовый бюллетень… Барышня Дакс не читала. Ее глаза скользили по столбцам, только по временам останавливаясь на крупном шрифте заголовков. Внезапно четыре слова таинственным образом привлекли ее внимание. Она вздрогнула. Жадным взором прочла:

ДУЭЛЬ НА БОЛЬШОМ ИППОДРОМЕ

В результате бурного столкновения, которое вчера вечером прервало в Большом театре представление «Вертера», Г. Б., популярный местный врач, и Г. Ф., секретарь посольства, проездом в Лионе, сегодня утром дрались на дуэли на Большом Ипподроме.

Оружием были выбраны пистолеты. Оба противника были ранены довольно тяжело; доктор Б. в бедро, Г. Ф. в плечо.

Тем не менее их обоих удалось благополучно доставить домой, и состояние их здоровья удовлетворительное.

Г-н Дюма, комиссар полиции, начал дознание и побывал у обоих дуэлянтов. Но оба они отказались принять его.

– Алиса! – раздался внизу нетерпеливый голос госпожи Дакс. – Алиса! Сойдешь ли ты наконец? Отец возвратился.

Барышня Дакс спустилась. Ноги у нее дрожали. Она пошатнулась два раза, схватилась за перила. Она шла, точно одеревенев. На каждой ступеньке ее затылок пронизывали болезненные уколы. И как в бреду, в мозгу у нее билось одно слово: «Ранен… ранен… ранен… ранен…»

– Еще что! – брюзгливо бросил господин Дакс. – Она в полном остолбенении и бледна, как мертвец.

– Она спала в своей комнате, – сварливо отвечала госпожа Дакс. – И она до сих пор спит на ходу. Она не знает, что уж и делать, чтоб быть не как все.

Господин Дакс пожал плечами, и обед прошел в молчании.

Подали кофе.

– Папа, – отважился сказать юный Бернар, – ты знаешь, что господин Баррье дрался на дуэли?

Господин Дакс повернулся к сыну:

– А ты откуда знаешь это?

– Двое из моего класса рассказали только что, когда мы расходились из школы. Сегодня утром они ездили на велосипедах на ипподром и все видели с дамбы. Это было сногсшибательно. После первого же выстрела господин Баррье упал, и другой тоже. Тогда дама, которая ожидала в карете, бросилась, чтоб поднять его, – не господина Баррье, а другого. Им сделали перевязки и увезли каждого отдельно. На земле была кровь. А когда все кончилось, прибежали полицейские, которые стоят на посту у входа в парк.

Господин Дакс слушал, насупив брови. Госпожа Дакс раскрыла рот и поставила обратно свою чашку. Никто не подумал взглянуть на барышню Дакс.

– Да, – промолвил наконец господин Дакс очень сухо. – Это все так и было. Господин Баррье вчера вечером поссорился с… – Господин Дакс остановился и бросил саркастический взгляд на госпожу Дакс. – Поздравляю вас! Я и не подумал об этом раньше: вы превосходно сумели выбрать знакомых во время путешествия. Когда вы были в Сен-Серге, я просил вас сделать визит жене моего друга Терриана. Но вы поторопились сдружиться со всякими подозрительными личностями, которые бывали у нее! Превосходно! Доктор Баррье, который утешается, как ему угодно, после отказа Алисы, дрался на дуэли с тем самым господином Фужером, о котором вы прожужжали мне все уши. Да, с тем самым Фужером и ради прекрасных глаз той самой Кармен де Ретц, которая так сильно занимала вас и которая не что иное, как потаскуха! Это она позволила себе романтическое и изысканное удовольствие присутствовать при дуэли своих любовников. Что! Что такое?

Барышня Дакс, потеряв сознание, упала навзничь.

В испуге госпожа Дакс бросилась к ней с графином в руке. Но барышня Дакс уже пришла в себя и с трудом поднималась.

Господин Дакс не двинулся с места. Удивленно и недоверчиво он смотрел на дочь испытующе холодным взглядом.

– Ну что? Лучше тебе? – спросила госпожа Дакс, сразу успокоившись.

Барышня Дакс, ничего не понимая, кивнула головой, два раза провела рукой по лбу и разразилась рыданиями. И внимательно слушавший господин Дакс услышал, как ее бледные губы выдали опасную тайну:

– За нее! За нее! Это было за нее!..

Он сразу понял все. И молния сверкнула в его жестких глазах:

– А! – сказал он. – Понимаю…

Он свирепо встал, подошел к несчастной, схватил ее за плечи и поставил перед собой.

– А! Наконец я понял!.. Так в этого Фужера ты втюрилась там? И ради него ты отказала другому, Баррье. Баррье, которому я дал слово. Черт! Все как нельзя проще! Ну что? Теперь ты получила свое? Он не любит тебя, твой Фужер! Он тебя не любит – слышишь ты? Он любит Кармен де Ретц! Рыбак рыбака видит издалека. Для порядочной женщины, какой ты была, я нашел порядочного мужа. Ты не захотела его. Ты предпочла канатного плясуна. Но канатный плясун, в свой черед, не захотел тебя. Он предпочитает создание, похожее на него самого, цыганку, женщину, доступную всем. Да! Он предпочитает ее! Он дрался за нее; она последовала за ним на место поединка; она подняла его, когда он упал, – ты слышала, что говорил твой брат? А теперь она ухаживает за ним, сидя у его изголовья. Когда он выздоровеет, они поженятся. Превосходно! Они поженятся. Ты, ты осталась за бортом.

Он в бешенстве сжал руку, и его костлявые пальцы больно впились ей в плечо:

– Ты осталась за бортом, осмеянная, запятнанная, запачканная!.. Они бросили тебя, предварительно хорошенько запачкав тебя своей скандальной историей и своей грязью. Потому что они будут говорить, будут брызгать слюной, будут рассказывать повсюду. Они уже заговорили, потому что они слишком рады обесчестить порядочное семейство; они уже сказали все; теперь я понимаю лицемерные и радостные рожи всех моих конкурентов, которые все сбежались ко мне сегодня после полудня, как собаки на подачку! Позор падает не на тебя одну, он падает на нас всех, на меня, на мое имя!.. А! Негодяйка!

И он зло ударил ее по щеке.

Она закричала, отскочила назад, повернулась и, как безумная, выбежала, опрокинув стул.

Господин Дакс поднял стул, закрыл дверь и снова сел за стол.

Выбежав из столовой, барышня Дакс на несколько мгновений задержалась в передней. Потом машинально поднялась по лестнице. Как всякое загнанное животное, она инстинктивно стремилась к логову.

Но, войдя к себе, она нашла раскрытую газету, и неумолимые слова еще раз поразили ее глаза, поразили ее тело и мозг: Дуэль на Большом Ипподроме. Она застонала и отвернулась.

На кровати лежала шляпа. Барышня Дакс шпильками закрепила ее на голове. Дрогнувшая шпилька уколола висок так глубоко, что засверкали капельки крови.

Потихоньку барышня Дакс вышла из своей комнаты, спустилась по лестнице, прошла переднюю, выскользнула из дому.