– Честное слово, справимся! – горячо повторила Лера, приняв молчание Казанцевой за сомнение.

– Неужели? Мы ведь не подруги! – мстительно съязвила Даша.

– Ладно, не злись. Мне просто не нравится, что ты все время смотришь на меня с жалостью.

– А нечего тогда лежать лицом к стене и рыдать на унитазе! Нашла тоже место!

– Я постараюсь больше этого не делать… – вздохнула Лера и бодро продолжила: – А нам и в самом деле никто не мешает стать подругами. Может быть, попробуем, а?

Даша посмотрела на Леру и подумала, что она не против. Честно говоря, ей давно хотелось с ней по-настоящему подружиться. В пансионе ей очень одиноко, а Веденеева, пожалуй, самая стоящая девчонка из всех восьмиклассниц, несмотря на то что дочка банкира и должна бы воображать о себе невесть что, не хуже Гульки.

– Попробуем, – сказала она и улыбнулась. Лера тоже радостно улыбнулась в ответ:

– А что касается Викулова, то… Кто его знает… Может быть, он в тебя влюбился… Такое тоже вполне может быть. Может быть, в прошлом году ему Гулька просто понравилась, а в этом году он влюбился по-настоящему! Ты сегодня такая красавица. Выглядишь в сто раз лучше Талиевой. Ты, главное, верь в Олега! Я по себе знаю, что если не верить, то лучше и вовсе не жить…

У Даши опять защипало в носу. Она смахнула набежавшую слезу и спросила:

– А ты веришь в свою любовь?

– У меня все сложнее… Я расскажу тебе… Но не потому, что ты требовала. Просто… Мне кажется, ты поймешь…

Даша замерла на кровати Леры и боялась неосторожным движением спугнуть ее доверие. Она почувствовала, что не хочет, чтобы Веденеева убрала свою холодную ладошку с ее плеча.

– Понимаешь… он старше меня на пять лет…

– Да ну? – не смогла удержаться от возгласа Даша.

– Сейчас он уже студент третьего курса Политехнического института.

– Где же вы познакомились? – услышав такое, Даша не могла не удивиться.

– Наши квартиры на одной лестничной площадке, дверь в дверь. Раньше, говорят, это вообще была одна коммунальная квартира. Лет десять всего, как разделили…

– Погоди… – перебила ее Даша. – Какие еще площадки «дверь в дверь»? Неужели банкиры живут в бывших коммуналках?

Лера убрала с плеча Даши руку и, поглядев на нее новым взглядом, в котором Казанцева опять вдруг почувствовала силу, спросила:

– А если я не банкирша, то это тебя не устроит?

– Почему не устроит? Просто ты говорила… Я поверила…

– Я уже сказала, что не хотела, чтобы ты меня жалела. Мой отец всего лишь стоматолог, но он занимается частной практикой, поэтому мы живем неплохо, хотя, конечно, не как банкиры.

– А мать? Ты тоже… сочиняла, что ее… нет?

– Мама погибла в автокатастрофе. Мы втроем в нее попали. Мне было пять лет. Отец тогда ребра переломал, мама погибла, а я… А на мне, представляешь, ни царапинки! Я даже не помню толком ничего.

– А маму помнишь?

– Конечно… Это мое самое лучшее… А теперь, – лицо Леры сделалось жестким и злым, – у отца вместо мамы – Кристинка…

– Кристинка? Молодая, что ли?

– Вот именно! Ей всего двадцать шесть! Она медсестра. Сначала просто с отцом работала, а потом… В общем, ты догадываешься… А меня она ненавидит!

– Почему?

– Из-за Алеши…

– А Алеша… это кто?

– Алеша… Это он, понимаешь…

– Ты его любишь?

Лера кивнула.

– А ей… Ну… Кристинке… Это не нравится, да? – догадалась Даша.

– Не то слово! Это ее стараниями я оказалась здесь! Жаба! Скользкая, мерзкая жаба!

И без того всегда бледное лицо Леры еще больше побелело от ненависти, заострилось и стало некрасивым. Даша даже не ожидала от вечно безучастной девочки такого всплеска эмоций и, сочувствуя, спросила:

– Такая страшенная?

– Что ты! Она красавица. Эдакая современная Мерилин Монро, сексапильная блондинка.

– Почему же жаба? Гнусная, да?

– Понимаешь, ей отца мало… Она еще и на Алешку зарилась, а тут я… Мешаю…

– Как? Сколько же ему? Девятнадцать?

– Уже двадцать исполнилось. Он, знаешь, какой красавец! Метр восемьдесят, глаза – прямо синие-синие… Как море… Хотя, по правде сказать, я настоящего моря никогда и не видела… Финский залив же не считается…

– И ты хочешь сказать, что все эти метр восемьдесят с синими глазами в тебя влюбились? – Даша с сомнением посмотрела на блеклую, исплаканную Леру.

– Он говорил мне так… А еще говорил, что, когда мне исполнится восемнадцать, мы обязательно поженимся…

От такого необыкновенного Лериного везения Даша совершенно растерялась, помолчала немного, а потом спросила:

– А кто из вас кого первым заметил? Как у вас все это произошло?

– Смешно так… Мы с ним однажды вместе домой ехали в битком набитом автобусе. Нас притиснули друг к другу, и он все пытался меня, как свою знакомую, защитить от пинков и тычков обозленных давкой пассажиров. А я смотрела снизу вверх в его лицо и все удивлялась, почему раньше не обращала внимания, какого удивительного цвета его глаза.

– А он?

– А он сначала не замечал моего взгляда, потому что тоже злился на толпу, а потом случайно посмотрел на меня и – все…

– Что значит «и – все»?

– Ну, это он мне потом так сказал, что, мол, посмотрел на меня и – все… Пропал!

Даша покачала в недоумении головой. Она плохо представляла, как это двадцатилетнему молодому человеку удалось сразу пропасть от одного только Лериного вида.

Лера усмехнулась:

– Удивляешься? Я, честно говоря, тоже. До сих пор. Я прекрасно понимаю, что моя внешность очень заурядна, и все время боюсь, что однажды Алеша прозреет, увидит, что я ничего собой не представляю, и все…

– Ну, ты же не уродина, – дипломатично поддержала ее Даша.

– По сравнению с ним – настоящая уродина. Мне и Кристинка все время это говорит.

– Слушай, а чего этой Кристинке надо?

– Она злится, что он не на нее, писаную красавицу, смотрит, а на меня.

– Не понимаю, что ей за дело до этого, если она замужем за твоим отцом? Или они не женаты?

– Еще как женаты!

– Так чего же она?

– Я же сказала, Алеша очень хорош собой, а мой отец – так себе: невысокого роста, лысоватый.

– Зачем же она за него замуж выходила?

– Не за него она выходила, а за деньги, понимаешь, за день-ги! Она своего не упустит! У нас ее шмотками забито два шкафа, а обуви у нее – как у звезды Голливуда. Однажды я слышала, как Кристинка по телефону говорила со своей подругой, что она за моим отцом, как за каменной стеной: работать не надо, а делать можно все, что заблагорассудится.

– А отец твой не догадывается, что она такая стерва, извини, конечно, за выражение.

– Думаю, подозревает.

– Чего ж тогда не выгонит?

– Любит, наверно.

– Да за что же такое чудище любить можно? – ужаснулась Даша.

– Это не мое дело. Раз любит, значит, находит, за что. А Алеше она проходу не дает.

– А он?

– А что он? Сопротивляется, как может, но разве кому пожалуешься? А она оттого, что он на ее чары не поддается, стала отцу капать, будто он меня, несовершеннолетнюю, совращает, что меня надо от него спрятать, пока он не осуществил в отношении меня какие-нибудь отвратительные намерения.

– А он не совращал? – на всякий случай решила уточнить Даша. – Как у него было с намерениями?

– Да ты что! Не было у него никаких намерений! Он меня ни разу пальцем не тронул. Я только за руку его держалась, когда мы гуляли…

По Лериной щеке медленно скатилась слеза, упала на воротник голубого, уже абсолютно смятого костюма и расплылась на нем неровным пятнышком.

– И что, вы даже не целовались? Ему ж двадцать лет! Неужели терпел?

– Целовались. Но это же совсем не то, что вы все думаете… Это же совсем другое… А Кристинка специально нас подкараулила, отца привела, скандал устроила. А потом еще мой дневник выкрала, где я про любовь к нему писала.

– А ты что? Не могла все отцу объяснить?

– Я пыталась, но эта… жаба!.. Она, видно, что-то еще ему наплела, будто бы видела, как… Да что там говорить! Ты и сама все понимаешь…

– А этот твой Алешка что? Не мог тебя защитить?

– Он тоже пытался. Они с отцом, вообще, чуть не подрались, потому что Лешка стал говорить, что женится на мне, а отец подумал, что не жениться уже нельзя. Прямо к нам домой своего приятеля, гинеколога, привел, представляешь!

– А ты? – Даша просто ушам своим не верила.

– А я сказала, что выброшусь в окно, если этот дядька станет меня проверять!

– А он?

– А дядька сказал, что насильно ничего делать не будет, и ушел.

– Ну хоть один нормальный человек тебе попался!

– Да, хоть в этом повезло.

– И что потом?

– А потом меня заперли здесь. Как раз на прошлый День девочек пришлось… Ни на выходные, ни на каникулы домой не отпускают. На все лето на юг увозили. А Леша даже не знает, где я, что я… – Лера закрыла лицо руками, и теперь уже Даша обняла ее за плечи.

– Поэтому я и прошу, чтобы ты мне тайный выход из пансиона показала, – продолжила Лера.

– Хочешь сбежать? – ужаснулась Даша.

– Некуда мне бежать. Здесь лучше, чем с этой жабой… Я хочу к Алеше зайти и все объяснить, чтобы он не думал, что я… Будто я… – и Лера опять всхлипнула.

– Как же ты уйдешь? Тебя же хватятся и сразу вычислят, куда ты могла исчезнуть!

– Я ночью…

– Да ты что, Лерка! Разве можно ночью по Питеру бродить! У нас такая криминогенная обстановка!

– Да мы недалеко живем, на Васильевском, на 24-й линии… – с жаром воскликнула Лера.

– Знаешь, Лера, я очень хотела бы тебе помочь, но еще раз говорю – я не смогу найти путь к этой комнате. Сама-то напрягись, может быть, вспомнишь?

– Я уже пыталась вспомнить, но, похоже, тоже не найду… Меня, как и всех, вела туда Гулька в Танькином сопровождении.

– Слушай, – решительно сказала Даша. – А может быть, нам стоит обратиться как раз к этой Гулькиной «шестерке»? По-моему, она давно уже стонет под ее гнетом и совсем не прочь подставить свою предводительницу.