Олег помолчал, с ужасом глядя на Марту.

– Я бы никому не стала делать гадостей. Вдруг расплачиваться придется не мне, а тем, кого люблю… Может, для Светы было бы лучше, если б вы тоже сейчас жили в каком-нибудь бараке… Ты об этом не думал? Молчишь? Ладно… Кстати, твои родственники тоже в моей квартире проживают?

– Нет. Они прописаны, но… И тетя Клава, и мама Ксюши под Рязанью так и живут, в деревне. Прости меня, – с трудом произнес Олег.

Они вместе вошли в лифт. Марта смотрела на бывшего мужа сверху вниз. Олег взглянул на нее только раз, потом отвернулся, играя желваками. Марта явно вызывала в нем отторжение. Отвращение. Ну да, здоровая тетка (кровь с молоком!), все вынесет, не то что его слабосильная Ксюшенька…

Зашли в квартиру, бывшую когда-то Марте домом.

Голоса Ксюши и Светозара раздавались где-то в глубине, за дверями – переливы нежных, тонкозвонных трелей, а не голоса… Пахло нафталином и капустным супом.

Новые обои в цветочек, жуткие канделябры по обе стороны ужасного зеркала. Только человек с полным отсутствием вкуса мог купить эти вещи. Марта дико глянула на канделябры, не выдержала и расхохоталась.

– Ты что?

– Это даже не безвкусица… Это кич какой-то! – Марта указала на канделябры.

– Это антиквариат. Ксюша с таким трудом достала их… Девятнадцатый век, между прочим, – с усталым отвращением (к Мартиной придирчивости, разумеется) произнес Олег.

– Да хоть какой… Пошлость невероятная.

– Ну да, ты же у нас дизайнер!

– Я уже давно не дизайнер, но оценивать интерьер еще могу… И чем это у вас так пахнет? Такой пошлый запах!

– Ты жестокая. Хочешь меня побольнее уколоть? Ладно, пройдем на кухню.

Встроенная мебель карамельно-розового цвета, ядовито-зеленые оптимистические шторки… Кухня Барби. Такая веселенькая-веселенькая… И насквозь лживая. Марте эти перемены казались чудовищными.

– Я сейчас отдам тебе пятьдесят тысяч, в рублях. Напиши только расписку. Остальную сумму выплачу на следующей неделе.

– Значит, все-таки есть денежки, да?..

Олег с болью посмотрел на бывшую жену. Принес деньги, заставил Марту пересчитать их. Потом Марта написала расписку.

– Олег…

– Да?

– Я, кажется, начинаю понимать тебя.

– О чем ты? – устало спросил тот.

– О том, кто ты такой. Почему все так произошло…

– Опять оскорбления?

– Нет, нет… – покачала головой Марта, пряча деньги во внутренний карман куртки. – Это скорее из области психологии.

– Нда?.. Интересно… – печально уронил тот.

– Ты ведь очень хороший человек. Действительно добрый, жалостливый… Ты не злодей.

Слабая улыбка появилась на губах Олега.

– Ты так создан, что способен любить только несчастных, нежных созданий, – продолжила Марта. – Я – не твой типаж, сам видишь. Во мне росту метр восемьдесят, и размер ноги, если ты помнишь, сорок первый… А Ксюша, она такая маленькая, трогательная, чуть что – в слезы. У тебя, наверное, сердце обмирает, когда ты на нее смотришь? И голос у нее, как небесные колокольчики… А у меня не голос, а иерихонская труба, как говорит мой нынешний начальник.

Олег опять улыбнулся.

– Одни любят маленьких. Другие – больших. Ну, и так далее… Неважно. У каждого свои пристрастия. Но ты, взрослый мужик, не понимаешь, что ли, что форма и содержание – разные вещи? – сурово спросила Марта. – Ты чем живешь? Каким местом? А-а, сердцем ты живешь! – Улыбка постепенно стала съезжать с лица Олега. – Нельзя обижать маленьких и слабых. Но и больших нельзя обижать! С чего ты взял, что Ксюша – слабое создание? Потому что у нее рост метр с кепкой и плачет она по любому поводу? Да она поганка, самая настоящая! Маленькая и ядовитая!

– Ксюша – святая! – дрожа, прошептал Олег. – Не смей ее оскорблять! Она ни о чем не знала!

– Ну как же, не знала!!! Теперь-то она знает?! Спокойно живет в моей квартире, канделябры на стены вешает!

– Она святая…

– Она вырожденка. Уродина. Ты на нее только посмотри…

– Не смей. Не смей о ней так говорить…

– Была б она святая, она бы катилась отсюда куда подальше, на съемной квартире жила бы… или в Рязань свою… Чего она тут делает, святая эта? Не тошно ей здесь? Не боится, что ее грехи ей еще аукнутся?.. Не боится за сына?

– Я тебя ненавижу, – сказал Олег, уже совершенно белый. – Ты чудовище, Марта. Убирайся! Я займу денег, я верну тебе все, я что угодно сделаю, лишь бы больше тебя не видеть!

– Уж постарайся. А то я в суд на тебя подам. Через суд здесь поселюсь. Вот веселье-то будет…

– Убирайся. Ты чудовище.

Марта вышла в коридор, едва передвигающий ноги Олег – за ней следом. Из глубины квартиры доносились горькие рыдания – плакали Ксюша и малютка Светозар, напуганные криками.

– Да, чудовище сейчас в Грязищи поедет… – сказала Марта. – А бедная Ксюша плачет! Хорошо устроилась. А ты дурак. Ты только жалеть умеешь, а думать головой – ни хрена не умеешь. Эмоциями одними живешь. Она – вырожденка: грудь куриная, ноги – как макаронины, голова – гидроцефальная, не обращал внимания?.. Она вообще на мартышку похожа. Такая же противная.

Марта выскочила из квартиры. Кажется, Олег хотел в последний момент ударить ее, но она ускользнула… На свежем воздухе Марта попыталась отдышаться. Она совершенно потеряла контроль над собой. Вела себя глупо. В конце концов, виноват Олег, а не Ксюша…

Самое удивительное, но пять лет назад Марта вела себя иначе. Молча ушла из собственной квартиры, ничего не стала требовать, никого не оскорбляла. Ее прорвало только теперь.

* * *

…Она вылезла из маршрутки поздно вечером, когда было уже темно. Низкие кособокие дома теснились в полумраке, лишь дорога была освещена. Черные ветви деревьев дрожали на ветру – они словно грозили Марте неведомыми бедами…

Марта думала о Ксюше. Именно о Ксюше. Это была даже не ненависть, а какое-то болезненное, исступленное пристрастие к Ксюше. Возможно, ревность, так и не утихшая с годами. Ведь пять лет прошло!

Нет, даже не пять, уже больше…

Восьмого марта, пять с половиной лет назад, Марте (как раз в ее день рождения) позвонил Олег и преподнес такой вот «сюрприз». Мы больше не муж с женой, от твоей квартиры гулькин нос тебе остался, я люблю Ксюшу, и у нас будет ребенок. Да, и прости меня – я виноват, трам-пам-пам, я буду перед богом отвечать, трам-пам-пам, но я так люблю Ксюшу, трам-пам-пам… И т. д. и т. п.

Марта подняла голову, вдохнула холодного осеннего воздуха. И улыбнулась. Она ненавидела и ревновала – и это значило только одно, что она была – живой!

И дело даже не в потерянной квартире… Тем более что Марта умудрилась на последний, запоздалый гонорар купить комнатку в Грязищах. Она не бомжевала, как некоторые. Дело было в Олеге. Олег позвонил Марте пять с половиной лет назад, восьмого марта, и разбил ей сердце. Лишил чувств.

И только сегодня Марта поняла, что она все-таки живая. Разбитое сердце по мановению волшебной палочки вдруг снова стало целым. Можно ненавидеть и любить. И жить. И умереть – рано или поздно. Ничего страшного…

Все хорошо. Все можно пережить. Все.

– Марта! – из темноты вынырнул Иван. – А я как раз иду к тебе… Я соскучился!

Он подбежал, обнял ее, принялся горячо целовать – словно год не видел.

– Ванька… Я тоже по тебе соскучилась! Ты где был?

– Секрет. Я тебе денег принес.

– Своровал?

– Ну тебя! Со счета снял, теперь меня, наверное, скоро вычислят.

– Враги?!

– Свои. Отчитываться придется, почему в бегах был… А с Горским так и не разобрался. Короче, еще одна просьба к тебе будет. Сделаешь, ладно?

– Без проблем! Потом обсудим…

Они вошли в дом. У Стаси на полную мощность орал телевизор. Она обожала рекламу. Нет, она не следовала тем советам, которые неслись с телеэкрана (у Стаськи и не хватило бы средств на покупку всех этих телевизоров, мобильников, стиральных порошков и лекарств, которые рекламировали!).

Стася заряжалась позитивом. Игрушечный, ненастоящий мир рекламы, где все улыбались, где любую проблему можно было легко решить – с помощью пива или шоколадного батончика… Вот что привлекало Стасю.

Иван заварил чаю под телевизионный ор за стеной.

– А у тебя как дела? – спросил он.

– Олег отдал пятьдесят тысяч. Остальное обещал на следующей неделе… Вань, ты знаешь, я их всех обругала.

– Хе… Другой кто на твоем месте их вообще убил бы. Ты еще мягко…

– Они считают меня чудовищем, – пожаловалась Марта.

– Они лицемеры. Я бы с ними разобрался! Можно?

– Нет. Мне почему-то жалко их сына. Вот не могу – жалко, и все. Они думают, что это я ему зла желаю! А я, наоборот, не хочу, чтобы ребенок нес ответственность за их грехи!

– Все, перестань, – Иван поцеловал ее. – Пусть бог разбирается, кто виноват, а кто нет… Нам и так хорошо, правда? Хотя ужасно хочется с этим твоим бывшим поговорить… – Иван сел на табурет, отхлебнул из кружки горячего чая, задумался. – Вот скажи, Марта… Ты уверена, что тогда все чисто прошло, с твоим квартирным вопросом?

– Не уверена. Кто-то там ему помог, за взятку, наверное…

– Ты подписывала какие-то документы?

– Да, много чего… Но я доверяла Олегу – не особо читала, что подписываю…

Иван поскреб вновь обросший щетиной подбородок:

– Пожалуй, зря ты с ними поссорилась… Понимаешь, тебе лучше быть с ними в дружеских отношениях.

– Чего?! – возмутилась Марта.

– А вот чего. Так проще узнать, где у них слабые места. Где они прокололись, твои Олег с Ксюшей… Это я тебе как спецагент говорю. Эмоции не должны мешать делу.

– Эмоции… По-моему, поезд ушел. Я ничего не верну.

– Откуда ты знаешь! Это ведь юридические вопросы, крючкотворство… Можно придраться к чему-нибудь и переиграть все заново. Пока Ксюша с Олегом обижены на тебя, они – твои враги… Помирись с ними. Постарайся не ругать их – как бы тебя ни разбирала обида… И постарайся не спорить с ними. Не оскорбляй и не спорь – поняла? – настойчиво повторил Иван. Марта кивнула. – Они, конечно, в первые минуты, как ты к ним снова придешь, начнут выяснять отношения, но ты уходи от спора. Кайся, что погорячилась, проси прощения…