Но богатым быть недостаточно. Нужен престиж, нужно, чтобы это было известно, чтобы это было видно. Погреба Эрве будут ломиться от вин, привезенных из Франции, от мадеры и хереса, за огромные деньги заказанных в Европе (накладные приложены), — для блистательных торжественных ужинов, которые он будет давать в «Гермионе». Клотильда будет утопать в бархате, как парижские дамы, и ездить в Порт-Луи в коляске, доставленной тоже из Франции. Что же касается англичан, то с тех пор, как они здесь, дорог стало больше и они стали лучше.

Но этому Эрве, закованному в пиджак из толстого сукна, этому буржуа-выскочке, Бени и Вивьян предпочитают Франсуа-Мари, его деда, моряка, чью тетрадь они теперь имеют право открыто читать всю до конца. Он был искателем приключений, он бросал вызов смерти, такой возможной за время долгого плавания, он подставил свою жизнь ветру и оказался на краю света; а вот его внук, рожденный на Маврикии, будет довольствоваться только стяжательством. Франсуа-Мари, которому на первых страницах тетради столько же лет, сколько им сейчас, близок им. У них много общего, они дети четного столетия, то есть бурного и вольномыслящего, а вот Эрве — представитель нечетного столетия, то есть тихого и пуританского. В рассказах Франсуа-Мари ощущается легкий и ироничный налет той эпохи. Это аристократ-анархист, добровольный изгнанник Ему присуща наивность своего времени: он верит в природную доброту человека, в Счастье, Прогресс, Просвещение, Природу. Он немного схоласт. Другой, Эрве, уже ставший представителем крупной буржуазии, — спокойный, невозмутимый домосед, для которого выгода и почитание условностей — это ключ к могуществу и счастью. Рассказы Франсуа-Мари, более образованного, чем его будущий внук, написаны лучше, лиричнее и живее. Он, в отличие от Эрве, не останавливается на подробностях сельскохозяйственных опытов и этапов роста своего состояния, а только на порывах своей души, на чувствах и на сердце. Франсуа-Мари, любознательный, чувствительный, сентиментальный и сладострастный, почти распутный. Он любит танцы, женщин, хорошую еду и свободу. Этот самый далекий предок Бени и Вивьяна остается самым молодым из всех семейных призраков.

Они обнаруживают его смятение по прибытии в 1768 году в Порт-Луи, который так жестоко отличался от того Эльдорадо, которое юноша представлял себе из рассказов путешественников. Эта новая родина, ради которой он бросил Бретань, этот индийский Порт-Луи, о котором грезили все двадцатилетние парни, желающие сколотить там себе состояние, представлялся им в тысячу раз прекраснее, богаче и пленительней, чем Лорьен, — на самом деле он оказался зародышем города, маленьким вонючим бургом, раздавленным жарой, упрятанным в расщелину между облезлыми горами, с грязью и зловонными канавами. Маленькие, торопливо построенные деревянные домишки, они плохо сколочены и расставлены в беспорядке; это лишь временное прибежище, без стекол и занавесок на окнах, где кишат блохи, москиты, сороконожки, муравьи и другие летучие и нелетучие твари, не говоря о жирных крысах, которые устраивают шабаш среди отбросов и доводят маленькую Гильометту до грани обморока. И жара. Боже правый! Жара на едва обозначенных улочках без единого дерева, где ноги спотыкаются о землю, усеянную камнями, развороченную канавами, в которых скапливаются помои, гниющие под солнцем. Горькое разочарование Франсуа-Мари усугубляет его уныние.

Но со своей профессией Франсуа-Мари не остается в Порт-Луи без работы, здесь плотников, столяров и кузнецов рвут на части: необходимо чинить корабли, строить пакгаузы и жилье. Он построит хижину, где и будет жить с Гильометтой, на небольшой высоте, подальше от нечистот. Маленький домик, прислонившийся к горе. Он сам изготовит мебель и предметы первой необходимости: стол, стулья, кровать с матрасом из сухих листьев, и подвесит шкафчик для провизии в недоступном для крыс месте. Ему придется очень стараться: дерево, с которым ему приходится работать, тверже, чем европейские породы. Инструменты достать трудно, и они очень дороги.

В порту трудно причалить, фарватер забит тиной и остовами кораблей, потопленных циклонами; каждый день прибывают корабли, их имена передаются из уст в уста. Фрегаты, «флейты», корветы полными шлюпками перевозили на берег войска и сгружали товары. Смеются, плачут, кричат, свистят, оскорбляют друг друга или обнимаются. К выстрелам пушки, которая приветствует прибывших по высшему разряду, примешивается мычание коров, поросячий визг и кудахтанье кур, упакованных по корзинам. Гора отражает доносящееся от моря смешанное эхо дудок, флейт, барабанов и волынок. Бурная радость уцелевших, наконец ступивших на землю, перекрывает на границе суши и моря прощальное бормотание священников, которые соборуют умирающих, вынутых из шлюпок, и по ошибке благословляют умерших, а толпа осторожно отодвигается: чума? дизентерия? оспа?

Вновь прибывшие — растерянные, грязные и вонючие. Многие больны и еле тащатся. Все пошатываются, ноги неловкие и болят после долгих месяцев, проведенных в море. Пьяные солдаты хохочут и пристают к визжащим женщинам, а рядом липкие от пота рабы перекатывают бочки или несут грузы, превышающие собственный вес.

Гильометта никогда не ходит в порт, она боится давки. В ее округлившемся животе ребенок, который родится весной. Она дожидается Франсуа-Мари, сидя под варангом маленького дома, закутанная в большую индийскую шаль, и, несмотря на жару, мерзнет. Вечером, еще до того, как она увидит его, она слышит рев его мула, и от этого звука камешки скатываются с горы. Пора зажигать свечи и накрывать на стол поздний ужин, совсем как в Кимперле. Он рад ее видеть. Нежно обнимая ее, он доволен, что, несмотря на легкий кашель, который временами мучает ее, она порозовела и ее глаза обрели блеск. Она немного похудела, но это потому, что ребенок ест ее изнутри. Он рассказывает. Она слушает. Он говорит ей обо всем, что видел днем, о суете порта, о кораблях. При выходе из порта корабль «Час пастуха» увяз в тине. Мадам Пуавр только что родила. Губернатор нанес визит интенданту и поздравил его. Весь порт лихорадит из-за «Бродяги», на котором тайно привезли рабов из Мозамбика. Сегодня утром губернатор провел смотр национальной гвардии.

Как-то ноябрьским утром он пришел и взволнованно рассказывает Гильометте, что только что мадам де Бугенвиль прибыла в порт на фрегате «Ворчунья», за которым следует сопровождающая «Звезда», на ее борту прибыли мсье де Коммерсон, ботаник, и астроном мсье Верон. «Ворчунья» отчалила из Нанта год назад, чтобы пройти вокруг света и выбрать остров для короля. Этой ночью фрегат прибыл, но в три часа утра рядом с заливом Гробниц по вине портового чиновника из-за неправильного маневра произошла авария, и сорок пять футов фальшкиля снесло. Через несколько часов прибыла «Звезда». Франсуа-Мари был вызван туда для устранения последствий аварии. Он обезумел от радости, что может прикоснуться к этому кораблю, который идет из Нанта. Из Нанта, Гильометта! Красавец-корабль эта «Ворчунья». Сто двадцать футов в длину и возвышается над водой по меньшей мере на пятнадцать футов. И двадцать шесть пушек. И лев на носу. Часть рангоутов придется сменить. Все рабочие порта и матросы со «Звезды» там работают. «Я, как тебя, видел мсье Бугенвиля с дикарем, которого он везет с маленького острова Цитеры, затерянного между Патагонией и Новой Голландией[24]. Всем в порту было любопытно посмотреть на этого дикаря, хотя он не выглядит таким уж злым. Не слишком высокий, с кудрявыми волосами и серьгами. Он смотрел на всех и улыбался. Мсье Бугенвиль разыграл целый спектакль, чтобы протащить его на борт, он повезет его во Францию. Разумеется, для того, чтобы доказать, что он был на Цитере! Его зовут Аотуру Потавери. Мсье Пуавр за ручку отвел его к себе. И ты представляешь, что самое удивительное, Гильометта? На «Звезде» юнгой была переодетая женщина! Это служанка Коммерсона, вдобавок она его добрая подружка. Чтобы проникнуть на борт, она переоделась в мужскую одежду, она так похожа на мужчину, что мошенничество обнаружили только через несколько месяцев! А лейтенант мсье дю Бушаж ужасно страдает от тяжелого поноса, который подхватил в Батавии. Его уже отчаиваются спасти».

Гильометта де Карноэ с удовольствием слушает истории, которые ей рассказывает муж, ей совсем не хочется спускаться в порт, это не самое подходящее место для молодой замужней дамы. За исключением тех, кто прибывает на кораблях, женщины в порту встречаются редко. В основном корабли везут войска в Индию. В Порт-Луи живет очень мало семейных пар. Большая часть устроилась со своими семьями во Флаке или Памплемуссе. Порт-Луи — город холостяков, здесь все скоротечно. В Порт-Луи любовь мимолетна, а женщины, с которыми моряки и солдаты встречаются в кабаре, не являются образцами добродетели. Мужчины после долгих месяцев, проведенных в море, без разбора бросаются на все, что носит юбку. Прогуливаться в одиночку по Порт-Луи, если ты молодая женщина, означает подставлять себя под удар.

Жены землевладельцев появляются в городе, чтобы причаститься на Страстной неделе или посетить бал в приличных домах. Они почти лишены развлечений, поэтому танцы — это их страсть. Часами они наряжаются и отправляются в Порт-Луи в паланкинах, которые несут четверо рабов, четверо других идут следом, чтобы сменить их. Коляски не в состоянии проехать по разбитым дорогам, и это единственный способ добраться до города, не забрызгав грязью муслиновые платья. Если мужчины сопровождают их, то едут рядом верхом на лошади. Мужьям не по нраву эти поездки, которые требуют по восемь рабов на паланкин, это наносит ущерб работе на плантациях.

В Порт-Луи они прохаживаются по площади, приветствуют друг друга и поигрывают то зонтиком и веером, то глазками и турнюром. Разглядывают, завидуют. Иногда между двумя красавицами завязывается драка, в горячке они забывают недавно привитые слащавые манеры и вспоминают бранную лексику своих корней. Случается это не так часто, как драки между мужчинами, которые от климата и от этой ссылки становятся нетерпимыми. Много тут бывших моряков Ост-Индской компании, которые устроились здесь на свои деньги, а теперь разочарованы тем, что Французский остров не оправдал их надежд, от этого они стали желчными и мстительными. Каждый претендует на почет и уважение, возникают целые кварталы благородных господ, происхождение которых навеяно волнами во время путешествия. К простонародному имени добавляют частицу названия местности, сами себе создают гербы и, изобретая титулованных предков, именуют себя графами, маркизами или баронами и рассчитывают на привилегии.