— Вот это новость, — Шумилов от волнения потер затылок. — Это надо сразу в ставку сообщать. Что они здесь затевают у нас? Мы-то считали, что они на оборону Берлина пойдут. Георгий Константинович в докладе Верховному так и утверждал, мол, перебрасывается с Западного фронта 6-я танковая армия СС на Берлинское направление. На полном серьезе и с полной уверенностью. И все новые самоходки себе забрал. Мол, нам «Королевские тигры» встречать надо, а вам в Венгрии — что делать. А вот на тебе, «Королевские тигры» к нам на Балатон пожаловали. А у меня в артиллерии только 57-миллиметровое да 76-миллиметровое орудия. Да и танки чуть не треть в ремонте, Т-34 всего сто сорок штук, да еще какие-то эти «шерманы» и «валентайны» союзнические, которые эти самые «Королевские тигры» вообще разнесут, как скорлупу. Так что все наоборот вышло. Ну, спасибо, Наталья Григорьевна, — генерал вспомнил о переводчице, — вы пока на собрание идите, переведете после подробно.

— Слушаюсь, товарищ генерал, только я на собрания не хожу.

— А ты сходи, сходи, — Шумилов слегка тронул ее за рукав, — и так тут на тебя особисты бочку катят, только еще комсорга с парторгом не хватает. Посиди, послушай, не убудет от тебя.

— А вот вы говорили, Михаил Степанович, на передовую надо офицера послать. А что там надо сделать? Может, я поеду?

— Коробов тебя замучил? — генерал понимающе улыбнулся. — Ладно, подумаем. Иди пока. Нам посовещаться нужно. Петраков, — открыв дверь, крикнул адъютанта, — зови ко мне члена Военного совета и начальника разведки. И связь с командующим фронтом, срочно!

3

Маренн открыла глаза. Она сразу ощутила его тепло рядом. И, откинув жесткую полу расстегнутого кителя, положила руку на его разгоряченное тело под рубашкой. Шелковое белье постели приятно холодило ее обнаженную спину. В камине все еще потрескивал огонь. Йохан поцеловал ее в висок.

— Я люблю тебя, — сказал тихо, почти прошептал. — Теперь я точно тебя люблю. Ты будешь изменять мне там, в Берлине?

— Нет, не буду, — она ответила просто и ясно, как всегда отвечала на все вопросы.

Он приподнялся на локте. Взглянул ей в лицо.

— Не буду, — она не отвела взгляда. — А зачем?

— И будешь ждать?

Она улыбнулась.

— Зачем ждать? Я пойду и выпишу приказ, и снова приеду туда, где будешь ты. Я сделаю это быстро. Я конечно же не буду обращаться к адъютантам, с ними одна волокита, я отдам приказ Марте, а она передаст его рейхсфюреру при удобном случае, за завтраком, например. Она же раньше была у него секретарем и продолжает исполнять обязанности, но не для всех, конечно. Можно сказать, только для меня. Но буду ждать, — она обняла его за плечи, — буду ждать каждый день, когда подпишут, когда приеду, когда увидимся.

— Ты очень красивая, — он опустил голову, целуя ее грудь, — ты сумасшедше красивая, верно.

Она с улыбкой гладила его волосы.

— А сколько времени?

Он поднял голову. Глаза потемнели от чувств, которые обуревали его.

— Не волнуйся. Доктор Виланд не только еще не подготовил наркоз, он вообще еще видит десятый сон. Он любит поспать, наш доктор Виланд.

Вдруг за стеной совершенно ясно послышалось:

— Да, группенфюрер, слушаю, группенфюрер…

Маренн подняла голову, откинула длинные, спутанные волосы.

— Группенфюрер?

— Там Шлетт. Там Шлетт, и этого достаточно.

— Будет исполнено, группенфюрер. Непременно, группенфюрер. Завтра же.

4

— Прохорова, ты что, не понимаешь, что патроны беречь надо? А ты куда палишь? Ты снайпер или кто?

— Что-то ты разошелся, Степан Валерьяныч, — спрыгнув с машины, Наталья окликнула знакомого командира роты. — Кого разносишь по кочкам?

— О, Наталья Григорьевна, давненько не виделись. От генерала к нам?

Высокий, скуластый, с неизменным биноклем на груди, капитан Иванцов вразвалку подошел к ней, протягивая вперед длинную, с коричневой кистью, руку.

— Здравия желаем, Наталья Григорьевна, — всю мрачность точно развеяло, капитан заулыбался.

— Здравствуй, Степан Валерьяныч, — Наталья пожала его руку. — Что, поранили?

Она заметила, что вторая рука у капитана перевязана.

— Да так, царапнуло, — отмахнулся он. — Тут свои похлеще немца доведут, пожалуй. Вот ты посмотри на нее, — он показал на невысокую девушку, которая стояла навытяжку, опустив руки и грустно склонив голову.

— Это снайпер называется. Чему ее только учили в школе? Сейчас для снайперов самая работа, к обороне перешли. А она все мажет и мажет.

— Так у тебя ж другая снайперша была? — Наталья удивилась. — Комиссовали, что ли?

— Ну да, Федулова. Да куда ее комиссовать? — он махнул рукой. — Била исправно, ни одного промаха, интуиция, глаз-алмаз. Поранили ее. Так что в госпиталь отправили. А вместо нее кого прислали? Одно название — снайпер. Горе луковое. Руки тонкие, дрожат, вся издергалась. Никакой внимательности, выдержки, психует, и все тут.

Наталья подошла к девушке. Та испуганно взглянула на нее. «Глаза хорошие, умные, добрые», — сразу мелькнула мысль.

— Как фамилия? — спросила как можно мягче.

— Боец Прохорова, товарищ лейтенант, — ответила та тоненько, того гляди, заплачет.

— Какой это боец, — не унимался Иванцов. — Это же слезы одни, а не боец.

Он отошел к разбитому дому, около которого две санитарки перевязывали раненых, что-то спросил у одного из них, по звездочкам — лейтенанта, видно, командира одного из взводов.

— А зовут как? — спросила Наталья девушку.

— Надежда… я, товарищ лейтенант, — она все-таки не удержалась и слезы потекли, — всю войну на фронт рвалась, да не пускали, в писарях держали, почерк у меня хороший. Но я же хочу, чтоб от меня польза была, я школу-то давно закончила, да опыта нет, все никак не могу привыкнуть.

— А сама откуда?

— Из Волхова я, это под Ленинградом, — ответила она. — У меня там мама была, она учительница. В Ленинград ушла, а потом — ни слуху ни духу. Ни словечка не пишет. Так что верно, одна я осталась теперь.

— Я тоже из Питера, — Наталья улыбнулась.

— Я ей винтовку Федуловой дал, — снова подошел Иванцов. — Ты же знаешь, что это за винтовка, Наталья Григорьевна, это же не винтовка — песня. Ее в музей отдать, а ей и винтовка не помогает. Вот только слезы лить, — он с укором покачал головой.

— Довел человека, Степан Валерьянович, — упрекнула его Наталья. — Воспитательной работой заниматься надо, а не только результаты требовать. Девушка только на фронт прибыла, растерялась, стесняется, а ты ее запугал только, и все.

— Я, Наталья Григорьевна, сам из деревни. А начальство требует, чтоб снайпер норму давал. А у меня только расход патронов и больше ничего. Ты небось к полковнику Чижову? — спросил, успокоившись.

— К нему. Подбросишь до дивизии, Степан Валерьянович? Хоть на телеге, а то ноги отобью пешком идти, — попросила Наталья. — До тебя на попутке добралась.

— Устроим, Наталья Григорьевна, — кивнул тот. — Сейчас Харламыча кликну.

— Я к полковнику съезжу, поручение генерала выполню, — Наталья обернулась к девушке, — а потом к вам вернусь, так мы с тобой чайку попьем, потолкуем. Успокоиться надо, тогда все на место встанет. Поначалу у всех не получается. Вот я с детства по-немецки говорю лучше, чем по-русски, можно сказать. А как первый раз на допрос вызвали, так я, как умная собака, все понимаю, а сказать не могу, язык приклеился. Но потом освоилась, привыкла. Степан Валерьяныч, — крикнула она капитана, — у тебя чайку для меня найдется?

— А как же, Наталья Григорьевна, — ответил тот. — Для тебя у нас все найдется, золотце. Как Харламыч тебя отвезет, так сразу и скажу ему, чтоб занялся.

— Договорились, Надя? — Наталья тронула снайпера за рукав.

— Так точно, товарищ лейтенант, — ответила та в явном замешательстве.

— Меня по имени можно. Наташа и все. Ладно? А на Валерьяныча ты не дуйся, он командир хороший, заботливый, таких бы побольше. К женщинам не пристает, уважает их, опекает. Вы с ним еще подружитесь, я уверена.

5

Маренн осторожно сдвинула руку Йохана со своего тела. Он повернул голову; густые, красиво очерченные брови дрогнули. Она наклонилась, убрала волосы с его лба.

— Тс-с-с, — приложила палец к его губам.

Едва шевельнув губами, он поцеловал ее палец, но глаз не открыл.

— Не спишь? — тихо спросила она.

— Сплю. Еще сплю. Куда ты?

Она встала, накинув на обнаженное тело полосатый плед, подошла к окну, приподняла штору — снег все так же кружился за окном. Было темно, тихо. Она вернулась к постели, легла рядом с Йоханом, прижавшись к нему всем телом. Он в полусне провел рукой по ее груди, бедру, сначала вниз, потом вверх.

— Я счастлива. Я очень счастлива. Я даже не могла себе представить, что операция в Арденнах так для меня закончится. Ничего подобного мне не пришло бы в голову, когда я уговаривала Кальтенбруннера включить меня в состав группы вместо Джилл. Я счастлива, — она поцеловала его в висок.

— Я скажу, чтобы сделали кофе, — он приподнялся на локте, но она снова притянула его к себе.

— Не надо. Не надо привлекать личный состав к моему обслуживанию. Это лишнее. У Мартина в госпитале найдется кофе, все найдется. Главное — не опоздать.

— Пока еще есть время. Тебя отвезут на БТРе, это быстро.

— Тогда поцелуй меня.

Он повернул ее спиной, убрал длинные волосы. Почувствовав его дыхание на шее сзади, она закрыла глаза и откинула голову.

— Йохан, — за дверью послышался голос Шлетта. — «Дас Райх» наконец-то убралась с дороги. Сейчас двинется «Гогенштауфен», а за ними — мы.