– Мы победим. И когда это произойдет, Беннетт переедет в Олбани. Если вы не планируете перебраться туда следом за ним, вам лучше как можно скорее перестать видеться с Джоном.

– Он поймет, почему я не могу переехать – по крайней мере, в Олбани.

– Вы хотите сказать, что намерены уехать куда-то в другое место?

Эйва заерзала на месте и посмотрела в окно; ее лицо стало задумчивым, почти печальным. Уилл очень мало знал о ней и жадно хватался за любой намек, любой обрывок информации, которым она готова была с ним поделиться. Эта женщина была для него тайной – дразнящей, прекрасной, восхитительной тайной.

– Эйва, расскажите мне об этом.

– Вы будете смеяться, но еще до конца года я надеюсь купить одну из ферм на севере штата. И тогда я смогу увезти из Нью-Йорка братьев и сестру.

Уилл не мог себе представить, как она занимается сельским хозяйством – впрочем, он не мог представить и того, что через несколько месяцев она уедет. Все его существо вдруг восстало против этой идеи – с неистовством, которое шокировало его самого. Мужчина судорожно сглотнул.

– У фермеров нелегкая жизнь. Длинный рабочий день, тяжелый труд… и к тому же они зависят от земли и погоды.

– То же самое говорит Том. Ему не хочется покидать Нью-Йорк.

– Тогда зачем вам уезжать?

Женщина плотно сжала губы и слегка мотнула головой. Но Уилл не отставал.

– Прошу вас, Эйва! Должна же быть какая-то причина.

Она тяжело вздохнула.

– У моего младшего брата слабое здоровье.

– Это тот, который торгует газетами?

– Да. Он всегда часто болел, но теперь у него случаются приступы, и тогда он задыхается, как будто не может набрать в легкие достаточно воздуха. И еще руки Мэри… – Эйва понурилась и посмотрела на свои пальцы. – Они болят у нее из-за того, что она целыми днями шьет. Я хочу обеспечить своей семье лучшую жизнь, простор и много свежего воздуха.

– И вы думаете, что на ферме вам будет легче? Вы обманываете себя. Том прекрасно устроен, и я питаю в отношении него большие надежды. Переезд всей семьи может оказаться поспешным и опрометчивым решением.

– Это слова человека, которому было дано все с самого начала. Сколько еще нам бороться за выживание? Я могу хоть что-то изменить.

Уиллу не хотелось с ней спорить – тем более что решение принимать все равно ей. Кто он такой, чтобы давать советы этой женщине?

– Мне знакомо желание защитить своих близких. На мне с шестнадцати лет лежала ответственность за младшую сестру.

– Лежала?

– Недавно она вышла замуж.

– По выражению вашего лица я догадываюсь, что вы не в восторге от ее выбора.

Уилл сунул руки в карманы брюк и задумался, как бы поточнее описать свои чувства к Эмметту Кавано.

– Он… он ее не стóит.

– Из-за того, что дурно с ней обращается?

– Нет! Господи, нет! Если бы он посмел ударить мою сестру, я бы убил его.

– Значит, он беден. В этом все дело?

– Нет. Он богаче, чем бóльшая часть жителей Нью-Йорка, включая меня самого.

– Тогда я, должно быть, что-то пропустила. Он что, курит опиум? Беспробудно пьет? Каким-то образом ограничивает независимость вашей сестры?

Из горла Уилла вырвался короткий сухой смешок.

– Нет, определенно нет. Напротив, он постоянно потакает ее прихотям. Даже профинансировал ее инвестиционную фирму.

Эйва удивленно подняла брови и скрестила руки на груди.

– Послушать вас, так он просто идеален. Если вы добавите, что ваш зять хорош собой, мне останется только от отчаяния прыгнуть с Бруклинского моста.

– Он неотесанный болван.

В глубине зрачков Эйвы вспыхнул странный свет, та самая искра проницательности, которая заставляла Уилла избегать ее взгляда.

– Кажется, я наконец поняла. Вы сказали, что он недостоин вашей сестры, а это означает, что он не относится к элите. В его жилах не течет голубая кровь. Я права?

Уилл стиснул зубы. Ему не хотелось говорить – по крайней мере, ей, – что Эмметт Кавано не их круга, что он не принадлежит к числу людей, которые понимают и хранят истинные ценности этого города: устоявшиеся правила, традиции…

– Ох, дорогой вы мой, – сказала Эйва, прерывая его мысли. – И как живется там, в вашей высокой башне, на вершине мира? Держу пари, вы чувствуете себя одиноким, а ожидания и разочарования тянут вас вниз.

Уилл застыл и бросил на нее ледяной взгляд – взгляд, от которого его служащие начинали суетливо метаться из стороны в сторону или просто убегали. Однако Эйва даже глазом не моргнула, а ее восхитительные пухлые губы, казалось, бросали ему вызов, направляя энергию его гнева в другое русло.

Его пульс резко участился. Эта женщина бесила его, сводила с ума. Лучше бы ему не знать, как чудесно она целуется и как пылко может ему ответить… но он уже знал это! И маловероятно, что когда-нибудь сможет забыть поцелуй, который произвел на него такое впечатление.

Уилл встретился с Эйвой взглядом. Он был не в силах ни отвести глаза в сторону, ни скрыть желание, от которого захватывало дух, скрыть темную, чувственную страсть, кипевшую в его жилах. Единственное спасение заключалось в том, что этот взгляд, направленный на него исподлобья, выражал те же чувства, которые испытывал он сам.

– Уж не хотите ли вы составить мне компанию в моей одинокой башне? – тихо спросил Уилл.

– Это предложение?

Его тело налилось тяжестью, кровь пульсировала в паху, а эта дерзкая женщина неумолимо притягивала его к себе, словно блюдо аппетитных устриц в ресторане «Шеррис».

– Возможно… а может быть, я просто флиртую с вами.

– Вы не похожи на человека, который умеет флиртовать. Вы слишком серьезно относитесь к собственной персоне.

Эти слова были спичкой, воспламенившей кровь Уилла. Два шага вперед – и вот он уже чувствует исходящий от Эйвы аромат роз.

– Ну почему же? В тот вечер у меня в карете было довольно весело. И, насколько я помню, вы тогда думали так же.

Губы Эйвы приоткрылись, дыхание – заставлявшее вздыматься и опускаться под корсетом пышную грудь – стало прерывистым.

– Как оказалось, вы целуетесь более умело, чем я ожидала. Я была удивлена, это застало меня врасплох, вот и все.

Польщенный и обиженный одновременно, Уилл нагнулся к ее уху.

– А чего же вы, собственно, ожидали?

– Холодности, – хрипловатым, «греховным» голосом выдохнула Эйва. – Я думала, что вы окажетесь как лед.

Уилл еще больше наклонил голову и кончиком носа коснулся ее мягкой щеки. Интересно, она всюду такая мягкая и сладкая? Внезапно ему нестерпимо захотелось узнать ответ на этот вопрос.

– По отношению к вам, Эйва, я могу быть каким угодно, только не холодным. – Вагон неожиданно качнуло, и Уилл положил руку женщине на талию, поддерживая ее. – Вы заставляете меня пылать.

Эйва тяжело дышала, и вот уже они оба трепетали, с трудом сдерживая себя. Уилл чувствовал, что начинает терять над собой контроль, все больше поддаваясь страсти. Возбуждение стало болезненным, теперь пульсировало уже все тело, в венах ревели животные инстинкты. Причем Уилл не хотел нежно уложить эту женщину в постель и неторопливо доставлять удовольствие ей и себе. Все, чего он жаждал, – это крепко обнять ее. Овладеть ею. Потеряться, раствориться в ее пышной бархатной мягкости и вызывающей позе, дать волю своей необъяснимой тяге.

Но это было бы безумием. Откуда ему знать – возможно, она все еще девственна, и тогда он не имел права ее соблазнять. Уилл всегда очень щепетильно относился к своим интимным связям. Он имел дело только с опытными дамами, с которыми с самого начала можно было обо всем договориться. Никаких переживаний и затруднений, всегда все было просто и гигиенично. А вот с Эйвой, наоборот, было сложно и непредсказуемо. Она была словно заноза в его теле. Нужно поскорее расстаться с ней и перестать ее преследовать. Так почему же он не может оставить ее в покое?

Потому что он глупец, вот почему.

Собрав оставшиеся силы, Уилл отстранился от Эйвы.

– Прошу прощения. Я не должен был вам этого говорить.

Ее глаза с поволокой, потемневшие от страсти, внимательно рассматривали его лицо.

– Почему?

Уилл плотно сжал губы, пытаясь удержаться от нового безумного заявления, и попятился от нее. Но Эйва схватила его за руку и остановила.

– Вы никогда не позволяете себе потерять над собой контроль? Просто отдаться чувствам, вместо того, чтобы мчаться вперед на высокой скорости?

Нет, никогда, это исключено. Предполагалось, что Слоаны всегда являют собой образец разумного поведения.

– Вы не допускаете, чтобы ваша одежда вдруг помялась? – тем временем беззаботно продолжала Эйва. – Или чтобы женщина провела пальцами по вашим волосам? Что вообще может взволновать вас до глубины души?

«Вы, – хотелось ему ответить. – Вы пугаете меня до глубины души. Потому что, как только я вас заполучу, я уже не смогу остановиться».

На шее под воротником сорочки у Уилла неожиданно выступил пот.

– Вы задаете опасные вопросы, Эйва. Женщине, которая находится в частном вагоне наедине с мужчиной, не следует провоцировать его на безрассудства.

– Почему же? Потому что вы меня изнасилуете? – Она рассмеялась, и этот хрипловатый звук произвел невероятный эффект. – Дорогой вы мой! Если бы вы только знали, каких усилий мне стоит сдерживать себя, чтобы не изнасиловать вас.

Глава 9

Уилл стремительно ринулся вперед.

Эйва оказалась прижатой к стене вагона. Ее турнюр сбился набок, когда высокая мужская фигура тесно прижалась к ней. Уилл наклонился и жадно накрыл ее рот своими губами. Женщина вцепилась в него столь же неистово, чувствуя, как кончик его языка скользит по ее губам в поисках входа. Когда же она приоткрыла рот, он тут же нырнул внутрь. Из груди Уилла донеслось свирепое рычание, от которого у Эйвы по рукам и ногам побежали мурашки. Язык мужчины искусно ласкал ее, и от этого у нее перехватывало дыхание. Боже правый, что происходит? Он окружал ее со всех сторон, прижимался к ее груди, а исходивший от него свежий, какой-то дикий аромат опьянял, словно наркотик.