– Но я была в вашей постели всего дважды, – напомнила она.

– Да, это так. Но оба раза вы улыбались. И мне приятно думать, что я имею к этому отношение.

– Какое высокомерие! – произнесла Эйва, но в ее словах не было язвительности, они прозвучали с нежностью.

Уилл игриво ущипнул ее за бедро, и она взвизгнула. Рассмеявшись, он встал с кровати и направился к умывальнику. Вернувшись с влажным полотенцем, он принялся вытирать ее кожу. Затем помылся сам. Эйва могла бы наблюдать за ним часами. Он двигался с невероятной грацией – человек, которого ничто не смущало.

Затем Уилл выключил верхний свет и лег на матрас рядом с ней. В комнате стало темно, но Эйва все равно отчетливо его видела.

– Зачем вы приезжали сегодня на Бэнк-стрит?

Одну руку Уилл закинул за голову, а другой притянул ее к себе. Тепло его тела приятно согревало ее влажную от пота кожу, и Эйва положила руку ему на грудь. Ее голова покоилась у него на плече.

– Хотел увидеть вас. Мне очень не понравилось, что вы украдкой сбежали из гостиничного номера, пока я спал. Существовала вероятность, что вы сожалеете о случившемся, и я подумал: возможно, мне следовало бы попробовать убедить вас, что этого делать не стоило.

– Я ни о чем не жалела, но в тот момент мне показалось, что будет разумнее уйти не прощаясь.

– Почему?

Потому что все это было слишком хорошо. Слишком искренне. Слишком соблазнительно. И у нее возникло желание остаться с ним навсегда.

– Вы были разочарованы, когда проснулись?

– Да, разумеется. А вы думали, что я испытаю облегчение?

Эйва не ответила, и Уилл провел ладонью по ее спине, задержавшись на плавном изгибе ягодиц. Он нежно поцеловал женщину в лоб.

– Если вы ожидаете, что я потеряю к вам интерес, боюсь, вы будете разочарованы.

Грудь Эйвы распирало, ее сердце зажглось ликующей радостью. Этот мужчина был слишком опасен для нее. И все же она почти ничего не знала ни о нем, ни о его жизни, помимо того немногого, что успела увидеть. Эйва нежно погладила светлые волосы на его груди.

– Вы были очень добры к Сэму и Мэри.

– В вашем голосе слышится удивление.

– Я просто не думала, что вы любите детей – наверное, все дело в этом. Принято считать, что железнодорожные бароны пренебрегают семейными ценностями.

– Вы что, знаете несколько железнодорожных баронов?

Эйва провела пальцем вокруг его соска и почувствовала, как по телу Уилла пробежала дрожь.

– Нет, только одного.

– Я люблю детей, даже очень. Я воспитал свою младшую сестру. – Уилл сделал глубокий вдох и надолго задержал дыхание. Наконец он выдохнул и сказал: – Моя мама умерла, когда мне было двенадцать. Она была… Я еще никому на свете об этом не рассказывал. – С его губ сорвался горький смех. Эйва ничего не ответила, продолжая неподвижно лежать у него на груди.

– Впрочем, слуги об этом, конечно, знали – она была несчастлива. На самом деле она страдала. Мой отец был жестоким человеком – но, нужно сказать, только по отношению к членам своей семьи. Остальные любили Арчибальда Слоана, ведь замашки тирана он оставлял за закрытыми дверями своего дома, приберегая их для жены и для меня. Моей матери доставалось больше всех. Бесконечные едкие замечания и язвительные комментарии, постоянное недовольство. Она зачахла у меня на глазах…

– Вам, должно быть, было очень тяжело, – тихо сказала Эйва.

Она не знала, что удивило ее больше: то, что его детство было далеко не идеальным, или же то, что он делился с ней своими воспоминаниями.

– Но ничего другого я не видел, пока не начал читать. Из книг я узнал, что не во всех семьях царят такие же порядки, как у нас, и понял, что мы живем неправильно. Понял, что не все матери постоянно льют слезы и прячутся в своей комнате, чтобы не привлекать к себе внимание мужа. Я с содроганием думаю об обстоятельствах, при которых были зачаты мы с Лиззи.

– А сколько было вашей сестре, когда умерла ваша мать?

– Четыре года. Не думаю, что у Лиззи сохранились какие-то реальные воспоминания о ней.

– Что вы имеете в виду под словом «реальные»?

Она почувствовала, как Уилл напрягся.

– Большинство ее детских воспоминаний связано с историями, которые я ей тогда рассказывал. Их главным действующим лицом был персонаж, похожий на экономку из «Дэвида Копперфильда».

– На Клару Пегготи?

– Да.

– А что же ваш отец? Он и к Лиззи относился подобным образом?

– Он в основном не обращал на нее внимания, хотя время от времени за завтраком читал ей биржевые сводки. Я как-то сообщил ему, что у Лиззи есть математические способности – и, кстати сказать, весьма неординарные, – на что он мне ответил: «Ну, хоть кто-то из моих детей не обделен умом».

– Уилл, это же ужасно!

Он пожал плечами.

– Уверен, вы сейчас с иронией думаете обо мне: «Какой же он бедняжка, этот богатенький мистер железнодорожник!» И я не виню вас за это. Глупо жаловаться, ведь мне изначально было дано так много.

Мне было дано буквально все, кроме одного, главного.

– Ваш отец умер, когда вы были уже подростком?

– Да, мне исполнилось шестнадцать. Отец сгорел от пневмонии, в противном случае, несомненно, распорядился бы продать компанию, чтобы не оставлять ее мне.

– Что ж, вы уже тысячу раз доказали всем, на что способны. Далеко не все люди вашего круга так много работают.

Теплая ладонь Уилла легла ей на грудь, и он принялся играть ее бутоном, вновь взбудоражив Эйве кровь.

– И в самое ближайшее время я собираюсь поработать на славу, – пробормотал он и, перекатившись, улегся на нее сверху.


На следующее утро Уилл проснулся в одиночестве. Эйва, должно быть, снова ускользнула, пока он спал. Черт. Это, похоже, уже вошло у нее в привычку, что было ему не по душе.

Однако она поступила правильно: присутствие Эйвы в его постели наверняка шокировало бы прислугу. Он уже не раз подумал о том, что никогда не приводил сюда женщин, даже после того как Лиззи переехала к мужу. Это был его дом, а не злачный пансион в Тендерлойне.

Кожа Уилла, его постель до сих пор были пропитаны запахом Эйвы. С наслаждением вдыхая его, он вспомнил о том, как овладел ею второй и третий раз. Каждый новый раунд был лучше предыдущего, причем его желание нисколько не притуплялось. На самом деле Уилл уже не мог дождаться, когда снова овладеет ею.

Не обращая внимания на свой возбужденный орган, он встал с кровати и позвонил лакею. Вероятно, еще несколько часов можно будет поработать, пока семейство Джонс не спустится к завтраку. Им было абсолютно незачем вставать так рано – по крайней мере, по мнению Уилла. Интересно, Мэри и Сэму нужно идти на работу в воскресенье? Эйва как-то упомянула о том, что ее сестра трудится на швейной фабрике, а Сэм продает газеты на улице. Но ведь каждый человек имеет право отдохнуть хотя бы раз в неделю, не так ли?

Уилл взглянул на часы и едва не задохнулся от ужаса. Боже правый, начало одиннадцатого! Он не вставал так поздно… еще ни разу в жизни. С утра ему предстояло очень много сделать. Оставалось только молиться, чтобы Эйва еще не ушла.

Умывшись и одевшись как можно быстрее, Уилл спешно направился в столовую. Оттуда доносились оживленные голоса, и он нахмурился, потому что говоривших было больше, чем он ожидал. Уилл вошел в комнату, и его сердце оборвалось. За столом сидела Лиззи со своим мужем, а также Эйва с братьями и сестрой. Вид у нее был не менее потрясенный, чем у него самого.

Уилл стоял в дверях, чувствуя, что ноги отказываются ему служить.

– Лиззи, – хриплым голосом произнес он наконец. – Я думал, что вы в Ньюпорте.

Его сестра улыбнулась многозначительной улыбкой и, встав из-за стола, шагнула ему навстречу.

– Я вернулась, потому что на сегодня у меня назначена встреча. Заодно я решила заехать к тебе, надеясь, что застану тебя дома. – Подойдя к брату вплотную, она поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. – И мне это удалось, – пробормотала она уже совсем тихо, чтобы услышал только он.

Лиззи похлопала его по груди, разгладила лацкан пиджака и, взяв за руку, подвела к столу.

– Присаживайся, Уилл. Присоединяйся к нам. Мы с Эмметтом как раз познакомились с твоими гостями.

На лице Кавано застыло приторно-ликующее выражение.

– Да, присаживайтесь, Слоан.

Стиснув зубы, Уилл опустился на свое законное место во главе стола. Это ж надо было такому случиться, чтобы Кавано стал свидетелем его унижения. Желудок Уилла внезапно пронзила острая боль, и он осторожно погладил живот. Есть ему больше не хотелось. Он попытался поймать взгляд Эйвы, чтобы одними глазами, молча извиниться перед ней, но она решительно избегала смотреть в его сторону.

Лиззи налила брату чашку кофе.

– Насколько я понимаю, Том у тебя работает.

– Да, это правда. Он подает большие надежды.

И это, в общем-то, не было ложью. Том был трудолюбивым и умным. Уилл действительно был им доволен и при каждом удобном случае поощрял его.

– А Сэм продает газеты, тогда как Мэри работает на одной из швейных фабрик. – Лиззи взяла свою чашку и пригубила кофе. – А вы чем занимаетесь, Эйва?

Женщина подняла голову и украдкой бросила взгляд на Уилла. Он заметил в глубине ее глаз неуверенность и затаил дыхание: ему очень не хотелось, чтобы она сказала правду. Черт, в противном случае ему придется до конца жизни выслушивать насмешки Кавано, не говоря уже о сестре.

Эйва прокашлялась.

– Я репортер.

У Уилла гора свалилась с плеч, но тут на другом конце стола фыркнул Сэм.

– Кто? Эйва, ты же…

Том торопливо нагнулся к младшему брату и что-то шепнул ему на ухо. Сэм густо покраснел, быстро закивал головой и сунул в рот намазанное джемом печенье.

– О, – сказала Лиззи, едва заметно улыбнувшись. – Это, должно быть, очень интересно. И в какой же газете вы работаете?

– В «Бруклин Дейли таймс».

– Никогда не слыхал о такой, – саркастически заметил Кавано, но тут же осекся: похоже, Лиззи пнула его под столом в голень.