Последний раздел тетради был озаглавлен: «Техника и приготовления». Он начинался так:

«Здесь кроется нечто куда более древнее, чем сам человек, и камни хранят его силу. Старые заклинания говорят о „линиях земли“ и о силе, которая течет по ним. Назначение стоячих камней — накапливать эту силу, я уверена Но просто ли они накапливают ее, или каким-то образом искажают?»

Кусочек бисквита, похоже, навсегда прилип к горлу Роджера, и не собирался сдвигаться с места, сколько бы чая ни было проглочено. Роджер вдруг понял, что начал читать все быстрее, поспешно переворачивая страницы, и наконец он откинулся на спинку стула и захлопнул тетрадь. Он прочтет остальное позже — и не один раз. А прямо сейчас ему необходимо выйти из дома, на свежий воздух. Нечего и удивляться тому, что Фиона расстроилась из-за этой тетради.

Роджер пошел вниз по улице, к реке, не замечая, что накрапывает дождик. Было уже поздно; церковные колокола вызванивали вечернюю мелодию, по мосту торопливо шагали любители пива, спешившие к пабам на другом берегу. Но и звон колоколов, и голоса прохожих, и звуки шагов заглушались в голове Роджера последними из прочитанных им слов, — они гремели в его уме, как будто Джейлис выкрикивала их прямо ему в уши:

«Поцелую ли я тебя снова, мое дитя, поцелую ли я тебя еще, мой мужчина? Я делаю это, стиснув зубы. Я могу убить тебя с такой же легкостью, как и обнять. Вкус силы — это вкус крови… железо у меня во рту, железо у меня в руках.

Но жертвы необходимы».

Глава 33

Канун летнего солнцестояния

20 июня 1971 года

В канун летнего равноденствия в Шотландии солнце висит в небе рядом с луной. Солнцестояние, праздник Литха, Элбан Эйлир. Близилась полночь, и свет вокруг был тусклым, молочно-белым, но тем не менее это был свет. Он начинал ощущать камни задолго до того, как мог их увидеть. И Клэр, и Джейлис были правы, подумал он; дата, день имеет первостепенное значение. Камни казались зловещими во время его предыдущих посещений круга, но они молчали. А теперь он их слышал; нет, не ушами, а всей кожей — это был низкий ровный звук, похожий на гудение волынки.

Они перевалили вершину холма и остановились футах в тридцати от каменного круга. Внизу, под ними, лежала темная долина, таинственная в свете восходящей луны. Он слышал рядом с собой прерывистое дыхание, и ему вдруг пришло в голову, что Фиона испугана не на шутку.

— Послушай, тебе совсем не обязательно здесь находиться — сказал он ей. — Если ты боишься, можешь спуститься вниз. Со мной все будет в порядке.

— Я не за себя боюсь, дурак, — пробормотала она, засовывая сжатые в кулаки руки поглубже в карманы. Потом отвернулась и, наклонив голову набок, всмотрелась в тропинку. — Ладно, пошли.

Вдоль тропинки кучерявилась молодая ольха, шурша листвой, и Роджер внезапно содрогнулся, ощутив прокатившуюся по его телу волну холода, — а ведь он был одет довольно тепло… Его одежда вдруг показалась ему самому ужасно глупой: длиннополое пальто и плотный шерстяной жилет, такие же шерстяные бриджи, да еще носки ручной вязки… В годы учебе в колледже он играл на сцене, и потому сумел объяснить портному, какой ему требуется костюм.

— Дурак — это точно, — прошептал он себе под нос.

Фиона вошла в круг первой; она не позволила ему ни войти вместе с ней, ни наблюдать за ее действиями. Роджер послушно встал спиной к кругу, чтобы Фиона могла сделать то, что считала нужным. Она принесла с собой обычный пластиковый пакет, в котором, видимо, лежали предметы, необходимые для ритуала. Он спросил ее, что там за вещи, но Фиона коротко посоветовала ему заниматься своими делами и не совать нос куда не надо. Роджер подумал, что она нервничает почти так же сильно, как и он сам.

Непрерывный гул тревожил Роджера. Да, он звучал не в ушах, но Роджер ощущал его всем телом… под кожей, в глубине костей.

Из-за этого гула его руки и ноги стали похожи на натянутые струны, в крови он чувствовал щекотку, кожу покалывало, и Роджеру постоянно хотелось почесаться. Фиона гула не слышала; Роджер спросил ее об этом, чтобы удостовериться: ей ничто не угрожает из-за того, что она помогает ему.

Он всей душой надеялся, что не ошибся; надеялся, что только те, кто слышит голос камней, могут пройти сквозь их круг. Он бы никогда не простил себе, если бы с Фионой что-то случилось… хотя, как она ему напомнила, ей уже много раз приходилось стоять в этом круге во время праздников огня, без каких-либо неприятных последствий. Роджер украдкой бросил взгляд через плечо, увидел крохотный огонек у подножия большого расщепленного камня, и поспешно отвернулся.

Фиона пела мягким высоким голосом. Роджер не понимал слов. Он знал, что сквозь круг удавалось пройти только женщинам; сработает ли все это для него?

Это возможно, подумал он. Если дар проходить сквозь круги стоячих камней наследственный… ну, вроде умения сворачивать язык в трубочку или дальтонизма… тогда почему бы и нет? Клэр прошла сквозь круг, и Брианна тоже. Брианна была дочерью Клэр. А он был потомком той единственной путешественницы сквозь время, которую он знал наверняка, — Джейлис-ведьмы.

Роджер несколько раз топнул ногами и встряхнулся как лошадь, отгоняющая слепней, пытаясь заглушить тревоживший его гул. Господи, да он себя чувствует так, словно его заживо поедают муравьи! То ли ему стало хуже от пения Фионы, то ли просто его собственное воображение слишком уж разыгралось?

Он яростно потер грудь, стараясь утихомирить раздражение, и его рука наткнулась на тяжелый кружок материнского медальона, — он взял его с собой на счастье, ведь в нем были вставлены гранаты. У него были кое-какие сомнения относительно рассуждений Джейлис… ему и в голову не приходило испробовать крови, хотя Фиона, похоже, решила заменить кровь огнем… но в конце концов, от гранатов не может быть никакого вреда, а вот помочь они в состоянии… О боже, неужели Фиона не может поспешить? Роджер ежился и дергался в теплой одежде, но не одежда раздражала его, а собственная кожа…

Стараясь отвлечься, он снова похлопал себя по груди, на этот раз по карману, и снова почувствовал под ладонью медальон. Если все это сработает… если он сможет… это намерение возникло у него лишь недавно, когда идея воспользоваться стоячими камнями окончательно созрела и обрела зримые формы. Но ведь если это вообще возможно… Роджер снова осторожно провел пальцами по медальону, и в темной глубине его памяти всплыло лицо Джерри Маккензи.

Брианна отправилась на поиски своего отца. Может ли и он сделать тоже самое? Иисус, что там делает Фиона? Ему стало еще хуже; заныли зубы, кожа горела… Роджер отчаянно потряс головой, но тут же у него все поплыло перед глазами и он замер в неподвижности, ощутив легкую тошноту; и у него вдруг так заболел лоб, словно с черепа сдирали скальп.

Потом Фиона неслышно очутилась рядом с ним, маленькая, едва различимая… и схватила его за руку, и повела его в каменный круг, что-то встревоженно приговаривая… Он не слышал ее — шум внутри его головы усилился; теперь у Роджера гремело и в ушах, и в мозгу, а в глазах потемнело, и позвоночник просто трещал от боли…

Стиснув зубы, он несколько раз моргнул, всматриваясь в темноту, и наконец сумел сосредоточить взгляд на круглом испуганном лице Фионы.

Роджер быстро наклонился и поцеловал ее прямо в губы.

— Не говори ничего Эрни, — сказал он. А потом отвернулся и пошел в круг.

Летний ветерок донес до него слабый запах; это был запах огня. Он повернул голову и его ноздри расширились, ловя струйку дыма. Вон там. Огонь разгорался у вершины холма, костер кануна солнцестояния.

Над головой слабо мигали звезды, наполовину скрывшиеся за набежавшим облаком. Он не хотел ни двигаться, ни думать. Он ощущал себя бестелесным, растворившимся в небесах, его ум стал свободным, он отражал звездный свет, как зеркало, и он, как рыба под поверхностью воды, плыл под поверхностью вечности. Вокруг него пели нежными голосами звездные сирены и почему-то пахло кофе.

Потом у него возникло смутное ощущение чего-то неправильного, вторгшегося в его умиротворение. Это чувство подтолкнуло мысли Роджера, породив крошечные болезненные искры замешательства. Он сопротивлялся неприятному ощущению, желая лишь без помех плыть среди звезд, но усилие, которое понадобилось для этого сопротивления, окончательно пробудило его. И он вновь ощутил собственное тело, страдающее от боли.

— РОДЖЕР!

Голос звезды ворвался в его ухо, он вздрогнул и отшатнулся. Острая боль пронзила его грудь, и он поспешил прикрыть рану ладонью. Что-то вцепилось в его запястье и отвело руку, но он уже успел ощутить влагу и шелковистый пепел на своей груди. Он что, истекал кровью?

— Ох, слава богу, ты очнулся! Ну и хорошо, ты хороший парень. Тебе лучше, а? — Нет, это не звезда говорила, а облако. Он моргнул, смущенный, и облако преобразилось в нечто знакомое… ну конечно, это кудрявая голова Фионы, темная на фоне неба. Роджер резко сел, но это было скорее конвульсивное, чем осознанное движение.

Тело отомстило ему тем, что тут же вернулось и наполнилось болью. Роджер чувствовал себя безнадежно больным, к тому же он по-прежнему ощущал запах кофе, к которому добавилась вонь обожженной плоти. Он упал на четвереньки, а потом растянулся на траве. Трава была влажной, и ее прохлада остудила его горящее лицо.

Руки Фионы касались его, утешая, вытирая щеки и губы.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, и ему показалось, что Фиона задала этот вопрос уже в сотый раз. Но теперь он уже набрался сил для ответа.

— Ничего, — прошептал он. — Нормально. Но почему…

Голова Фионы качнулась туда-сюда, смахнув звезды с доброй половины неба.

— Не знаю. Ты вышел… ты ушел, а потом вдруг вспыхнул огонь — и ты снова очутился в круге, а твое пальто горело. Я тебя залила из термоса.

Так вот откуда взялся запах кофе… и влага на его груди. Он поднял руку, и на этот раз Фиона не стала его останавливать. Действительно, на груди пальто было прожжено, пятно было небольшим, дюйма три в диаметре, наверное. Кожу под этим местом слегка прижгло; Роджер почувствовал, как она онемела, когда просунул пальцы в дырку… и тут же его опалило другой болью. Медальон его матери исчез.