— Все равно денег не дам! — поджала губы и раздула ноздри.

— И не надо! Жадина! Капиталистка!

— От эксгибиционистки слышу! — с трудом выговорила Люба.

— ОТ КОГО? — возмутилась я.

— Твой Олежек дорогой! Он меня точно недолюбливает! Я его прямо спросила: «Что ты против меня имеешь?»

— И как он ответил? — заинтересовалась я.

— Выкрутился. Я, говорит, не могу не восхищаться женщиной, для которой нет разницы между экзистенциализмом и эксгибиционизмом. Язык сломаешь! — пожаловалась Люба, хотя выговорила длинные иностранные слова правильно. — Кирка, а какая между ними разница?

— Первое — философское направление, а второе — сексуальное извращение.

— Подумаешь! Одно от другого недалеко ушло.

А денег вам с Олегом не займу!

— В другом месте найдем! И хватит об этом говорить!

Я пустила в ход тяжелую артиллерию. У меня давно выработался против Любиного упрямства безотказный прием. Оборвать разговор, перевести его на другую тему, пресечь ее попытки к дальнейшему спору. Я могу жить с завалами непонимания, с осадком на дне души, а Люба не может. Она будет болеть, пока не расставит все точки и акценты по местам.

Раз десять я осадила ее попытки к дискуссии «Ни слова о деньгах! Проехали! Забудь! Этого разговора не было!..»

Люба опечалилась, немного подумала и предложила:

— Если тебе не нравится альтернатива, давай пойдем на компромисс?

— Прекрати употреблять слова, значения которых ты не знаешь?

— Конечно! — надула губы. — Я у вас дура. Все кругом умные, а одна я дура! Да еще богатая! Умалишенная в золою!

— А кто с красным дипломом институт закончил? — напомнила я. — Кстати, мы с Олегом выбрали имя для девочки. Самое лучшее! Оно мне всегда нравилось — крепко сбитое и звучное, похожее одновременно на леденец к елочную игрушку. И женщины с этим именем не бывают стервами, и все их любят…

— Какое имя-то? — нетерпеливо перебила меня подруга.

— Разве я не сказала? Люба! Вот какое имя. А полностью — Любовь! В крестные матери пойдешь?

Подружка издала благодарственный вопль, бросилась меня обнимать и пустила слезу умиления.

Высморкалась и сказала:

— А денег все равно не дам! Вам не дам, — уточнила она, — займу Сергею.

— Твои уловки шиты белыми нитками! Прекрасно знаешь, что он никогда не отдаст тебе долг, это замаскированное подношение!

— Почему не отдаст? — задумчиво проговорила Люба. — Я ему под проценты займу и напоминать буду, требовать.

— С козла молока! Если уж МНЕ за столько лет не удалось превратить его в добытчика, то что ожидать теперь?

— Не очень-то заносись! — покачала головой Люба. — На тебе свет клином не сошелся! У тебя не получилось, а у аспиранточки молоденькой, глядишь, и выйдет.

Я только фыркнула в ответ. Я была уверена, что Сергей откажется от денег. Вешать долговой хомут на шею — не в его правилах. Но он не отказался от кредита! Объяснил мне:

— Познакомился с мамой Светы. Дама младше меня на пять лет и во всех отношениях интересная.

Встретила в штыки, а прощались — глазки строила.

Ясное дело, Сергей блеснул интеллектом и ослепил даму. Как обычно, ничего нового. Он рассудил, что мама и дочка — для него многовато, хлопотно и вообще ни к чему мексиканские сериалы в малогабаритной квартире со смежными комнатами. И Сергей взял у Любы деньги. Был поражен, что Люба оформила все с юридической тщательностью: нотариус, проценты, два года срока, штрафные проценты, залог квартиры… Сергей решил, что Люба испортилась, обуржуазилась и предала дружбу. Но я знала, ею двигало исключительно человеколюбие. К совершенно незнакомому человеку, к молоденькой аспиранточке! Люба полагала, если Сергея крепко взять за горло, он, возможно, начнет махать руками, зарабатывать деньги и не испортит девочке жизнь.

Мы развелись с Сергеем с шестой попытки.

Ходили в ЗАГС за разводом, как в прежние годы в мебельный магазин отмечаться в очереди на югославскую стенку. Первый раз нас развели бы с ходу, но у нас не оказалось свидетельства о браке. Мы вопросительно посмотрели друг на друга: разве оно не у тебя? Свидетельство пропало, пришлось заказывать дубликат (плюс два посещения ЗАГСа). На четвертый раз акты гражданского состояния, кроме смерти, не регистрировались, потому что в учреждении прорвало трубу. Пятая попытка не увенчалась успехом из-за эпидемии гриппа, скосившей почти всех сотрудников ЗАГСа.

Моя фраза по приходе домой «Нас опять не развели» стала уже привычной.

— Кира Анатольевна! — суеверно округляла глаза Лика. — А вдруг это рука судьбы? Знак свыше?

— Это знак Божьей помощи чиновникам. В наших учреждениях если тебя не изведут бюрократы, то подключатся форс-мажорные обстоятельства.

Но с шестого захода нас все-таки развели. Облегченно вздохнув; мы с Сергеем радостно обнялись.

— Может, вы поторопились? — глядя на нас, спросила работница ЗАГСа.

— Нет! — в один голос воскликнули мы.

У Олега с разводом были проблемы другого плана. Его жена не хотела ни разводиться, ни съезжать с квартиры. Олег бывал на Войковской почти каждый день и скандалил. Возвращался домой, ко мне, точно отравленный ядовитым газом. Был хмур и зол, требовалось время, чтобы газ выветрился. Олег не пересказывал подробностей, но, когда точку в их спорах поставила дочь Катя, он привел ее слова: «Мама, скажи спасибо, что папа прожил с нами шестнадцать лет! Если ты не поступишь, как он просит, от тебя уйдет не только муж, но и дочь!»

— Ничего не имею против, чтобы Катя жила с нами, — быстро отреагировала я.

— Посмотрим, — ушел от ответа Олег.

Катю я видела один раз. Встречу второй раз, возможно, не узнаю, потому что ее лицо после операции, отечное, с синяками, с нашлепкой гипса на носу, должно было измениться. Но внешность — полдела, вторая половина — психическая устойчивость. И с ней у девочки большие проблемы. Катя произвела на меня впечатление ранимого больного зверька. Ее лечить и лечить.

Чужая тетя, которая увела папу от мамы и у кого свой маленький ребенок, требующий постоянной заботы, может стать хорошим лекарем? Заменить родную маму? Сомневаюсь! Я была готова взять на себя ношу, но не уверена, что не уроню груз по дороге.

Люба назвала Олега «твой жених», что, по сути, было верно, хотя «жених» применительно к нашему возрасту звучит потешно. Жених мне достался с кучей проблем. Вроде не бабник, а весь в обязательствах перед женщинами. Существование Веры, фактической гражданской жены Олега в течение многих лет, было для меня большим сюрпризом, отнюдь не приятным. Ссоры и разбирательства с Леной у него закончились, но приходил домой по-прежнему «отравленный газом». Я стала расспрашивать, он рассказал о Вере. Утверждение Олега «фактически мы давно расстались» находилось в противоречии с тем, как тяжело переживала Вера разрыв. Она звонила Олегу на работу, поджидала его на улице, просила о малости — хотя бы иногда видеться. Объяснения с двумя нелюбимыми женщинами в короткий промежуток времени — эту концентрированную истерику редкий мужчина выдержит. Олег срывался на грубость. Однажды я слышала, как он сказал Вере по телефону: «Дружить? С постылой женщиной дружба немыслима!»

Я чувствовала себя воровкой, отхватившей счастливый куш. Но если начинать сначала, ради Олега я бы снова пошла на разбой.

Мне кажется, я Веру видела. Возвращалась из очередного похода в ЗАГС, у подъезда стояла женщина. При моем появлении она испуганно спряталась за дерево. Я шагнула в ее сторону:

— Вы Вера?

Ответом был судорожный всхлип начинающихся рыданий. Женщина быстро пошла, потом побежала прочь. Я дернулась за ней, но остановилась. Из всех утешительниц для Веры я — самая неподходящая. Хотя у меня был опыт, странный и положительный, общения с женщиной, которой я испортила судьбу. Но Игорева Лида сама пришла ко мне! И Лида не Вера! А Игорь совсем уж не Олег!

Игорю я так и не позвонила'. Дело, которое нужно сделать по чести, но можно немного отложить, имеет тенденцию откладываться до бесконечности. Зато я съездила на почтамт и верно предугадала — меня там ждало письмо от Игоря.

И еще одно, с незнакомым почерком на конверте. Его открыла первым. Писала Лида.


«Здравствуй, Кира!

Ты внезапно уехала, Игорь говорит, что ребенок не от него. Зачем скрывала? Разве я бы не поняла? Но это все мелочи. Главное, чтобы маленький здоровым родился. С тем мужчиной, что я тебе говорила, с детьми, я рассталась. Пьет хуже Игоря. А Игорь говорит, давай вместе попробуем жить.

Во! Это благодаря тебе, точно, перестал бояться, что бабы по ночам кусаются. Что посоветуешь с точки зрения своего опыта? Пришли мне свой адрес. Может, соберусь в Москву, чтоб было где остановиться.

Всего доброго! Привет от Игоря! Он не знает, что я тебе пишу, а то бы разозлился.

Лида».


Я тут же написала ей коротенькое письмецо с адресом квартиры в Кузьминках, где будут жить Лешка и Лика. Своего будущего адреса пока не знаю. Советы давать не рискнула. Заклеила конверт с чувством внутреннего ликования. Словно хорошие отношения с Лидой, возможность быть ей полезной снимают часть моей вины перед женщинами, которых я обездолила.

Письмо Игоря — три страницы убористых строчек — приводить не имеет смысла. Суть рассуждений по поводу моего отъезда: так, наверное, лучше, как ты поступила, Кирочка. Потом идет пространное восхваление исторического события — моего пребывания в Алапаевске и его влияния на душевный мир Игоря плюс новости из средней школы. Ни слова о Лиде, тем более приветов от нее.

Наверное, я буду получать письма от Игоря до смерти — его или моей. И отлично! Есть колея, по которой идет человек, и ходить он может только по колее, его сбили ненадолго, он потерял, бедняга, ориентиры, а теперь снова вернулся на привычную колею. Счастливого пути, Игорь! Ведь ты не ждешь от меня частых и подробных ответных посланий?