Ближе к полудню мы подъехали к склону, покрытому таким густым лесом, что продолжать путь верхом стало невозможно. Глянув на почти вертикальную скалу, возвышающуюся над темной путаницей из веток, я позавидовала лошадям, которым предстояло остаться внизу. Мы стреножили их возле ручья, берега которого поросли сочной травой, а сами зашагали дальше, все выше и выше, все глубже и глубже в чертов первобытный лес.

Нас окружали сосны и, кажется, тсуги. Вроде так они называются, размышляла я, перелезая через узловатое поваленное дерево. Огромные стволы вздымались так высоко, что нижние ветви начинались лишь в двадцати футах над моей головой. Лонгфелло о таком и не слыхивал.

Воздух был прохладным и влажным, дышалось легко. Туфли беззвучно утопали в многовековом черном слое перегнивших сосновых иголок. Мой отпечаток в мягкой грязи на берегу ручья выглядел странным, как след динозавра.

Мы достигли вершины хребта… и увидели следующий, а за ним еще один. Я не знала, что мы вообще ищем, или как мы поймем, что что-то нашли. Джейми без устали шел вперед привычной походкой горца и изучал обстановку. Я тащилась за ним, наслаждаясь видом. Временами я срывала полезные растения или выкапывала корешки, а потом складывала эти сокровища в кисет на поясе.

Двинувшись вдоль хребта, мы уткнулись в заросли вереска. Местечко, издали смотревшееся светлым пятном на фоне темных хвойных деревьев, вблизи оказалось непроходимым переплетением колючих ветвей.

Мы вернулись назад и начали спуск, постепенно выбираясь из-под громадных ароматных сосен. Миновали склоны, покрытые пожелтевшей на солнце оленьей травой и наконец вышли к обрыву. Внизу текла безымянная речушка.

Под тенью деревьев было прохладно, и я с облегчением выдохнула, приподнимая волосы над шеей, чтобы проветриться. Джейми оглянулся, улыбаясь, и придержал для меня ветку.

Говорили мало, будто горы отнимали не только дыхание, но и способность к общению. Полные зеленых убежищ, они казались юными отпрысками шотландских гор, только гуще заросшие лесом и в два раза выше черных родительских скал. Однако в воздухе витал тот же приказ молчать, то же обещание чудес и тайн.

Землю здесь покрывал глубокий слой опавшей листвы, которая мягко пружинила под ногами. Пустота между огромными мшистыми деревьями словно обретала волшебные свойства – пройдешь и окажешься в другом измерении.

Волосы Джейми вспыхивали огнем, когда на них падали случайные лучики солнца, – и он словно факел вел меня сквозь лесные тени. Рыжим прядям, немного потемневшим за последние годы, солнце вернуло огненную медь. Джейми успел потерять ремешок, который стягивал волосы; он остановился и отбросил влажные пряди с лица. Мелькнула седина – над самым виском, напоминание о пуле, полученной в пещере Абандаве.

Я слегка содрогнулась. Хорошо бы забыть Гаити и его жестокие тайны, но вряд ли удастся. Я и сейчас порой слышу, на грани сна, завывание ветра в пещере.

Мы взобрались на гранитный выступ, покрытый мхом и вездесущей влагой, а потом пошли вдоль ручья, продираясь сквозь высокую траву и уклоняясь от низких веток. Вокруг развернулись настоящие чудеса. Крошечные орхидеи и хрупкие грибы, дрожащие, как желе, на поваленных стволах. Стрекозы, порхающие над водой, словно драгоценные камешки. Поглощающий все туман.

Богатство природы поражало. На лице Джейми застыло блаженное выражение, как у человека, который знает, что спит, но не хочет просыпаться. Как ни странно, чем лучше я себя чувствовала, тем хуже мне становилось. Я была бесконечно счастлива – и столь же отчаянно напугана.

Привал мы сделали уже после полудня, чтобы отдохнуть и напиться воды из небольшого родника на краю поляны. Землю вокруг, под кленами, покрывал густой ковер зеленой листвы… среди которой я вдруг заметила знакомое красное пятнышко.

– Земляника!

Ягодки были темными, размером примерно с ноготь моего большого пальца. По меркам садоводства, в моем мире их посчитали бы чересчур кислыми, почти горькими. Но в сочетании с недожаренной холодной медвежатиной и твердыми как камень лепешками они показались настоящим деликатесом, приятной свежестью, разбавившей вкус во рту.

Я собирала их целыми пригоршнями и складывала в плащ. Плевать на пятна – какое мне дело до капельки земляничного сока, когда там красуются следы смолы, сажи, раздавленной травы и самой обыкновенной грязи? Когда я закончила, мои пальцы липли друг к другу, желудок был набит, а небо и язык будто кто-то натер наждачкой – из-за ужасно кислых ягод. Однако я все равно не могла устоять и тянулась за следующими.

Джейми прислонился плечом к платану, сощурив глаза от бьющего в них солнца.

– Как тебе эти места, саксоночка? – спросил он.

– Здесь очень красиво, правда?

Джейми кивнул, глядя туда, где между деревьями виднелся склон, поросший степными травами, и вновь вздымались деревья – ивы, обрамляющие берег реки.

– Я вот думаю… В лесу сейчас весна. Вон луг… – Он махнул рукой в сторону ольхи на дальнем краю склона. – Его на первое время хватит нескольким животинам, а землю у реки можно расчистить под засев. По склону будет легко отвести воду. А здесь, смотри…

Джейми встал, охваченный мечтами.

Окрестности, на мой взгляд, ничем не отличались от всех склонов и маленьких долин, которые мы прошли за последние дни. Однако для Джейми, с его опытным фермерским глазом, дома, загоны и поля возникали как волшебные грибы в тени деревьев. Он буквально лучился от счастья. А вот у меня сердце налилось тяжестью.

– Думаешь, мы можем тут осесть? Принять предложение губернатора?

Джейми уставился на меня, осекшись на полуслове.

– Можем. Если…

Он замолчал. Солнце опалило его кожу, и я не могла понять, отчего Джейми покраснел.

– Скажи, саксоночка… ты веришь в знаки?

– Какие знаки? – насторожилась я.

Вместо ответа Джейми сорвал какое-то растеньице и положил мне в ладонь – темно-зеленые листочки, похожие на китайские веера, белоснежный цветок на тонком стебельке, а на другом – полуспелая ягода с ярко-красным кончиком.

– Вот этот. Это наше, понимаешь?

– Наше?

– Фрейзеров, в смысле. – Джейми мягко коснулся ягодки грубым пальцем. – Земляника всегда была символом нашего клана… В общем-то, наше имя ее и означало, когда мсье Фрезельер прибыл из Франции с королем Вильгельмом и за свои заслуги получил земли в Шотландских горах.

Вот оно как… король Вильгельм. То есть Вильгельм Завоеватель. Может, Фрейзеры – и не древнейший клан, но родословная у них неплохая.

– Воины с самого начала, так ведь?

– И земледельцы. – Сомнение в глазах Джейми сменилось улыбкой.

Я не рассказала ему о своих мыслях, однако отлично знала, что он думает о том же. Клана Фрейзеров больше не существовало – лишь жалкие остатки, кто выжил благодаря хитрости или удаче. И все же вот он, передо мной, в тартане, высокий и стройный, с темной сталью кинжала на поясе. Воин и земледелец. И пусть земля под его ногами была не шотландской, он дышал воздухом свободы, а горный ветер трепал волосы, поднимая медные пряди ввысь, к летнему солнцу.

– Мсье Фрезельер? – улыбнулась я, изо всех сил стараясь забыть о растущих страхах. – Мистер Земляника? Он их выращивал или просто любил есть?

– Ну, одно из двух. Или и то и другое, – сухо отозвался Джейми. – Или дело было в рыжих волосах?

Я рассмеялась, и Джейми присел рядом на корточки, расстегивая плед.

– Такие растения встречаются редко. – Он тронул веточку на моей ладони. – Чтобы и цветок, и плод, и листва… Белый цветок – это честь, красная ягода – храбрость… а зеленый лист – непреклонность и постоянство.

В горле встал ком.

– Верно, – шепнула я.

Джейми обхватил мою ладонь своей и аккуратно сжал веточку моими пальцами.

– А сама ягода – в форме сердца, – тихо проговорил он и поцеловал меня.

К глазам подступили слезы, одна даже скатилась по щеке. Джейми стер ее, а затем поднялся и расстегнул пояс. Плед складками упал к ногам. Затем Джейми стянул рубашку с бриджами и усмехнулся, глядя на меня сверху вниз, обнаженный.

– Здесь никого, – произнес он. – Никого, кроме нас.

Множество дней нас окружали бескрайние просторы, полные опасностей, глушь, которая начиналась уже за гранью света от костра. Но здесь мы были лишь вдвоем, неразрывно связанные с этим местом, где даже при свете дня не нужно сдерживать бушующие страсти.

– В древние времена мужчины так благословляли поля, – проговорил Джейми, подавая мне руку.

– Что-то я не вижу здесь полей.

И я не знала, хочу ли я вообще их здесь увидеть. Однако я все же стянула кожаную рубашку и развязала самодельный бюстгальтер. Джейми не сводил с меня восхищенных глаз.

– Ясное дело, сперва мне придется срубить несколько деревьев…

Мы расстелили плед поверх плащей и устроились на этом подобии ложа, прижимаясь друг к другу обнаженной кожей, среди желтой травы и ароматов бальзамина и земляники. Я отогнала все те мысли, что терзали меня по пути сюда, желая разделить радость Джейми, покуда он ее испытывает. Я крепко его обняла, а он глубоко вздохнул и прижался еще сильнее.

– Каким был бы Рай без змия? – пробормотала я, поглаживая Джейми.

– А ты бы отведала со мной плод, душа моя? – прищурился он. – С древа познания добра и зла?

В ответ я легонько провела кончиком языка по его нижней губе. Джейми вздрогнул.

– Я готова, – произнесла я, – мсье Фрезельер.

– Мадам Фрезельер… – шепнул Джейми. – Я весь к вашим услугам.

А потом мы разделили этот сладкий плод греха, скрытые зеленой листвой.


Мы лежали в объятиях друг друга, сонные, шевелясь лишь для того, чтобы отогнать назойливых насекомых, пока вечерние тени не коснулись наших ног. Джейми тихо встал и укрыл меня плащом, думая, что я заснула. Я расслышала шорох одежды, потом шелест листвы. Джейми куда-то отошел.

Я перекатилась и увидела его в стороне. Джейми стоял у края леса, глядя с обрыва на реку.