Джейми тем временем вышел из конюшни и увидел, как она призраком несется в сумрачном свете. Он глядел ей в спину, и на его лице ничего не отражалось.

– Ты не можешь уехать вот так, – сказала я, вытирая слезы уголком платка. – Джейми, иди за ней. Прошу, хотя бы попрощайся.

Он стоял неподвижно, делая вид, что не слышит меня. Потом, однако, зашагал вслед за Брианной. На пыльный кирпич дорожки упали первые капли дождя.

– Тетушка?

Иэн легонько коснулся моего плеча. Я пошла вслед за ним и позволила подсадить себя на лошадь. Спустя пару минут вернулся Джейми, не глядя на меня, вскочил на коня, кивнул Иэну и выехал со двора. Я оглянулась, но Брианны не было.


На деревню давно опустилась ночь, а Джейми все еще не вернулся с совета. Я подскакивала всякий раз, когда к нам кто-то входил, но то были лишь индейцы. Наконец большая шкура, служившая дверью, поднялась, и на пороге возник Иэн, а за ним – невысокая округлая фигура.

– Тетушка, у меня сюрприз, – объявил Иэн и отступил в сторону, пропуская в дом рабыню Поллианну.

Точнее, бывшую рабыню. Здесь она, конечно же, была свободна.

Поллианна, широко улыбаясь, села рядом со мной и распахнула накидку из оленьей кожи, показывая мальчишку с точно таким же круглым лицом.

Мы разговорились, то прибегая к помощи Иэна, то пользуясь теми немногими английскими и гэльскими словам, что она знала, но в основном на извечном женском языке жестов. Как и предполагал Майерс, индейцы хорошо приняли целительницу. Она выбрала себе мужа (тем более что после недавней эпидемии кори вдовцов в деревне было немало) и вскоре порадовала его прибавлением семейства.

Я была рада, что Поллианна нашла свое счастье. А еще ее пример несколько меня воодушевил: если тускарора так хорошо обошлись с рабыней, возможно, Роджеру приходится не очень уж туго.

Вспомнив внезапно об амулете Найавенны, я достала его из-под рубашки.

– Иэн, спроси, вдруг она знает, кому это можно отдать?

Поллианна с любопытством потрогала амулет, а потом затрясла головой, что-то сказав на удивление низким голосом.

– Она говорит, здесь его не захотят, тетушка, – пояснил Иэн. – Это узелок силы шамана, и он очень опасен. Его надо было похоронить с хозяином. Никто не должен его брать – это приманивает духа.

Я нерешительно взвесила в руке кожаный мешочек. После смерти Найавенны меня не оставляло чувство, будто он живой. Конечно, это всего лишь воображение, и амулет вовсе не шевелился в моей ладони…

– Спроси, что делать, если шамана не похоронили? Если тело так и не нашли?

– Она говорит, в таком случае призрак ходит за тобой, тетушка. А еще – что не стоит его кому-то здесь показывать, люди испугаются.

– Она же сама не боится?

Поллианна без перевода догадалась, о чем я спрашиваю, и замотала головой, касаясь своей массивной груди.

– Сейчас – индеец, – коротко ответила она. – Не всегда.

Она повернулась к Иэну и через него объяснила, что ее собственный народ почитает духов умерших; для них вполне естественно держать при себе череп и другие кости предков ради защиты. Так что призраки ее не пугают.

Меня, впрочем, тоже. Более того, в наших обстоятельствах незримое присутствие Найавенны скорее даже успокаивало. Я засунула амулет обратно под рубашку. Он мягко коснулся кожи, точно меня погладила дружеская рука.

Мы с Поллианной проговорили допоздна. Все прочие обитатели длинного дома давно разбрелись по своим углам, и дымный воздух задрожал от храпа. Появление Джейми застало нас врасплох.

Перед уходом Поллианна замешкалась, словно желая сказать что-то еще. Она взглянула на Джейми, пожала массивными плечами и все-таки пробормотала на ухо Иэну пару тягучих, будто мед, фраз, прижав к лицу растопыренные пальцы. Затем обняла меня на прощание и исчезла.

Иэн удивленно уставился ей в спину.

– Что она сказала?

– Просила передать дяде Джейми, что в ту ночь на лесопилке, когда умерла женщина, она кое-кого видела.

– Кого же?

– Она его не знает. Белый мужчина, грузный и не такой высокий, как я или дядя. Он вышел из лесопилки и зачем-то отправился в лес. Поллианна сидела возле двери хижины, было темно, так что он, скорее всего, ее не заметил – а вот она его хорошо разглядела, потому что он повернулся к костру. Она говорит, у него вся рожа в отметинах. – Иэн тем же жестом прижал руки к лицу. – Похож на свинью.

– Мурчисон?

Сердце у меня пропустило удар.

– На нем была форма? – хмуро спросил Джейми.

– Нет. Но ей стало интересно, что он там делал – ведь он не из надзирателей или управляющих. Так что она заглянула внутрь и сразу поняла, что там случилось что-то страшное. Сильно пахло кровью, и голоса слышались, так что она входить не рискнула.

Следовательно, это и впрямь было убийство, и мы с Джейми опоздали буквально на пару минут. В длинном доме было тепло, но при воспоминании о густом запахе крови и липком вертеле по спине побежали мурашки.

Джейми положил руку мне на плечо, и я невольно потянулась к нему. От прикосновения стало легче, и я вдруг поняла, что мы вот уже месяц не дотрагивались друг до друга.

– Погибшая девочка была армейской прачкой, – сказал Джейми. – А у Мурчисона в Англии жена. Беременная любовница могла доставить немало проблем.

– Неудивительно, что он объявил охоту на убийцу и поспешил свалить все на беззащитную рабыню. – Иэн кипел от гнева. – Если б ему удалось ее повесить, этому подонку все сошло бы с рук.

– Возможно, я потолкую немного с сержантом, когда вернусь, – задумчиво произнес Джейми. – Наедине.

Кровь застыла у меня в жилах. Говорил Джейми спокойно – но вот глаза его походили на два темных омута, пошедших рябью из-за брошенного камня.

– Ты не забыл, что мы сейчас как раз расхлебываем последствия твоей мести? – произнесла я резче, чем собиралась, и Джейми тут же убрал руку.

– Не забыл, – невыразительно бросил он и отвернулся к Иэну. – Уэйкфилд или как его там – Маккензи? – где-то на севере. Парня продали могавкам, у них деревня в нижнем течении реки. Твой друг Онакара согласился нас проводить, выходим на рассвете.

Он встал и ушел в дальний конец дома. По всей его длине горело пять костров, каждый с собственным дымовым отверстием, вдоль стен располагались отдельные помещения-клетушки для семей; все их убранство состояло из низкой лежанки, под которой хранились припасы.

Нам выделили самую последнюю, и я уже сложила там наши плащи и тюки. Джейми встал возле входа, снял ботинки и плед и, не удостоив меня взглядом, скрылся внутри.

Я тоже поднялась, однако Иэн вдруг схватил меня за руку.

– Тетушка… – нерешительно начал он. – Ты его так и не простила?

– Простила? – поразилась я. – За что? За Роджера?

– Нет, – поморщился Иэн. – Это была ужасная ошибка, но мы, в общем-то, по-другому поступить и не могли. Нет… За Боннета.

– За Стивена Боннета? С чего Джейми решил, что я его в чем-то виню, я же ему и слова не сказала?!

…Ведь была уверена, что Джейми проклинает за Боннета меня.

Иэн запустил руку в волосы.

– Тетушка, разве ты не понимаешь? Он же корит себя за все. За то, что этот тип ограбил нас тогда на реке и теперь вот… за то, что ну… случилось с кузиной. – Иэн передернул плечами. – Он и так с ума сходит, еще и ты на него злишься.

– Да я вовсе не злюсь! Я думала, это он на меня обижен, что я сразу не рассказала о Боннете.

– О! – Иэн не знал, смеяться ему или плакать. – Видишь ли… Молчать, конечно, не стоило, но вряд ли это что изменило бы. К тому времени, когда Брианна призналась, мы вашего Маккензи уже поколотили.

Я шумно выдохнула.

– Так вы решили, я на него сержусь?

– Тетушка, это всякому видно! – горячо заверил меня Иэн. – Ты на него не смотришь, не разговариваешь без крайней на то надобности и даже… – Он смущенно закашлялся. – Я за последний месяц не видел, чтоб ты с ним ложилась.

– Ну знаешь ли, он со мной тоже не ложится! – сгоряча выпалила я, прежде чем сообразила, что подобные темы не стоит обсуждать с семнадцатилетним юнцом.

– У него должна быть гордость, согласись? – Иэн взглянул на меня исподлобья.

– Да уж не сомневаюсь. – Я устало потерла лицо. – Ладно, Иэн, спасибо, что сказал.

Он одарил меня одной из тех улыбок, что совершенно преображали его длинное неказистое лицо.

– Мне ужасно неприятно видеть, как он мучается. Я очень люблю дядю Джейми.

– Я тоже, – сглотнула я комок в горле. – Спокойной ночи, Иэн.


Я на цыпочках прошла вдоль каморок, где спали целые семьи, и размеренные звуки их дыхания несколько успокоили биение моего сердца. Снаружи шел дождь, в дымовые отверстия залетали капли, чтобы с шипением испариться на углях.

Как я сама ничего не заметила? Ответ, впрочем, был прост – глаза мне застилала не злость, а чувство вины. Я умолчала о Стивене Боннете не только из-за Брианны. Да, она права: Джейми рано или поздно решил бы отомстить Боннету. Однако я, в отличие от нее, практически не сомневалась в успехе мужа.

Нет, дело в другом – я скрывала правду из-за золотого кольца.

Почему оно заставляло меня чувствовать вину? Я не знала ответа и кольцо прятала подсознательно, из чистого инстинкта. Я не хотела показывать его Джейми, открыто надевать на палец… И все же мне необходимо было держать его при себе.

Сердце сжалось при мысли, что последние несколько недель Джейми нес на себе двойной груз вины и одиночества. Поэтому-то я с ним и поехала – боялась, что он потеряет голову, ввяжется в какую-нибудь безумную авантюру и не вернется. Со мной он волей-неволей будет вести себя осторожнее.

…И все это время он думал, что его ненавидит тот единственный человек, который мог – обязан был – его утешить.


Перед нашей каморкой я замешкалась. Лежанка была футов восемь шириной, и Джейми сгорбился у самой стенки; я видела лишь смутные очертания его фигуры под одеялом из кроличьих шкурок. Он лежал неподвижно, однако я знала, что он не спит.