— Неужели они так иного значат для тебя, твои беззаконники?

Рейн на минуту задумался:

— Они не все преследуются по закону, и, может, доведись тебе жить так же, как им, у тебя были бы другие понятия о добре и зле.

— Воровать всегда и при всех условиях — плохо, — твердо заявил Гевин.

— А если бы Джудит и твой новорожденный сын умирали с голоду, ты бы мог сидеть и смотреть на это спокойно? Если бы они хотели есть, а мимо везли хлеб в тележке, ты что, оставался бы при своих высоких моральных принципах и дал ей спокойно проехать?

— Не хочу вступать с тобой в спор. Скажи, Аликс знает, что ты собираешься вернуться в лес?

— Нет, еще не знает. И не уверен, что я ей скажу, я просто улизну потихоньку. Иначе она, конечно, захочет поехать со мной. А я хочу, чтобы она осталась здесь, с тобой и Джудит. Хочу, чтобы она жила так, как никогда ей еще не доводилось.

Одним движением он смахнул лесную одежду в угол и потянулся к черному бархатному, вышитому серебром дублету.

— А это что? — спросил Гевин и нагнулся, чтобы поднять вещь, выпавшую из груды грязной одежды. Он держал в руках золотой пояс.

— Это львиный пояс Аликс, так она его называет, но я даже ради спасения души не смог бы разглядеть изображение льва. Один из стражников отнял у нее пояс во время судебного процесса, и я приложил чертовские усилия, чтобы его вернуть.

Гевин, нахмурившись, поднес пояс к свету и стал сосредоточенно разглядывать.

— Он кажется старинным. Правда?

— Аликс, кажется, говорила, что в ее семье он передавался от матери к дочери с незапамятных времен.

— Львиный пояс, — пробормотал Гевин. — Знаешь, он мне кажется знакомым. Пойдем, спустимся в зимнюю гостиную.

Одевшись, Рейн последовал за братом в комнату с дубовыми панелями. На одной из стен висел старый выцветший гобелен. Он висел на этом месте уже несколько столетий и как бы слился со стеной, так что Рейн его почти не замечал.

— Тебе отец никогда не рассказывал об этом гобелене? — спросил Гевин. И когда Рейн покачал головой, продолжил: — Он выткан во времена Эдуарда Первого и изображает чествование величайшего рыцаря того века, которого прозвали Черным Львом. Смотри, вот он там верхом на коне, а прекрасная дама рядом — его жена. Взгляни, что у нее там на талии.

Рейн, несколько уже утомленный семейными преданиями, взглянул, но ничего особенного не увидел. Его всегда занимало только настоящее, только текущий день, а не вековая старина.

Гевин вопросительно взглянул на брата;

— А я заметил пояс и рисунок на поясе уже давно. Имя супруги Черного Льва тоже таило в себе намек на нечто львиное, и Лев подарил своей жене на свадьбу пояс, изображающий льва и львицу.

— Но ты же не думаешь, что у Аликс тот самый пояс? Ведь тогда ему не меньше двухсот лет.

— А ты взгляни на места, где он особенно поношен, — сказал Гевин, рассматривая пояс. — Звенья уже укреплены железной проволокой, и рисунок почти стерся, но, судя по застежке, это должно быть изображение львов.

— Но каким образом он мог оказаться у Аликс? Однако Гевину не надо было долго докапываться до корней родословной новой невестки.

— Черный Лев был сказочно богат, но у него был только один сын и восемь дочерей. Каждой из них он дал огромное приданое, а старшей в наследство перешел и львиный пояс, с условием, чтобы она со временем тоже передала его своей старшей дочери.

— Но ты же не думаешь, что Аликс… — начал Рейн.

— Первенца-сына Черного Льва звали Монтгомери, и это от него произошли все наши предки. Ты разве не помнишь, что отец всегда сравнивал тебя с Черным Львом? Трое из нас, братьев, были высокие, худые и светловолосые, а ты, четвертый, всегда был ниже ростом и плотнее.

Рейн вспомнил, как его часто дразнили этим в детстве и как он иногда думал, что братья и сестра ему лишь наполовину родные, но ему было всего двенадцать лет, когда отец умер, и он многого не знал и не помнил.

— Отец говорил, что ты похож на него. — И Гевин показал на черноволосого всадника на вздыбленном жеребце, вытканных на гобелене.

— И ты считаешь, что пояс Аликс мог когда-то принадлежать жене этого всадника? Рейн взял пояс у брата.

— Она очень им дорожит и никогда с ним не расстается. Я знал, что его отнимут у нее, когда будут судить. Она мне об этом ничего не сказала, но прошлой ночью он ей, наверное, приснился, и она плакала, вспомнив про эту золотую полоску.

— А тебе известно, что Черный Лев был женат на женщине более низкого, чем он, происхождения? Между прочим, в сравнении с Черным Львом все Монтгомери почти нищие.

Рейн потер пальцами выцветший, сильно потускневший пояс.

— Это все невероятно, хотя иногда мне кажется, что я знаю Аликс очень давно. У меня были женщины покрасивее и относились они ко мне с большим уважением, но когда я увидел ее в первый раз… — Он напнулся и рассмеялся. — Когда я увидел ее в первый раз, то решил, что это юноша, и еще я подумал, что, если бы у меня был сын, то он походил бы на этого мальчика. Что-то было в ней такое… Не знаю, как тебе объяснить. Ты то же самое почувствовал к Джудит?

— Нет, — резко ответил Гевин и отвернулся. Он ненавидел само воспоминание о том, как обошелся С Джудит, когда они только поженились.

— Но коли речь зашла о твоей жене, — продол — жал Рейн, — то знай, что она как следует меня отчитала, не успел я приехать. Гевин рассмеялся:

— А чем ты провинился? Насколько мне известно, она вообще-то не устает тебя всячески хвалить.

— Она сказала, что я плохо обращаюсь со своей женой и поэтому привез ее сюда.

— Это из-за короля? Но мы с ней это уже обсудили, и она согласилась, что несколько дней ты можешь провести здесь, ничего не опасаясь. Донос, если кто-нибудь тебя узнает, нескоро достигнет королевских ушей.

— Нет, она отругала меня не из-за этого. — И Рейн сказал это искренно удивляясь. — Она бранилась из-за того, что я не покупаю платья для своей жены. Она, очевидно, думает, что я могу возить ящик с женскими нарядами, приторочив его к седлу.

— Очень рада, что пришла как раз вовремя и могу себя защитить, — сказала Джудит, появившись в эту минуту на пороге и улыбаясь. Она сразу же подошла к мужу и поцеловала его. — Ты в порядке? Как чувствуешь себя?

— Хорошо, насколько это возможно, — ответил Гевин, прижимая жену к себе. — Но что это я слышу, почему ты бранишь моего брата? Надеюсь, ты его не побила вдобавок? Ведь он будет послабее меня.

— Да, он очень хрупкого здоровья, — вкрадчиво улыбаясь, ответила Джудит. — Все твои братья слабы, как весенние цветочки. — И улыбнулась Рейну. Оба мужчины намного превосходили ее ростом. — Я только и сказала, что Рейну не надо было тащить беременную жену через всю страну, что она больна — так как сильно наглоталась дыма, — а одета хуже, чем самая бедная служанка, приставленная к самой грязной работе.

Джудит еще хотела что-то прибавить, но обернулась. На пороге появилась Аликс, но такой еще никто ее не видел. На ней было темно-красное бархатное платье. Низкий, квадратный вырез был подчерк нут тяжелой серебрянной цепочкой с большим фиолетово-красным аметистом посередине. На голове высился остроконечный головной убор из серебряной нити, расшитый пурпурными цветами. Ее глаза цвети фиалок сверкали как бриллианты.

Рейн подошел, взял ее руку и поцеловал.

— Я потрясен твоей красотой, — честно признался он.

— И ты совсем другой, — прошептала Аликс.

— Но ты и говорить можешь! А как насчет пения?

— Не торопи ее, Рейн, — вмешалась Джудит. — Я дала ей медовое питье на травах, но она быстрее поправится, если будет молчать. Обед готов. Кто-нибудь хочет есть?

Аликс радовалась, что не может говорить. Да она бы и не смогла что-нибудь сказать, даже если бы голос вернулся. Ей Рейн всегда казался непохожим на других, даже в своем лесном одеянии, но теперь в черном бархатном дублете, шитом серебром, он внушал почтение. Он так соответствовал обстановке этого великолепного дома и совсем не удивлялся, что окружающие ему низко кланяются.

Пока Рейн вел ее в Большой холл, где были накрыты столы, Аликс пришлось сделать немало усилий, чтобы не глазеть по сторонам, разинув рот. Ужин в гостинице ей казался пиршеством, но здесь было наставлено столько еды, что хватило бы на всю деревню.

— Кто все эти люди? — прошептала она Рейну. (За столом сидело больше сотни человек.)

— Это рыцари Гевина, несколько моих и Стивена. Вот те — из рода Монтгомери, наши кузены. Спроси у Гевина, он все точно знает насчет родства. — И он показал ей на конец стола, где были их места. — А некоторые просто живут в замке, на содержании владельцев. Спроси у Джудит, она знает всех и каждого.

— Твои земли такие же? — охнула Аликс.

— Нет, — усмехнулся Рейн. — Они небольшие по сравнению с этими. Джудит из богатой семьи и, выйдя замуж, принесла большое приданое. Она может кормить многих. И все время покупает, и продает, и считает зерно в кладовых.

— А я? — испугалась Аликс. Рейн не сразу ее понял.

— Ты хочешь спросить, придется ли тебе управлять моими угодьями? Не вижу причины, почему бы и нет. Ты можешь читать и писать. И у тебя лучше получится, чем у меня, — ответил он и отвернулся, потому что с ним заговорил кто-то из родственников.

Аликс немного поела и потом сидела спокойно, хотя слуги вносили одну перемену за другой. Многие из блюд она еще никогда не пробовала и даже не видела, и все названия и запахи сливались для нее в одно.

Прошло много времени, прежде чем Рейн встал и представил се собравшимся. Раздались громкие приветственные восклицания.

Джудит спросила, не хочется ли ей отдохнуть, и они вместе направились в комнату Аликс.

— Наверное, ты немного взволнована? — поинтересовалась Джудит.

Аликс кивнула.

— Завтра в деревне будет ярмарка и я уж позабочусь, чтобы Рейн тебя взял. Ты повеселишься и кое с кем познакомишься. А сейчас почему бы тебе не отдохнуть? Гевин и Рейн готовят послание Майлсу, и у тебя в запасе несколько часов, чтобы поспать. Уверена, что они долго будут спорить, как лучше написать.