– Когда банда окончательно заманит тебя в свои сети, ты уже не сможешь воровать время от времени. Тебе придется делать это постоянно, Том. А я никого не дурачу.

Они в упор смотрели друг на друга, и Эйва чувствовала, что в этой схватке характеров начинает терять контроль над ситуацией. Когда ее братишка успел стать таким упрямым?

Его губы скривились в циничной недоверчивой улыбке.

– Мой фазан стынет.

Том развернулся и распахнул дверь. Эйва видела, как он вернулся за стол и накинулся на дичь. Женщине стало тошно.

Они должны уехать отсюда – и чем раньше, тем лучше.


В кабинет Уилла постучали, и, когда через секунду дверь открылась, он оторвал глаза от контракта, который просматривал. Вошли Джон Беннетт и его советник по политическим вопросам Чарльз Томпкинс, в то время как помощник Уилла Фрэнк остался стоять в коридоре. Слоан встал и сделал приглашающий жест:

– Входите, я уже готов.

Оба кандидата и Томпкинс встречались в кабинете Уилла каждую среду по утрам. Они строили планы своей избирательной кампании в Олбани. После традиционных рукопожатий все сели.

Беннетта уже избирали сенатором Соединенных Штатов, и он пробыл на этой должности с восемьдесят первого по восемьдесят шестой год. Томпкинс был знаком с бывшим сенатором давно, они дружили еще в Йельском университете, и Чарльз в какой-то момент придумал для себя роль политического советника. Вероятно, такой способ зарабатывать казался ему очень удобным. Слоан с Томпкинсом далеко не всегда соглашались друг с другом, но в их команде Уилл был лицом второстепенным, поэтому в спорах, как правило, уступал. Он понимал: Беннетт и Томпкинс внесли его в предвыборный список исключительно потому, что у него было громкое имя. Но Уилл не имел ничего против, поскольку у него самого были гораздо более грандиозные планы. А этот этап являлся лишь стартовой площадкой.

Тем не менее Томпкинс ему не нравился. Несмотря на многочисленные протесты Уилла, он и пальцем о палец не ударил, чтобы как-то устранить мадам Золикофф из жизни Джона. Томпкинс был уверен: общение Беннетта с медиумом не может иметь никаких пагубных последствий для его карьеры, с чем Уилл был категорически не согласен. Другие политические силы станут искать у оппонента слабые места, чтобы использовать их в качестве компромата в клеветнической кампании, которая будет развернута в последние недели перед выборами.

– У нас уже есть место, где мы сможем провести съезд, – начал Томпкинс, и Фрэнк тут же принялся делать пометки в своем маленьком блокноте. – Это будет на катке в Саратоге. Вот я и подумал, что было бы неплохо провести там же собственный митинг в конце июля. Потерзаем толпу. Вы не против, Слоан?

Предполагалось, что Уилл проведет лето в Ньюпорте, как бывало каждый год. Однако раньше он это делал в угоду Лиззи, чтобы ее жизнь была такой же, как у других девушек ее круга. Теперь же она жена Кавано, и Уилл не видел смысла открывать загородный коттедж только для себя одного.

– Нет. Я останусь в городе.

– Отлично, – сказал Беннетт, широко улыбаясь, как будто ждал, что он ответит именно так. – Томпкинс все организует, и мы потом сообщим вам дату.

– Хорошо. А что нам известно о съездах других партий?

– Партия Сухого закона, как и ожидалось, собирается двадцать шестого июня в Сиракузах. Съезд демократов состоится в Буффало двенадцатого сентября. Можно не сомневаться, что кандидатом будет выдвинут Роберт Мерфи, имеющий мощную поддержку Таммани-холла. Лейбористы тоже соберутся в сентябре, но насчет них я не переживаю.

– А я не уверен, что вы не ошибаетесь в отношении Мерфи, – сказал Уилл. – Он не слишком-то популярен после своих высказываний против билля о реформах.

Республиканцы попытались протащить специальный закон, чтобы остановить подтасовку результатов в штате Нью-Йорк, и все, кто был связан с Таммани-холлом, этой мощной политической машиной, неистово противились этому. Что могло красноречивее свидетельствовать о том, как работают политики в Имперском штате?[5]

– Сомнительно, – отозвался Томпкинс. – Депутаты от Таммани наложили вето, потому что это могло ударить по их собственным интересам, ведь они платили ирландцам, чтобы те голосовали за демократа. Как бы там ни было, мы пока не можем полностью сосредоточить внимание на Мерфи. Сначала нам следует обеспечить выдвижение собственного кандидата.

По этому поводу Слоан как раз не волновался. Беннетт обладал даром общения с толпой, а сам Уилл был известным бизнесменом, который предоставлял массам дешевый и эффективный способ передвижения. В какой бы конец штата он ни отправился, люди повсюду жали ему руку и благодарили за то, что он дал им возможность съездить к тетушке Марте или горячо любимой умирающей кузине Салли. Железные дороги изменили образ жизни американцев, и Уилл сыграл в этом важную роль.

Сложность заключалась в том, чтобы опередить Роберта Мерфи и Таммани-холл. Эта организация держала политиков Нью-Йорка железной хваткой, а для того, чтобы облегчить жизнь избирателей их штата, необходимо было победить коррупцию и улучшить условия труда простых людей.

– Есть какие-то изменения относительно митинга в Олбани? – спросил Уилл.

– Все должно быть так, как мы договаривались. С нами будет «Команда Беннетта», – ответил Томпкинс. Именно так во время предвыборной кампании называли себя местные республиканцы. – Сначала будет парад, потом барбекю, после чего – речи и рукопожатия.

– Вот и хорошо. Я выеду туда рано утром.

Дальше они говорили в основном на политические темы, начиная от предположений по поводу возможных соперников и заканчивая датами дополнительных митингов, а также о том, на что именно следует сделать упор в своей речи. Джон большей частью молчал, предоставляя возможность говорить своему политическому советнику – впрочем, как всегда. Когда же разговор подошел к завершению, Томпкинс сказал:

– Беннетт, не могли бы вы на минутку оставить нас со Слоаном наедине?

Это не было такой уж необычной просьбой, поэтому Джон кивнул, пожал Уиллу руку и вышел. Тот в свою очередь кивнул Фрэнку, и помощник, быстро собрав вещи, тоже удалился. Когда Слоан и Томпкинс остались с глазу на глаз, Чарльз откинулся на спинку кресла.

– Я слышал, вы приезжали к Беннетту домой, когда у него была женщина-медиум.

– Да, приезжал, и вы прекрасно знаете почему.

Томпкинс вздохнул, и его тяжелые усы едва заметно всколыхнулись.

– Мы ведь уже это обсуждали. Она не позволяет ему… – Он запнулся, как будто старался подобрать нужное слово. – …Отрываться от земли. Беннетт – хороший оратор и прекрасный политик. Он нравится людям. Но до встречи с этой мадам Золикофф вел себя легкомысленно, словно трехдневный жеребенок. Он был убежден, что каждый хочет причинить ему вред. Не верил никому и ничему. А за тот год, что они знакомы, Беннетт стал сосредоточенным и целеустремленным. Вы слышите, что я говорю?

– Да, слышу. Но я знаю, как действуют такие люди, как эта мадам Золикофф. Она либо выведывает у Беннетта какие-то секреты, которые затем использует для шантажа, либо работает на конкурентов и тогда публично выставит его в невыгодном свете. В любом случае мы втроем от этого проиграем.

– Вы это говорили и раньше, Слоан, но я с вами не согласен. Эта женщина абсолютно безобидна.

Безобидна? Эйва? Она какая угодно, только не безобидная. Уилл вспомнил ее хрипловатый голос, способный свести человека с ума от вожделения. Вспомнил пышную грудь, которая словно притягивает к себе руки мужчины. А эти губы… эти проклятые губы, порождающие столь бурные фантазии. Эта женщина была орудием для уничтожения представителей сильного пола.

Уилл прокашлялся.

– Когда мадам Золикофф решит использовать Беннетта для собственной выгоды, моя репутация пострадает не меньше, чем его – а может, и больше. Поэтому, если вы ничего не предпримете, это сделаю я. Я намерен убедить эту женщину отступить. А потом, когда выборы закончатся, найти Беннетту другого медиума.

– Он не хочет другого медиума. У вас целая вечность уйдет на то, чтобы найти человека, который ему понравится. Убедительно советую оставить все как есть. Иначе вы сделаете только хуже.

Уилл сжал в кулак руку, лежавшую на столе. Никто не смеет ему указывать, а Томпкинс и подавно. Одно дело – следовать его инструкциям относительно предвыборной кампании, но будь Уилл проклят, если позволит Чарльзу вмешиваться в иные сферы своей жизни.

– Я прекрасно понимаю, зачем я вам нужен в этой гонке, – сказал Уилл, подавшись всем телом вперед. – Мое имя придает предвыборному списку определенный вес, и вы рассчитываете на мои связи, которые могут помочь мне занять должность вице-губернатора. Однако мое имя не будет стоить ничего, если я стану всеобщим посмешищем. Что непременно произойдет, когда эта мошенница заставит Беннетта сказать ей нечто такое, чего ему говорить не следовало бы.

– Вы правы. Я действительно хочу, чтобы ваше имя было в нашем партийном списке, однако не забывайте, что возглавляет его все-таки Беннетт. Он для меня очень ценная фигура, так что позвольте мне позаботиться о его окружении. А все, что нужно вам, – это показываться на публике и выглядеть импозантно.

Нижняя губа Уилла начала угрожающе кривиться, но он усилием воли заставил себя сдержаться. Этот выскочка, неспособный удержать в голове ни одной серьезной мысли, вел себя с ним так, как будто имел какой-то вес в этом городе. Чертов идиот! Уилл с шестнадцати лет находился у руля большой компании. Строя Северо-восточную железную дорогу и борясь за то, чтобы выбиться из тени собственного отца, он окончил Колумбийский университет. Уилл сумел заработать себе репутацию серьезного лидера, коим останется и в этом случае. Поэтому он больше не станет читать речи, составленные Томпкинсом, не станет слепо следовать его указаниям. С этого момента Уилл будет сам управлять предвыборной кампанией.

Он встал и сунул руки в карманы.

– Занимайтесь своими обязанностями, Томпкинс, и предоставьте мне самому побеспокоиться о собственном добром имени и о тех, кто намерен его опорочить.