— Значит, ты — за?

— Анечка, я не «за» и не «против». Я так, как лучше тебе. А лучше тебе жить одной, чем с самоубийцей. Неизвестно, что он предпримет, что и в каком направлении сложится в его голове. Он в последнее время, слишком много себе позволял. Его хамство стало возмутительным. Это регресс. Дальше будет только хуже. Ты же понимаешь, человек с годами меняется лишь в худшую сторону.

— Но Олег не был таким…

— Он всегда был таким. Эгоистичным, просчитанным, капризным, самолюбивым. Просто ты была влюблена и не видела его истинного лица. Ты часто идеализируешь людей, Анечка. Это не плохо, но и не хорошо. Пора взрослеть, милая.

А ведь он прав. Мне двадцать девять по паспорту, а на деле…порой десять, порой пятьдесят. В этом отношении природа удивительно не гармонично отобразилась на моей личности. Мне стало грустно.

— Я, пожалуй, лягу спать. Утро, говорят, мудренее вечера.


Неделя прошла не заметно и в общем-то непримечательно. Сергей, подтверждая мои самые худшие опасения, исчез, уехал в командировку. Я понимала — работа. И все равно переживала — ведь он даже не позвонил перед отъездом. Правда, он заезжал. Мы долго целовались в машине и поклялись, что будем вместе, несмотря ни на что. Очень скоро и навсегда. Я видела — он верит в то, что мое решение твердо. И готов ждать…

И исчез, не сказав ни слова, не предупредив.

Я терялась в загадках, мучила сотовый и… шла к Олегу.

Его выписали шестого. Рождество мы встретили с братьями, на удивление, мирно и потому приятно. Даже — замечательно, если б с нами был и Сергей. Но он лишь поздравил меня по телефону, гудящему и шумящему, как трансформаторная будка. В этом шуме я с трудом различила: "люблю, скучаю, буду двенадцатого". Мне было довольно услышанного, чтоб весь день ходить с блаженной улыбкой абсолютно счастливого человека.

Да, те дни были удивительно безмятежными. На работе — два проекта, которые без суеты и спешки планировалось сдать к концу февраля.

Дома — Олег. Милый, тихий, вежливый и мягкий, как тающий воск. Ни одной колкости, ни одной грубости и взгляды преданной собаки.

Мне было стыдно смотреть в его глаза. Они будили во мне воспоминание о жутком, потрясшем меня в свое время до глубины души фильме "Белый Бим, Черное ухо". Я смотрела на Олега и чувствовала себя самой низкой предательницей, обрекающей его на серьезные и совершенно незаслуженные испытания с тем же жестоким равнодушием, что и персонажи того фильма. В какой-то момент я даже готова была вызвать Олежку на разговор, открыться, попросить прощения. И все же не решалась. Уговаривала себя, глядя, как он чистит палас, что самое время, что нужно, необходимо сделать это сейчас. И приводила доводы: Олег в благодушном настроении и в состоянии, если не спокойно, то, во всяком случае, нормально воспринять неприятное известие. А завтра появится Сергей, и неизвестно, что натворит, узнав, что я так и не поставила мужа в известность об уходе.

Тихое жужжание пылесоса сбивало меня с мысли, мешало сосредоточиться. Я разозлилась на себя — что за глупая оговорка? Вот уж действительно нашла виновного в собственном малодушии — пылесос!

И резко села.

— Мешаю тебе отдыхать? — тут же забеспокоился Олег, виновато поглядывая на меня. — Извини, еще пару минут, и я его выключу.

Господи, ну, и что на это ответишь?

Куда же исчез тот Олег, что за последний год буквально замучил меня своими придирками и ворчанием? С ним бы я поговорила без сантиментов. А с этим…

Этому же, давно забытому и словно специально, наперекор нам с Сережей, восставшему, как феникс из пепла, я могла лишь улыбаться, проявлять внимание и заботу, одаривать, как добрыми новостями, так и приятными сюрпризами.

Несправедливо! — решила я и почувствовала, как к горлу подступает тошнота от безысходности, стыда и волнения. Мрачная необходимость расстроить мягкого и доброго человека угнетала меня до физического дискомфорта. Я поняла, что не сдержусь — меня либо стошнит, либо я расплачусь и начну каяться в тех грехах, что и не совершала, лишь бы загладить свою вину, которая растет час от часу. Быстро направилась в ванну и чуть не упала у дверей — буквально на пару секунд голову обнесло, появилась слабость.

Что это со мной? — спросила я у своего отражения в зеркале и включила холодную воду, чтобы освежить лицо.

— Анечка, с тобой все нормально? — послышалось за дверью.

— Да! Да…

— Я выключил пылесос, можешь отдыхать.

Да что ж ты такой заботливый! — с яростью подумала я, бросив сердитый взгляд на дверную поверхность, и вновь почувствовала тошноту. Мой желудок взбунтовался против столь непривычного внимания.

Минут пять я приходила в себя и все думала — что ж я съела? Омлет? Да, Олег приготовил на завтрак омлет, а мне хотелось каши, и обязательно с чем-нибудь острым, например, с китайской морковкой. И спаржу, и…Стоп. Что за странные пристрастия в пище?

Я вынырнула из ванной и спросила:

— Олег, у нас спаржа есть?

— Спаржа? — его взгляд ощупал меня с ног до головы, лицо приобрело испуганное выражение. Что же он такое нашел в моем облике?

— Анечка, ты ведь терпеть не можешь спаржу.

— Да? Значит, спаржи нет, — не сдержала я вздоха сожаления.

— Нет, но я могу купить. Сейчас, — он закрутился в коридоре, спешно натягивая пальто, ботинки. — Может что-нибудь еще? Сладкое?

— Нет! — ответ прозвучал слишком резко. Олег выронил сапог и подозрительно уставился на меня:

— Аня, ты как себя чувствуешь?

Отвратительно! — чуть не сорвалось с моих губ.

— Сносно. Если ты не будешь упоминать о сладком.

От одного воспоминания о тортах и шоколаде меня мутило. Нет, я явно чем-то отравилась. Второй день желудок не на месте. Может, сказывается волнение в предчувствии глобальных перемен? Страшащих и желанных одновременно. Впрочем, кто их не боится? Кто бы на моем месте чувствовал себя иначе?

Олег сел на тумбочку и принялся грызть ногти, взволновавшись неизвестно из-за чего. Этого мне еще не хватало.

— Олег, не ходи. Переживу я без спаржи.

— Нет. Я схожу. Что еще купить? Соленые помидоры будешь?

— Да, — обрадовалась я — вот что мне нужно. — Только не соленые, а в собственном соку.

Олег кивнул, не спуская с меня внимательного взгляда. Он словно хотел что-то спросить или сказать, но не решался. Медленно надел сапоги и шагнул к двери:

— Я скоро, — прозвучало это, как «прощай».

Я проводила его недоуменным взглядом и вздрогнула — одновременно со звуком хлопнувшей двери раздалась телефонная трель.

— Сережа? Сережа! — в трубке все жужжало и гремело, но я точно знала — это он.

— …Анюта…

— Сережа, откуда ты звонишь?

— Из Москвы, с сотового. Плохо слышно? Я буду громко говорить!

— Зачем с сотового?… И что ты в Москве делаешь?

— Здрас-сте, Анюта, мы же договаривались. Ты передумала?

— Нет, нет!

— Ты сказала?

— Я…скажу…

— Аня, я почти все подготовил. Слышишь?! Только задержусь, билет поменял на четырнадцатое, раньше не успеваю. Три дня, Ань, три дня и я буду дома! Если б ты могла представить, как мне без тебя муторно, как я хочу тебя видеть!.. У тебя все хорошо? А то сердце не на месте.

— Да, Сережа, у нас все отлично…

— Котенок…

— Я люблю тебя, Сереженька!

— Это я тебя люблю, Анюта. Я тут набрал всего, всего. Даже не знаю, что еще тебе взять? Что привезти?…

— Себя! Я скучаю, Сережа. Почему ты решил задержаться? Зачем?

— Ну, Ань, надо же все успеть. Потом еще раз придется лететь и все, слышишь? Я все подготовил, хоть через неделю переедем! Ты рада? Анют?

— Да, да, я рада…Возвращайся.

— Анька… как я соскучился, ты бы знала! В следующий раз вместе поедем! Один я пас. Не хочу. Летишь со мной?

— Куда угодно, когда угодно…

— Котенок…жди, три дня промелькнут быстро. Встретишь меня?

— Да. Каким рейсом?

— Утренним Ань, что ждать-то? Ладно, пока. Блин, столько сказать тебе хотел…

— А ты и сказал. Главное.

— Ладно…Ты решай там. Слово за тобой. Да, вот — Ань, я для ремонта ребят нанял, они сляпают, а мебель даже не смотрел. С тобой уже, ага? Что скажешь, то и возьму. Правильно?

— Да.

— У тебя точно все хорошо?

— Нет. Тебя нет — значит не хорошо.

— Ну-у…я сам…ладно, а то сейчас трубку покусаю с горя… Пока.

Я положила трубку и села на пуфик — три дня. Мне отмерено всего лишь три дня. Сергей все решил, сделал, теперь мой черед.

А может, ничего и не надо? Оставить все, как есть?

Как же мне объясниться с Олегом? С этим Олегом.

А с Алешей? Андреем?

А Сережа? Я не могу, не хочу жить в постоянном ожидании встречи. Мимолетной, тайной, словно мы крадем эти свидания. И у кого? У себя самих.

С кем бы поговорить? У кого спросить совета?

И что вдруг меня обуяла такая апатия? Откуда она взялась? А эта вопиющая, возмутительная слабость мозговой деятельности? Имя ей — малодушие или усталость?

Нет, нужно перебороть и то, и другое, и все ж сподобиться на разговор с мужем. Главное только начать. Правильно подобрать слова, сложить их в нужные фразы, обтекаемые, дающие надежду, а не рвущие все напрочь.

"Мы можем остаться друзьями"…Нет, это заключительная фраза. Тогда:

"Олег, нам нужно расстаться"…

Зачем — спросит он, и что я отвечу?

"Так лучше". "Кому?" — спросит он.

"Тебе'.

"А откуда ты знаешь, что мне лучше"? И что, тогда говорить?

Что люблю собственного брата? Возмутительно! Именно это будет в его взгляде, а еще брезгливость. Брат! Если б я уходила к другому мужчине, но к брату?! Нет, меня не поймут, кому о том не объяви. И я вдруг подумала, что, наверное, именно так же, как я себя сейчас, чувствуют себя геи и лесбиянки. Они тоже изгои. Проклинаемые и гонимые людьми и богом, но именно ими же и проклятые. Нет, я никогда не сочувствовала им, не понимала и не стремилась понять. Они были для меня, что представители чужой цивилизации — то ли есть, то ли нет. Но не здесь и не рядом. Там, в телевизоре, книгах, желтой прессе…