В общем, странное это чувство – будто мы с ним чем-то связаны. И дело не только в Бри. Как ни странно, иногда мне кажется, что он стоит рядом, и я вот-вот увижу его, только обернусь.

Я тут впервые подумал… может, мы с ним встретимся по ту сторону, если там что-нибудь есть? Было бы забавно… Вдруг, отринув желания плоти, мы с ним станем друзьями? Или, напротив, очутимся в кельтском аду, целую вечность пытаясь убить друг друга?

Я плохо заботился о Клэр… Уж прости, не буду вдаваться в грязные подробности, они того не стоят.

Так что вот они – мои грехи, Редж. Ненависть, ревность, ложь, воровство, неверность… Наверное, их слишком много ради одной-единственной любви. Но я люблю их, моих женщин. Может, люблю неправильно или недостаточно сильно. Однако по-другому я не умею.

Я не хочу умирать, не исповедавшись, – и, быть может, ты отпустишь мне грехи. Я вырастил Бри в католической вере… как думаешь, она будет за меня молиться?»


– И еще подпись – «Фрэнк», конечно, – закончил Роджер.

– Конечно, – эхом отозвался Джейми. Он сидел неподвижно, и по его лицу нельзя было понять, о чем он думает.

Впрочем, Роджеру не надо было ничего понимать – он знал, какой шквал эмоций играет сейчас в душе Фрейзера, потому что испытывал то же самое, пока готовился к путешествию и искал Брианну по обе стороны океана, пока был в плену и, наконец, пока сидел в зарослях рододендрона, слушая пение камней.

Если бы Фрэнк Рэндалл предпочел сохранить тайну и не поставил в Сент-Килде тот могильный камень – узнала бы Клэр правду?.. Ведь именно из-за могилы она рассказала Брианне о настоящем отце и попросила Роджера заняться изысканиями в старых архивах, что в конце концов привело их всех сюда.

Именно фальшивое надгробие подсказало Клэр путь в объятия ее любимого шотландца – и, быть может, к скорой смерти. Именно оно позволило дочери Фрэнка Рэндалла узнать своего настоящего отца… и застрять в чужом времени. Именно благодаря ему на свет появился рыжеволосый мальчишка, ставший продолжением рода Фрейзеров. Уж не судьба ли взыскивает свой долг?..

А может, и тот, другой мальчик тоже не родился бы, если бы не подсказка Фрэнка Рэндалла. Мораг и Уильям Маккензи на Сбор не приехали, и Роджер не знал, радоваться ему или огорчаться.

Джейми Фрейзер наконец ожил, хотя по-прежнему глядел только в огонь.

– Англичанин, – зачарованно прошептал он, словно заклинание, и Роджеру почудилось в языках пламени движение.

Джейми нежно баюкал внука. В волосах у него плясали огненные искры.

– Англичанин, – повторил он, обращаясь к тому, кого видел в костре. – Хотел бы я с тобой встретиться… Надеюсь, не придется.

Роджер, затаив дыхание, ждал. Глаза Фрейзера подернулись дымкой, лицо застыло. Наконец он вздрогнул, тряхнул головой, точно пытаясь избавиться от некоего видения, – и только сейчас понял, что Роджер все еще здесь.

– Так мне сказать Клэр о письме? – спросил тот.

– А Брианне рассказал?

– Пока нет, но расскажу. – Роджер спокойно выдержал цепкий взгляд Фрейзера. – Она моя жена.

– Надолго ли?

– Навсегда. Если она захочет.

Фрейзер посмотрел в сторону стоянки Кэмеронов. Гибкий силуэт Клэр заметно выделялся на фоне большого костра.

– Я обещал ей быть честным… Так что да, скажи.


К четвертому дню на горе не осталось свободного места. Ближе к сумеркам люди стали складывать дрова на пепелище у подножия склона. У каждой семьи был свой костер, но здесь по вечерам разводился один огромный, возле которого собирались все, чтобы узнать, кто приехал за день.

Темнота сгущалась, на горном склоне повсюду распускались огни. Я вдруг вспомнила о символе клана Маккензи – «горящая гора» – и только сейчас поняла, что он обозначает. Не вулкан, нет. Сбор вроде этого: сотни горящих в ночи костров, знаменующие собрание всего клана. А еще я впервые сознала смысл их девиза: «Luceo non urо» – «Сияю, но не горю».

Вскоре запылала вся гора, и глава каждой семьи поджигал факел и сносил его вниз, чтобы добавить толику пламени к и без того жарко полыхающим дровам. На фоне огромного костра темные силуэты мужчин казались крохотными. Издалека слышались крики: негромкие, но ясные.

– Макнейлы из «Ягодной поляны» здесь!

– Лахланы из Глен-Линна здесь!

Пока Джейми беседовал с Джеральдом Форбсом, о своем прибытии объявили десятки семей. Наконец Джейми поднялся, отдал мне сладко спящего даже в этой суматохе ребенка и подпалил смоляную ветвь.

Вскоре раздался его зычный голос, разнесшийся далеко в осенней ночи:

– Фрейзеры из Риджа здесь!

За этими словами последовал свист и аплодисменты – то подали знак приехавшие с нами арендаторы.

Я тихо сидела, наслаждаясь тяжестью вялого тельца в своих руках. Малыш доверчиво расслабился, приоткрыв красный ротик. Дыхание влажно щекотало мне грудь.

Вскоре вернулся Джейми, весь пропахший дымом и виски. Он обнял меня за плечи, и я благодарно приникла к нему. По ту сторону костра что-то обсуждали Роджер и Брианна, близко склонив друг к другу головы. В свете пламени их лица будто сияли.

– Надеюсь, они не собираются опять сменить ему имя? – пробурчал Джейми.

– Вряд ли, – отозвалась я. – Ты же знаешь, священники не только крестят детей…

– И что?

– А то, что третье сентября уже прошло. – Я запрокинула голову, глядя ему в лицо. – Ты сам велел ей решать.

– Да, помню.

В тусклом свете ущербной луны его лицо стало мягче.

– А что бы выбрала ты? – спросил он вдруг и разжал кулак. На ладони лежало золотое кольцо. – Хочешь получить его обратно?

Я замерла, глядя Джейми в глаза и выискивая в них хоть малейшую тень сомнения. Однако там было одно лишь любопытство.

– Это все в прошлом, – тихо ответила я.

– Да, в прошлом. Я ревнив, отрицать не буду, но мести не ищу. Я могу украсть тебя, моя саксоночка, но никогда не сумею вырвать его из твоего сердца.

Он замолчал, глядя, как пламя играет на золотом ободке.

– Это ведь тоже часть твоей жизни, да? Так ты хочешь получить его обратно?

Я протянула руку, и он нацепил теплый металлический ободок мне на палец.

«Ф. – К. С любовью. Навеки».

Джейми произнес что-то на гэльском, но я не разобрала слов.

– Что ты сказал?

– Я сказал «покойся с миром», – перевел он. – И говорил я это не тебе, саксоночка.

По ту сторону костра сверкнула алая искра. Я повернулась – Роджер как раз подносил к губам руку Брианны, на которой пылал рубиновый перстень ее отца.

– Похоже, она решила, – тихо вынес вердикт Джейми.

Улыбнувшись, Брианна поцеловала Роджера и встала. Она стряхнула с юбок песок, подобрала увесистую ветку и протянула ему.

– Иди, – громко произнесла она, чтобы мы тоже услышали. – И скажи всем, что Маккензи здесь.

Благодарности

Автор признателен:


– моему редактору, Джеки Кантор, которая сказала: «И почему я не удивлена?», когда услышала, что в серии действительно будет очередная книга;

– Сьюзен Швартц и ее верным подчиненным – корректорам, наборщикам и художникам-оформителям, – без которых книга бы не увидела свет; надеюсь, они придут в себя после подобного опыта;

– мужу, Дугу Уоткинсу, который сказал: «Не знаю, как тебе это до сих пор сходит с рук, ты же ничегошеньки не знаешь о мужчинах!»;

– дочери, Лоре, которая щедро позволила мне стащить две строчки для пролога из ее сочинения; сыну, Сэмюэлу, который сказал: «Ты вообще когда-нибудь эту книгу закончишь?»; дочери Дженнифер, которая сказала: «Ты ведь переоденешься для выступления перед моим классом, правда? Не волнуйся, мамочка, я уже выбрала тебе наряд»;

– неизвестному шестикласснику, который вернул тестовую главу, переданную классу для обсуждения, и сказал: «Это как-то мерзко, но захватывает. Люди ведь на самом деле так не делают, правда?»;

– Иэну Маккиннону Тэйлору и его брату Хэмишу за переводы на гэльский, идиомы и красочные ругательства; Нэнси Буши за гэльские записи; Карлу Хагену за общие советы по латинской грамматике; Сьюзен Мартин и Рейду Снайдеру за греческие сентенции; Сильвии Петтер, Элизе Скидмор, Джанет Киффер Келли и Карен Першинг за помощь с французским;

– Джанет Макконнахи и Кейту Шеппарду за латинскую любовную поэзию, смешанный язык и первоначальный текст песни «К Анакреону в рай»;

– Мэри Кэмпбелл Торнел и Руби Винсент за неизданную историческую рукопись о горцах, живших в долине Кейп-Фир; Клэр Нельсон за Британскую энциклопедию 1771 года; Эстер и Биллe Шиндлерам за книги о восточных лесах;

– Рону Водаски, Карлу Хагену, Брюсу Вудсу, Рику Хэмперу, Элдону Гарлоку, Дину Куоррелу и еще нескольким джентльменам за экспертное мнение о том, какие ощущения вызывает удар между ног;

– Марте Бренгл за подробные описания церемоний в парны́х и предложений касательно спортивных машин; Меррилу Корнишу за восхитительное описание цветущего багряника; Арлен и Джо Маккреа за имена святых и описание пахоты на мулах; Кену Брауну за подробности пресвитерианского обряда крещения (порядком сокращенного в тексте); Дэвиду Стэнли, будущему лучшему писателю Шотландии, за советы про анораки и куртки;

– Барбаре Шнелль за переводы на немецкий, проверку ошибок и чтение из сострадания;

– доктору Эллен Манделл за советы по медицинской части, вдумчивое чтение и полезные предложения по поводу паховых грыж, абортов и иных телесных повреждений;

– доктору Розине Липпи-Грин за подробности о жизни и традициях могавков, а также заметки о лингвистике гэльского и грамматике немецкого;

– Маку Беккету за знания о современных и древних духах;

– Джеку Уайту за воспоминания о жизни в качестве исполнителя шотландских народных песен, включая правильные ответы на шутки о килте;

– Сьюзан Дэвис за дружбу, безграничное рвение, десятки книг, описание, как она снимала с детей клещей, – и за землянику;