Антон Вереютин - Бальтазар

– Отлично, мой мальчик! Тогда я смогу называть внука в кругу семьи Генрихом, и никто не посмеет мне слова сказать поперек. Верно?

– Верно, папочка, – вмешалась леди Барроу. – На этом предлагаю закрыть данную тему и перейти к обсуждению слуг.

– А что такое, милая?

– Дело в том, мама, что прислуга в имении моего супруга несколько нерасторопна, в связи с чем я хочу переселить Сесилию в Барроу-хаус на место моей камеристки и компаньонки.

– Но, милая, это самая быстрая горничная в Роуз-Гроу! Я не могу проститься с ней.

– Вирджиния, перестань! Если дочери требуется одна из наших служанок, то пусть забирает! – громогласно заявил лорд Эшби.

– Ну, хорошо, – нехотя согласилась мать. – А что насчет кормилицы для Генри?

– Моему сыну не требуется кормилица. Я и сама в состоянии покормить его своим молоком.

– Но, дорогая! Как какая-нибудь крестьянка?

– Я не знаю, что найденная тобой кормилица использует в пищу, мама. А мое питание говорит о пользе материнского грудного молока.

– Эта беседа совсем не для мужских ушей! – громко произнес новоиспеченный дед и вывел зятя из комнаты. – Скажи мне, мой мальчик, как у Вас с Вивиан обстоят финансовые дела?

– Что Вы имеете в виду, лорд Эшби? – опешил Бальтазар.

– Просто Вы не покупаете обновок моей дочери, не нанимаете дополнительных слуг в поместье, и ей приходится одалживать нашу горничную.

– Уверяю Вас, Уильям, с доходами у меня все в порядке. По поводу гардероба спросите у своей дочери, это ее личное дело. А нашу семью я могу обеспечить.

– Очень рад это слышать, – хмыкнул тесть и похлопал владельца Барроу-хаус по плечу.

После ухода четы Эшби супруг не осмелился тревожить недавно родившую жену намеками её отца и, поцеловав новорожденного Генри в лоб, удалился в свой кабинет. Через час к нему зашел О’Теренс и передал визитную карточку от некоей дамы, которая ожидала в прихожей.

– Мисс Харон. Хм, не знаю такую, но пусть войдет, – велел Бальтазар и с интересом стал ожидать.

Через несколько минут он услышал стук каблучков по деревянному настилу и ощутил запах цветочных духов еще до входа незнакомки в кабинет. Дверь открылась, и в помещение вошла молодая стройная женщина в темной шляпке с вуалью, прикрывающей пол лица, и темных ажурных перчатках. На ней было платье до колен с поясом то ли черного, то ли темно-синего цвета. Странный выбор, если учитывать, что на дворе конец июня, и все барышни, наоборот, стараются наряжаться в светлые и яркие одеяния.

Она поблагодарила чужого дворецкого и сказала, что его помощь ей больше не требуется, и он свободен. Потом заперла дверь, не торопясь снимать свою ладонь с медной ручки. Звук её шагов эхом отдавался в кабинете до тех пор, пока она не села в кресло напротив хозяина дома.

– Чем могу быть полезен? – спросил он заинтересованно.

– Вы не помните меня, сэр Барроу?

– К сожалению, у меня не очень хорошая память на лица, тем более, когда эти лица наполовину спрятаны, – с улыбкой ответил Бальтазар.

– Да, пожалуй, я несколько изменилась с нашей первой встречи, но нашу беседу, думаю, Вы должны помнить.

– О чем же мы говорили?

– О любви, судьбе и счастье, – произнесла незнакомка, не отводя глаз с собеседника.

А тот, в свою очередь, изменился в лице, догадавшись, кто перед ним.

– Не думал, что когда-нибудь смогу убедиться, как из гадкого утенка можно превратиться в прекрасного лебедя. Сколько Вам сейчас лет? Ведь тогда Вы были еще девочкой?

– Да, девочкой тринадцати лет, – подтвердила гостья. – Сейчас мне семнадцать.

– Кгхм, что же привело тебя сюда снова? – обдумывая, чем она может его шантажировать, спросил Бальтазар.

Собеседница рассмеялась, словно прочитав мысли оппонента.

– Не беспокойтесь, сэр Барроу! Чем я могу Вас шантажировать? Тем, что когда-то погадала Вам на ладони?

– Тогда я не понимаю, зачем ты здесь?

– Боюсь, мне нужно предупредить, что Вы можете ошибиться выбранной дорогой и свернуть не туда в своем пути.

– Что это значит?

– Целью Вашей жизни ставился поиск единственной возлюбленной, предначертанной Вам судьбой, с которой Вы будете создавать семью.

– Я и следую этому пути. Именно поэтому женился в прошлом году на любимой женщине, и у нас с ней родился ребенок.

– Я знаю, что накануне у Вас родился сын. Это меня и встревожило.

– Что именно? Хотя постой! Откуда ты узнала о рождении моего ребенка? Ведь он родился только вчера! Ты что следишь за моей жизнью?

– Вы забываете, что я ясновидящая, сэр Барроу, – многозначительно отметила незнакомка.

– Допустим. Так что же тебя встревожило в том, что на свет появился наследник Барроу-хаус?

– А то, что Вы не должны были продолжать род, не убедившись в том, что женщина рядом с Вами является именно той женщиной, которая предначертана Вам судьбой, которая является именно Вашей половинкой среди миллионов женщин и которая так же, как и Вы, поймет, что именно с Вами она проведет века.

– Очень странное изречение, но может это лишь особая форма твоей речи, чтобы добавить себе значимости. Не суть. Так вот сообщаю тебе, что леди Вивиан Барроу, в девичестве Эшби, и есть моя единственная, предначертанная судьбой.

Гадалка хмыкнула, чем рассердила собеседника.

– И впредь прошу больше не являться в мое поместье без приглашения! – гневно бросил Бальтазар. – Более того, вообще не являться сюда! Твои экстрасенсорные способности понадобились мне лишь раз, а дальше я сам решаю, как прожить свою жизнь. Ты мне не указ! Убирайся!

На звонок хозяина явился дворецкий и любезно выпроводил незваную гостью. Однако владельца имения это не успокоило, поскольку высказанные шарлатанкой обстоятельства и аргументы намекали на то, что его третья жена не является той девственницей, на которой он остановится. Кроме того, если расшифровать пояснения ясновидящей, то рождение детей предусмотрено на его роду именно с последней представительницей женского пола, либо что-то иное, но что именно ускользнуло от его внимания.

Уняв свои нервы, сэр Барроу, наконец, поднялся наверх и присоединился к любимой женщине с сыном. Они мирно сопели в теплой кровати под уханье ночных сов, объявивших охоту уличным грызунам. Супруга проснулась от его прикосновения.

– Который час, Бальтазар?

– Это не важно. Поздно. Я просто хотел спросить у тебя кое-что. Скажи, ты любишь меня?

– Разумеется, люблю за то, что ты подарил мне это чудо, – прошептала Вивиан, с нежностью глядя на Генри.

Муж разочарованно вздохнул и покинул спальню.

Последующие несколько месяцев вплоть до зимы прошли у Бальтазара, словно во сне или в тумане. Он ел, скакал на коне, говорил и двигался, но как-то на автомате. Молодая мать не замечала этого, потому что была занята только малышом. Её интересовали интервалы приема пищи Генри, его отрыгивания и колики, время сна и игр, – всё, что угодно, касающееся сына, но не отца.

Супруг лишь раз пытался напомнить ей об исполнении супружеских обязанностей и нарвался на обвинения в эгоистичности и безразличии к собственному ребенку. В конце концов, он просто перестал обращать на себя её внимание, что ничуть не тревожило леди Барроу. Все её разговоры в доме родителей, при визитах друзей или на прогулках с подругами сводились к обсуждению любимого чада.

Постепенно чувства Бальтазара к ней остыли, страсть потухла, а любовь… возможно, любви никогда и не было, по крайней мере, со стороны Вивиан. Всё чаще хозяин Барроу-хаус стал прикладываться к графину с виски, чтобы хоть немного уйти от реальности и заглушить душевную боль. Он знал, что это конец их отношений, но пытался оттянуть неизбежное.

Ему не пришлось ничего объяснять чете Эшби после совместно проведенного пикника в честь первого дня рождения Генри. Леди Барроу взяла всё на себя: поговорила с родителями, собрала свои вещи и переехала. Единственным условием, которое она поставила в самом начале, была единоличная опека над сыном. Конечно, Бальтазар имел право посещать сына, играть с ним и участвовать в воспитании. Впрочем, отца это не сильно беспокоило, ведь он действительно был равнодушен к маленькому отпрыску.

В сентябре 1854-го года в газетах появилась официальная отметка о разводе сэра Бальтазара Барроу и миссис Вивиан Эшби. От гнева и безысходности он решил присоединиться к политической кампании против Российской Империи[8], хотя отлично понимал, для чего всё делается. Русских просто боятся! Боялись всегда и будут бояться! Даже лорд Эшби еще при праздновании Рождества 1853 года заявил гостям, что Англия вновь от жадности пытается чужими руками сломить Россию, но ничего из этого не выйдет.

Великобритания стремилась к вытеснению России с черноморского побережья Кавказа, из Закавказья и Северной Америки. Император Франции Наполеон III, хотя и не разделял планов англичан по ослаблению России, считая их чрезмерными, поддержал войну с Россией как реванш за 1812 год и как средство укрепления личной власти.

– Русские – самая сильная нация в мире! – после пяти стаканов скотча воскликнул тесть. – Никакой северной Америке их не догнать! Мы и чертовы американцы лишь можем кусать локти и науськивать другие страны выступить против Величайшей Империи! Какой позор, какой позор, что мы родились в этой стране, – окончил он свой монолог и под уговоры жены покинул в сочельник натопленную камином гостиную.

Бальтазара назначили Капитаном корабля, отплывающего через несколько дней в Евпаторию, где располагался штаб наступления. Позже его команда двинулась к Севастополю. Все эти названия радовали его слух своим отличием от холодных звуков, обозначающих английские графства. Капитан Барроу жалел юных офицеров, которые из патриотизма или фанатизма вступали в армию, рассуждая о благородных намерениях. Глупцы…