В общем, не в наколке дело, даже. А в том, как Света на меня смотрела. Я открыл глаза, чтобы перепроверить: Бабочка вообще в мою сторону не смотрела, а пялилась в потолок, продолжая говорить. Еще и руками махала, что-то объясняя. Нет, наверное, и то, совсем не детское изучение, мне почудилось.

И тут она повернулась, может, мой взгляд ощутив. Уставилась глаза в глаза. И замолкла на полуслове, так и застыв с приоткрытыми губами, на «слуша…». И даже непонятно, дышала ли?

И я отчего-то эту тишину никак не наворачивался прервать. Сидел и в упор смотрел в ее глаза. Карие-карие. Такие темные, словно кофе, в турке заваренное. Чуть ли не черные.

- Что, Бабочка?

Я таким титаническим усилием выдавил из себя эти два слова, что голова опять запульсировала. Но молчание стоило нарушить. Слишком зыбкой была грань моего равновесия, еще не привыкшего к тому, что следует сдерживать каждый жест и слово. Сознание еще не просекло: зачем и почему я вдруг становлюсь на дыбки и иду против себя самого же?

Она моргнула. Выдохнула. И улыбнулась:

- У тебя глаза разные.

Я поднял одну бровь. Типа она раньше этого не знала.

А Бабочка рассмеялась, явно читая мои мысли:

- Да, я знаю, что они всегда были такие. Просто, я вроде и знаю, а сейчас – опять увидела. Заново. – Она еще раз моргнула и будто смутилась. – Знаешь, а я у папы когда-то просила денег на контактную линзу, хотела зеленую. Чтобы и у меня глаза, как у тебя были.

Я усмехнулся, чуть свободнее откинувшись на подушку и все еще держа пальцы в ее волосах. Помню, как меня повеселил тот рассказ брата. Да и на то, что он Бабочке правду о моем рождении рассказал, я не злился. Никогда не видел в этом особой тайны. Хоть родители и старались ото всех скрыть.

- Да, Сашка рассказывал, как ты его доставала. И сейчас хочешь? – с любопытством глянул на Свету.

Она опустила голову и покачала ею, внимательно уставившись на свое запястье:

- Нет, хоть теперь и денег ты мне даешь столько, что на пять комплектов хватит. Это же не по-настоящему будет. Не как у тебя. Подделка. Лучше я себе свои оставлю, - эта хитрюга опять глянула на меня своими лукавыми глазами. – А твоими любоваться буду, - добавила она и подскочила с кровати. – Пошли есть, там Арина Михайловна кучу еды наготовила. Или ты еще не в состоянии? – Бабочка с веселым вызовом вздернула бровь.

- Кыш, мелочь пузатая, - я запустил в нее подушкой, стараясь стряхнуть странную вязкую, тягучую, но приятную стянутость мышц во всем теле, вдруг напряженно сократившихся от того, что она сказала о моих глазах. В голове звенел тревожный колокольчик. Но я отмахнулся, решив, что из-за собственной новой и непонятной реакции на Бабочку и ей, ее словам – невесть что приписываю. – Есть я всегда готов. Дай только умоюсь. А ты пока на стол накрой.

Света, ловко увернувшись от летящей в ее сторону подушки (при этом так изогнувшись, что я аж залюбовался изгибами: не проходят даром занятия танцами, хоть и не мне бы глазеть на эту красоту, если честно), рассмеялась еще громче.

- Давай, у тебя пять минут. Иначе я все сама съем, - пригрозила эта малявка, предусмотрительно выбежав за дверь, видно прячась от новых метательных снарядов.

А я, так и продолжая улыбаться, первым делом переложил ствол в ящик тумбочки. И только потом побрел в ванную, приводить себя в порядок.

Света

Следующие три недели не прошли, а пролетели мимо моего внимания. Я даже не представляла, насколько изменится моя жизнь, когда предложила Кате остаться пообедать за моим столиком. Мы действительно сдружились и теперь проводили вместе чуть ли не все перемены. Особенно большие, когда можно было вволю посидеть и поболтать о всяких мелочах и глупостях за обедом. Мы обсуждали одежду, моду, парней в наших классах и поведение других девчонок. Занятиями танцами, на которые Катя ходила без особой охоты и в основном затем, чтобы после вволю полюбоваться на то, как я мучаюсь на пилоне или стуле, «танцы с которым» нам так же показывала тренер, все еще уставшая от всех на свете. Дело в том, что самой Катерине наши занятия давались не очень просто, и она считала вселенской справедливостью после смотреть на то, как мучаюсь я с непривычным инвентарем и движениями.

В общем, обычные девчачьи глупости.

Обсуждали мы и Катиного отца, который достаточно регулярно давал дочери повод поплакать или просто «возненавидеть» себя. Хотя, несмотря на все ее громкие заявления, я видела, что Катя любит папу и его поступки очень ее ранят. Выросшая в полном обожании мужской части своей семьи, я искренне сочувствовала подруге, но не знала, чем помочь, кроме как отвлечь на те же танцы, или поход в кино. Ну, или по магазинам, преодолевая свой страх перед толпой ради того, чтоб повеселить Катю.

А еще – я приглашала ее к нам домой, вместе с братом. Чтобы познакомить с Сергеем. Это была его инициатива. Или даже требование, если бы мне не показалась такая мысль абсурдной. И все же, Сергей очень настоятельно хотел познакомиться с моими новыми друзьями, а я не видела повода увиливать от этого. Так Катя и Костик (который, кстати, был не менее дружелюбен, чем его сестра и тоже охотно начал со мной общаться), впервые попали к нам. Сергей пообщался с обоими не больше пяти минут, проявив недюжинные познания в современной музыке и увлечениях подростков (ну, он же всегда был моим советчиком и поверенным во всех увлечениях и тайнах), а потом ушел, сославшись на вечные дела и поцеловав меня в макушку на прощание.

И Катя, и Костик восторженно заявили, что у меня клевый дядя, и я не могла с этим не согласиться. После чего они стали частыми гостями в нашем доме (Костик фанател от видеоигр, а у нас имелась какая-то приставка, которой я не пользовалась, купленная Сережей в надежде меня развлечь), Кате же просто нравилась «мирная и спокойная» атмосфера в доме. И хоть Сергей с ними пересекался редко, они каждый раз восхищались тем, что он беспокоится о моих делах и всегда в курсе моих интересов. Я же хоть была и не против поговорить о Сергее, почему-то так ни разу и не призналась новой подруге, что все больше влюбляюсь в собственного «дядю».

Да и он в последние дни вел себя как-то иначе. Не знаю, мне сложно это было даже для себя сформулировать, но словно напряжен все время. Видно снова из-за работы, которой не становилось меньше. Так что, чаще всего, мы виделись с Сережей только за завтраком. Но что меня очень радовало – он не снимал тот браслет, что я подарила. Всегда носил его. А еще время от времени так смотрел на меня: внимательно, и словно «обжигая» глазами, что я застывала с приоткрытым ртом, пялясь на него, как последняя дурочка. Правда, я и так в эти дни использовала любую возможность, чтобы посмотреть на Сергея. Или чтобы его обнять. Мне настолько сильно этого хотелось, что я просто ничего не могла поделать с собой. И иногда, не каждый раз, но все-таки изредка, мне вдруг начинало казаться, что и объятия Сергея становятся гораздо крепче, чем раньше. В подобные моменты у меня совсем начинала кружиться голова, а здравые мысли куда-то улетучивались. И очень хотелось набраться смелости, оторвать лицо от плеча Сережи, в которое я всегда утыкалась носом, и поцеловать его. Прямо в губы.

Но пока я не решилась на такой поступок. Знаете, ведь все эти мысли и желания в тот момент являлись больше мечтами и фантазиями, пусть уже и более осмысленными, конкретными, чем когда мне было тринадцать. Однако любое действие это изменило бы. Сделало чем-то кардинально отличным, неважно – одобрил бы Сергей мою смелость или возмутился бы. И я пока не решалась сделать этот шаг, начать какой-то новый этап в наших отношениях.

Но это все целиком и полностью занимало мои мысли ночами и по утрам. В остальное же время хватало других дел и забот: заканчивалась первая четверть. А так как я не особо уделяла время учебе, теперь приходилось подгонять хвосты, чтобы достойно написать контрольные и не объяснять удивленному Сергею, с каких это пор я, чуть ли не круглая отличница, вдруг стала получать шестерки и семерки. И поскольку подтянуть мне надо было несколько предметов – свободного времени оставалось совсем мало.

Однако и для этих «крох», нашлось занятие. И все благодаря тем же Кате и Косте.

Так уж вышло, что Костик, принявший меня довольно быстро в их тесный семейный круг и воспринявший сразу чуть ли не как вторую сестру, так же нуждающуюся в покровительстве после трагедии, как и Катерина, дружил с парнями в моем классе. Дружил давно и тесно. И уже через полторы недели я стала замечать, что отношение одноклассников ко мне начало меняться в лучшую сторону без всяких моих усилий. Оказывается, Костя, познакомившись со мной, не сумел понять, отчего же я не смогла найти общий язык с другими. И решил исправить эту несправедливость. Первым, кто «поддался» его увещеваниям и рекламной компании в мою пользу, оказался Артем – лидер одного из «самых состоятельных кланов» нашего класса. Очевидно, Костя поделился мнением и о том, что видел у меня дома. Так что одноклассники сумели определиться, куда меня причислить и почувствовали облегчение, что сказалось и на «потеплении отношений». Нет, конечно, нельзя сказать, что я тут же стала «звездой» класса. И близко нет. Но несколько человек уже с улыбкой здоровались со мной и даже обсуждали учителей и предметы.

Но самые приятельские отношения у нас пока складывались как раз с Артемом. Наверное потому, что они с Костей вместе занимались футболом, и часто возвращаясь с дневной тренировки в секции при школе, обедали с нами. Один раз Артем даже уговорил нас всех выбраться в ночной клуб, которым владел его старший брат и куда нас, ясное дело, должны были пропустить без всяких проблем.

Однако проблемы все-таки появились. У меня. Поскольку Сергей вовсе не пришел в восторг от новости, что я собралась в ночной клуб. Не смилостивился он и после новости, что иду я туда с Катей и Костей. Не спасло и ситуацию описание того, как охранники клуба, который принадлежит семье моего одноклассника, будут нас «опекать».