— Ты что, на свадьбе главной быть собигаешься, да? — буквально взвился вдруг очнувшийся от спячки Лёвчик. — В конце концов, это пгаздник Ксении, а она тут выпендгиться гешила, понимаешь.

— Да, вот и решила. Так и задумано: наша кроткая розовенькая чика, наш поросеночек, и рядом я — роковая женщина. Про контрасты че-нибудь слышал? Вот пусть все и видят, какое редкое сокровище отхватил молодой муженек! Не то, что я — ам! И съела!

— Заткнитесь оба! Или это я пооткусываю вам головы, — почти завизжала я неожиданно даже для самой себя.

— Ну вот, и в Семёне зверь просыпается, — всё таки сказала последнее слово Люшка, хотя бы и шёпотом.

Зверь во мне, к сожалению, издох, не прожив и минуты. Иначе я ни за что не потащилась бы с Люшкой в салон, где меня усадили в кресло и накрыли красной в белый горох накидкой. Ага, перезрелый мухомор… я стыдливо опустила глаза и больше в зеркало не смотрела.

Люшка буквально шантажировала меня накануне. — Не пойдёшь в салон, значит, тебя причешу я. — Она хищно посмотрела на мои волосы и сделала своими когтистыми пальцами стригущее движение. Газонокосильщик какой-то.

Полина, которую я, между прочим, изо всех мастеров особенно побаивалась, так и сяк крутила мою голову, но при этом болтала с Люшкой, будто они знают друг друга сто лет. А я очень успешно изображала неживой предмет и потела под скрипучей накидкой.

В конце концов, из кресла в зеркале напротив поднялся некто, вроде бы отдаленно напоминающий меня. Полина, может быть, ждала от меня восторгов, не знаю, но я смогла выдавить лишь придушенное "спасибо", мечтая сию секунду оказаться у себя дома.

Только в ванной я решилась взглянуть на свое отражение внимательно. Да, я выглядела довольно мило со сложным сооружением из волос и розочек, чудом державшемся на моём темечке. Этакая тридцатилетняя тётенька, решившая тряхнуть стариной. Все-таки не зря я относилась к Полине с подозрением, неужели это и в самом деле то, что надо? Ну ладно Люшина голова выглядела точно после ведьминского шабаша, всё равно это было лучше, чем моя налаченная пирамида. Пожалуй, надо было отдаться в Люшкины руки.

Со всеми предосторожностями она стала натягивать на меня платье. Ну и кто там у нас отражался в стекле курантов? Может быть, Жанна д" Арк, которую поведут на костёр? Нет, у той всё-таки было в жизни боевое прошлое, не то, что у меня. Мне, скорее всего, подходила роль жирного тельца, которого вот-вот поволокут на заклание. Хотя надо признать честно — Лёвчик превзошел самого себя, и платье сидело на мне ну очень даже неплохо, а для савана так просто даже прекрасно. Где надо — узкое, где надо — оборочки, оно не показывало ничего такого, чего я уж особенно стеснялась. Вон даже окорочка в высоком разрезе выглядели вполне прилично. Хотя о чем это я…

Люша критически оглядела меня и полезла… ну конечно же в свою вечную сумку. Господи, даже в такой ситуации она не решилась с ней расстаться. Но я ошиблась — ап, и из пасти торбы выпорхнула малюсенькая блестящая сумочка под цвет Люшкиного платья, а из сумочки, в свою очередь, наша иллюзионистка достала что-то совсем уж крошечное, воздушно-белое и легкомысленное.

— Вот, натягивай давай, — она протянула мне это что-то с видом матери-королевы, вручающей своей дочери-дурнушке корону.

Фитюлька напоминала резинку для волос и едва ли могла мне пригодиться. Люшка ход моих мыслей угадала и, забрав ее обратно, скомандовала:

— Давай, поднимай ногу. Повыше поднимай, на коленях что ли мне ползать…

Ну вот, и Люшка не выдержала, начала заговариваться. Ничего не понимая, я смотрела, разинув рот, как она р-раз, и натянула кружавчики мне на ногу, как раз туда, где заканчивался разрез.

— Интересно, там будет хоть один козёл, которому эта подвязка пригодится?

Как это пригодится? Что значит пригодится, если речь идет о вещи, надетой мне на ногу? Да еще она может понадобиться или не понадобиться какому-то козлу… Я начала живо стаскивать дефицитную подвязку с ноги, но подруга схватила меня за руку:

— Нет, ты у нас всем чикам чика. Твой Аркадий чё у тебя с ноги снимать будет, ты подумала? — Естественно, я не подумала и думать не собиралась. Люшка навоображала себе что-то ненормальное, но я в этом участвовать не хотела. И я еще решительней потянула эту дрянь прочь.

— Теперь на всех приличных свадьбах так делают! — бесновалась Люшка. — Он, жених, снимает и бросает! Причём в мужиков. Кто поймает, тот женится следующим…

— Ну да, ну да, пгедставляю, — снова проснулся Лёвчик, — он кидает, а все мужчины — вгассыпную…

— Я про мужиков говорю, а не про… а, ладно, чё с тобой связываться. Вот ты, — Люшка уставила на меня кровавый ноготь, — подвязку, тьфу, мужика для меня пожалела — переживу. Но учти, уж я-то точно никуда не побегу, когда ты букет бросать будешь. Так что бросай прицельно, точно в меня. Не промахнись!

У меня теперь явственно засосало под ложечкой. Еще и это! Такая ответственность на моих плечах… нет, это мне не по силам.

— Тогда я требую бинокль. Вначале ты машешь мне рукой, я смотрю в бинокль — точно ли это ты машешь, и потом кидаю. И попадаю… может быть… — Желудок начало сводить по настоящему.

— Не боись, Семён, я буду рядом, так что ты, главное, кинь, а уж я не подкачаю. — Это точно, единственный предмет, по которому у Люшки в школе была твердая пятерка — физкультура.

— Ладно, у нас мало времени, садись давай, — Люшка потащила поближе к окну стул и свою сумищу.

Еще и это… Я даже не сопротивлялась — после прически, забабаханной Полиной, уже вряд ли что-нибудь могло изуродовать невесту больше… И я отвернулась от маленького зеркальца, которое пыталась сунуть мне под нос подруга, достаточно было того, что мое лицо стало весить на пару килограммов больше, то есть я его так ощущала.

— Ты увлеклась, — попытался, было, встрять в процесс Лёвчик, но Люшка процедила сквозь зубы: "Невесту должно быть хорошо видно", — и он покорно замолчал.


Лёвчик посмотрел на часы и объявил, что позовет Бабтоню — пора. А меня скрутило окончательно, того и гляди стошнит. Мне было ужасно стыдно, что ни Бабтоню, ни тётю Валю на свадьбу не пригласили. Вот как-то так всем само собой стало ясно, что им там делать нечего. Будет очень узкий круг. Очень. К сожалению, не настолько узкий, что бы и я туда не смогла поместиться. "У нас потом еще будет возможность, вот и моя мадрэ так решила…" сказал жених. Я так и не поняла, что он имел в виду. У нас что, будет еще несколько дублей? И я только-только узнала о наличии "мадрэ"…

— Всё в порядке, — бодро сказала тётя. — Я на такие мероприятия давно не хожу. Ты потом всё-всё расскажешь.

Тетя Валя притворялась и притворялась плохо. Ей очень хотелось пойти, я видела. А Бабтоня теперь вот вначале закричала, что все такие красивые, что она ну никого не узнаёт, потом молитвенно сложила руки и запричитала: "Де-е-точка…" и залилась слезами. Я только и ждала сигнала — у меня тут же открылись шлюзы и потекли потоки соплей и слёз.

— Разрешите панихиду считать открытой, — возмутилась Люшка и кинулась меня душить. То есть это мне так вначале показалось, а на самом деле она стала задирать мне голову назад, между прочим, очень грубо. В этом деле ее неожиданно поддержал Лёвчик.

— Не смей геветь! Ты попогтишь весь макияж. Пгекгати!

Ну естественно, что я всё "попортила", и Люшка, под аккомпанемент вздохов и сопения принялась делать мне лицо заново. Лёвчик стоял рядом и смотрел на меня так, будто мне отпиливают голову, причём без наркоза. Он меня жалел. У меня снова стали наливаться слезами глаза, и тогда Люшка сказала страшным шёпотом: "Только зареви мне еще раз. Убью!".

Мы всё-таки успели. Когда оголтело зазвонил звонок, все было готово. Бабтоня засуетилась в прихожей, а Лёвчик молча поднёс к моему лицу зеркало. Оттуда на меня глянула застывшая маска, и я отпрянула.

Вошел… мой жених, красивый и страшный, почему-то с ним были еще какие-то люди. То есть я больше никого не ждала, да я и его не очень ждала, если уж честно. Странно, но никто не смеялся, скорее даже наоборот, гости были серьезны и почти торжественны. Какой-то очень высокий человек, которого все звали просто по имени, стал откупоривать бутылки — "на посошок". А мне срочно понадобилось в туалет, и я поскакала туда бодрым аллюром. Потом я мыла руки, долго и тщательно, почему-то ко мне ворвалась Люшка и яростно зашептала, сколько ещё я буду тут рассиживать. А что же это Полковник не постучал в дверь ванной? Ах да, его же нет дома.

— Я не помню Его имени, — лихарадочно объяснила я подруге. — Понимаешь, совсем не помню. Я не могу за него выйти.

— Это у тебя припадок от волнения. Я тебе на перчатке напишу, вот где ладонь, и ты будешь туда смотреть, когда надо.

— Люша, если у меня такие припадки, то мне замуж вообще нельзя. Меня надо лечить, долго-долго…

И тут на пороге ванной комнаты возник этот человек. — У нас какие-то проблемы? — спросил он.

Вот оно! Сейчас я должна честно сказать, что да, у меня серьезные проблемы с головой, потому что я никак не могу запомнить, как его зовут. И тогда всё решится само собой.

— Нервы, Аркадий Петрович, — каким-то совершенно не своим голосом сказала Люшка и идиотски хихикнула. — Ксюша у нас девушка трепетная, нежная…

Мне стало противно и страшно, потому что Люшка была с ним заодно. И Аб…, да как там его, чёрт подери, смотрел на меня с довольством. Ему было приятно слушать её наглый бред про трепетную девушку. И я, кажется, вела себя так, как мне и следовало себя вести, как он и ожидал… Надо сказать про его имя! Я набрала воздух в лёгкие, и… жених к кому-то повернулся и объявил: "Пора"!

Я не пошла в лифт. Только не в эту клетку с такой прорвой народа, где все будут многозначительно дышать мне в лицо. Мы спускались по лестнице и без конца сталкивались с какими-то людьми, то есть с моими соседями. И каждый считал своим долгом что-то такое сказать. А я думала только об одном — не упасть бы с лестницы, только не сейчас.