Я кивнула, и Джейми схватил меня за плечи.

— Что он сделал с тобой? — резко спросил он. — Что? Скажи мне, Сасснек!

— Он просто терпел меня, — ответила я, и даже мне самой мой голос показался каким-то придушенным. — Я пыталась заставить его уйти, но он не желал. А когда малышка… когда Брианна появилась на свет… он полюбил ее, Джейми. Он и сам этого не понимал, он не думал, что способен на это… и я не думала… он ее действительно любил. Извини… — закончила я.

Джейми вздохнул и отпустил мои плечи.

— Незачем за это извиняться, Сасснек, — хмуро произнес он. — И не надо этого делать. Никогда, — Он потер ладонью лицо, и до меня донесся шорох отросшей к ночи щетины. — А как насчет тебя, Сасснек? — сказал он. — Как это ты сказала… ну, он ведь приходил в твою постель. Думал ли он… — Джейми внезапно умолк, оставив вопрос висеть в воздухе между нами, незаконченный, но тем не менее заданный.

— Возможно, дело было во мне… я хочу сказать, это я была виновата, — сказала я наконец, нарушив молчание. — Видишь ли, я не могла забыть. Если бы я сумела, все могло измениться.

Мне бы следовало остановиться на этом, но я уже не могла; слова, которые я удерживала в себе весь вечер, вырвались наружу неудержимым потоком. — Все могло быть куда легче… лучше… для него, если бы это было именно изнасилование. Ты ведь знаешь, ему именно так и сказали… врачи; что меня изнасиловали, обесчестили, что у меня были галлюцинации. И все в это поверили, но я продолжала ему твердить, что ничего подобного не случалось, я настаивала на том, чтобы рассказать ему правду. И позже, со временем… он поверил мне, по крайней мере наполовину. И в этом-то и состояла сложность; то есть не в том было дело, что у меня был ребенок от другого мужчины… а в том, что я любила тебя. А я уже не могла лгать. Просто не хотела, — добавила я упавшим голосом. — Фрэнк оказался куда лучше, чем я. Он смог отодвинуть все это в сторону, по крайней мере ради Брианны. Но что касается меня… — слова застряли у меня в горле, я замолчала.

Джейми чуть наклонился и долго-долго всматривался в меня, и на его лице не было вообще никакого выражения, а глаза спрятались в глубине глазниц, в тени.

— Так значит, ты двадцать лет прожила с человеком, который так и не смог тебе простить то, в чем ты совсем не была виновата? — сказал он. — Ведь это сделал с тобой я… Ох, прости меня, Сасснек!

Из его груди вырвался короткий вздох, слишком похожий на рыдание.

— Ты сказал, что мог бы разорвать меня в клочки, даже не прикоснувшись ко мне, — напомнила ему я. — Так вот, ты был чертовски прав, чтоб тебе!

— Прости меня, — прошептал он снова, но на этот раз потянулся ко мне и обнял.

— За что простить? За то, что я люблю тебя? Ну, вряд ли за это стоит извиняться, — ворчливо произнесла я, уткнувшись лицом в его грудь. — Не стоит. Никогда.

Он промолчал, лишь наклонил голову ниже и прижался щекой к моим волосам. Вокруг было тихо, очень тихо; и в этой тишине я слышала громкие удары его сердца, и они звучали куда более отчетливо, чем далекий шелест листвы на гребне над нами. Кожа у меня была ужасно холодной; слезы, скатываясь вниз, мгновенно остывали, едва не превращаясь в ледышки.

Наконец я уронила руки и отступила назад.

— Нам лучше вернуться домой, — сказала я, пытаясь говорить самым что ни на есть обыденным тоном. — Вообще-то уже так поздно, что почти рано.

— Да, пожалуй что так. — Джейми предложил мне руку, и я приняла ее. Мы, храня молчание, ставшее уже далеко не таким напряженным, степенно направились по тропинке к краю обрыва над ручьем. Было так холодно, что на скалах влага превратилась в крошечные кристаллики льда, и они таинственно сверкали, когда на них падали лунные лучи. Но сам ручей не замерз. Он звенел и булькал, наполняя воздух негромким шумом, и этот шум почему-то заставил нас заговорить.

— А, ладно, — сказал Джейми, когда тропинка повернула в обход хлева, где сонно похрюкивали свиньи. — Я надеюсь, что Роджер Уэйкфилд окажется лучше, чем мы оба… Фрэнк и я. — Он посмотрел на меня. — Но имей в виду, если он не таков, я превращу его в начинку для колбасы.

Я невольно рассмеялась.

— Да уж, уверена, это будет просто замечательным выходом из ситуации!

Джейми негромко хмыкнул и повел меня дальше. Спустившись со склона, мы, не говоря больше ни слова, повернули к дому. И лишь за несколько шагов до порога я снова остановилась и удержала Джейми.

— Джейми, — неуверенно спросила я, — ты веришь, что я тебя люблю?

Он наклонился, заглянул мне в глаза и довольно долго молчал, прежде чем ответить. На этот раз луна светила ему прямо в лицо, и его черты в этом мистическом свете казались высеченными из мрамора.

— Ну, если ты меня не любишь, Сасснек, — сказал он наконец, — ты выбрала очень неподходящий момент, чтобы сообщить мне об этом.

Задержанный вздох вырвался из моей груди вместе со смехом.

— Люблю, еще и как люблю, — заверила я его. — Но… — Горло у меня перехватило и я поспешно сглотнула, желая как можно скорее продолжить. — Я… я не слишком часто говорила это тебе. Может быть, это просто потому, что я не привыкла говорить такие слова; я ведь росла в доме дяди, а он был хотя и очень нежен со мной, но не… ну, я просто не знала, как это бывает у семейных пар…

Джейми осторожно закрыл ладонью мой рот, его губы изогнулись в легкой улыбке. Через мгновение он убрал руку. Я глубоко вздохнула, чтобы мой голос звучал более уверенно.

— Послушай, я просто хотела сказать… ну, если я не буду говорить этого вслух, как ты узнаешь, что я тебя люблю?

Он снова всмотрелся в меня, потом понимающе кивнул.

— Я это знаю просто потому, что ты здесь, Сасснек, — тихо произнес он. — Ты ведь именно это имела в виду, так? Что он отправился вслед за Брианной… этот Роджер. А потому, скорее всего, он любит ее достаточно сильно, а?

— Ну да, такое не совершают из простой дружбы, я думаю. — Джейми снова кивнул, но мне хотелось сказать ему больше, мне хотелось, чтобы до него как следует дошла вся значимость событий… — Я не слишком много рассказывала тебе об этом, Джейми, потому что… ну, потому что для этого просто не существует слов. Но… — Я невольно содрогнулась при воспоминании. — Но далеко не каждый из тех, кто входит в каменный круг, выходит из него на другой стороне.

В глазах Джейми вспыхнуло напряженное внимание.

— Откуда ты это знаешь, Сасснек?

— Я могу… я умею… слышать их. Их крик…

На этот раз меня затрясло с головы до ног — не только от воспоминаний, но еще и от холода, и Джейми поспешно схватил меня за руки и привлек к себе, под свою куртку. Осенний ветер встряхивал ветви ив, росших вдоль ручья, и они издавали сухой дребезжащий звук, словно это стучали друг о друга старые пожелтевшие кости… Джейми прижимал меня к своему телу, пока дрожь не начала утихать, а потом осторожно отстранил.

— Холодно очень, Сасснек. Пошли-ка в дом. — Он повернулся было к нашей хижине, но я положила руку ему на плечо, и он остановился.

— Джейми?

— Да?

— Мне действительно нужно было… ты правда… тебе нужно было, чтобы я это сказала?

Он снова повернулся и посмотрел на меня. Лунный свет, упавший ему в спину, обрисовал вокруг его головы сияющее гало, однако лицо оказалось в такой густой тени, что нечего было и надеяться рассмотреть выражение его глаз.

— Не то чтобы я в этом нуждался, — сказал он, и голос его прозвучал необычайно мягко. — Но я ничего не имел бы против, если ты сама хотела это сказать. И если тебе захочется иногда повторять это, время от времени. Ну, не слишком часто, конечно; мне не хотелось бы утратить новизну ощущений при звуке этих слов. — Я просто услышала усмешку в его голосе и не удержалась от ответной улыбки, не заботясь о том, видит ли он ее.

— Но это не повредит, ты хочешь сказать? Если изредка…

— Да.

Я шагнула к нему и положила руки ему на плечи.

— Я люблю тебя.

Он долго смотрел на меня молча, и я не видела его глаз…

— Я рад этому, Клэр, — едва слышно произнес он наконец и погладил меня по щеке. — Очень рад. А теперь идем-ка в постель. Я тебя согрею.

Глава 48

Возле яслей

Крошечная конюшня располагалась в неглубокой пещере под нависшим над ней скальным козырьком, а перед входом в нее стояла преграда в виде кедровых бревен, вкопанных в землю на пару футов, — этого было достаточно, чтобы остановить даже самого решительного медведя. Свет проникал внутрь через открытую верхнюю половину широкой двери, и красноватый прозрачный дым поднимался вдоль стены утеса над пещерой, дрожа в солнечном свете, словно вода, текущая вверх по камням.

— А зачем двойная дверь? — спросила Брианна, впервые увидев это сооружение. Ее удивило то, что здесь явно было приложено чрезмерное количество труда, и отделка двери не соответствовала общей примитивности укрытия.

— Нужно иметь такое место, где животные могли бы чувствовать себя совершенно спокойно, — объяснил ей отец, показывая дочери плотные кожаные полосы, служившие дверными петлями; они плотно обвивались вокруг гладко оструганных деревянных креплений. Он взял молоток, чтобы продолжить работу, и, улыбнувшись дочери, опустился на колени возле наполовину законченных ворот. — Чтобы они чувствовали себя счастливыми, понимаешь?

Брианна не знала, чувствуют ли себя счастливыми в этой конюшне животные, но она сама точно была счастлива. В пещере было прохладно, здесь витал пряный аромат соломы, пахло пометом наевшихся свежей травы животных, и днем, когда обитатели пещеры паслись на лугу, это было удивительно мирное убежище.

А в дурную погоду или глухой ночью частокол перед входом рождал ощущение уюта; как-то раз после наступления темноты Брианна проходила совсем близко от этой конюшни — и увидела, как сквозь щели между деревом и скалой просачивается легкий пар дыхания животных, медленно поднимаясь вверх, — как будто это дышала сама земля, безмятежно спящая в осеннем уборе…