На автомате щелкнув предохранителем, возвращая его на место, я попятился назад, почему-то продолжая чувствовать себя так, словно у кого-то на прицеле. Тихо прикрыл двери, а потом – пошел в свой кабинет, уже мало заботясь о тишине и сокрытии своего присутствия.

Сказать, что я был сбит с толку и дезориентирован – не значило бы ничего.

Весь мой мир и вся моя вселенная вдруг перевернулись вверх тормашками. А девочка, которая всегда была моим личным маленьким божеством, вдруг превратилась в красавицу, которую я внезапно захотел с бешеной силой. И это понимание разрывало мой разум на части.

Захлопнув двери кабинета ногой, я с порога свернул к мини-бару, и уже с бокалом, полным виски, вытащил сигару из коробки на столе. Отпил. Посмотрел еще раз на сигару. Бросил, и поперся на кухню, где управляющая держала запас сигарет для моих пацанов. Ни разу за последние тринадцать лет я не испытывал такой потребности закурить. Даже тогда, в день гибели Сашки.

Блин. Прости, брат.

Мне было реально стыдно и противно за свою реакцию, но я не мог прогнать из разума картины, казалось, впечатавшиеся в мои глаза, словно их выжгло на сетчатке. Затянулся сигаретой так, что в виске застучало, а все никак оклематься не мог. Я еще отхлебнул вискаря. Сразу пол бокала. Так, что поперхнулся, всю горлянку спиртом обжег. Но наплевал на это, еще раз затянувшись сигаретой. И только теперь, медленно пошел назад в кабинет, прихватив с собой всю пачку курева.

Я никогда… Никогда в жизни не смотрел на Свету так. Она была девочкой, которую я холил, оберегал, лелеял, ради счастья и веселья которой я готов был сделать что угодно, даже терпеть жадность Динки и тянуть Сашку. Лишь бы Света верила, что у нее самая счастливая и дружная семья, лишь бы им не приходилось ни о чем думать и грузиться проблемами, обеспечивая счастливое детство этой Бабочке.

Я всегда знал, что люблю ее. Просто люблю. Ну, как племянницу, наверное. Больше, чем любил родителей или Сашку, однозначно. Но они же и не были такими маленькими, беззащитными, нуждающимися во мне.

Впервые сомнения в моей душе появились, когда родился Лешка. Вот тогда я осознал всю разницу. Нет, я любил племянника, мне хотелось его порадовать, и я гордился его достижениями и успехами. Но… мое отношение к нему уместилось бы в одной сотой или даже тысячной того обожания, которое вызывала Света в моей душе. И все-таки, я не был хреновым педофилом. Никогда, ни разу за эти семнадцать лет у меня не мелькнуло ни одной мысли, оскверняющей эту девочку или наши отношения. Никогда!

Да, я стал реже появляться у них, сведя наше общение к разговорам, потому что боялся обидеть Лешку пониманием того, что его сестра – моя любимица. Я не хотел мозолить глаза Сашке и своей матери, вцепившейся в идею, что я пытаюсь сместить ее сына с пьедестала в сердце Светы, что тот бульдог в кость. Это все было, да. Но я никогда не рассматривал ее как объект сексуального желания. Я не думал о Бабочке, не заводился, видя ее фото или вспоминая наши разговоры.

Единственный раз, когда я завелся, взбесился просто, говоря с ней, это когда она спросила про минет. Меня реально взяла такая злость, просто бешенство. Не знаю почему, но я решил, что какой-то малолетний урод пристал к ней, подкатил с таким предложением. Еле сдержался, чтоб не сказать, что сейчас приеду и голыми руками задушу того, кто к моей Бабочке с таким в тринадцать лет подкатил. Но ни одной мысли о том, как она может такое сделать или воображаемых картин, вызвавших бы у меня сексуальное возбуждение, это не вызвало. Я хотел просто ее уберечь и защитить от всего в мире.

Зато сейчас я был просто каменный, и меня реально трясло, будто не мужик, трахнувший кучу баб, а пацан, который и одной еще не лапал.

Если бы еще вчера узнал, что на мою Бабочку тридцатишестилетний мужик засматривается, блин, убил бы. Сто пудов бы убил извращенца. А с собой что сейчас сделать? Как на нее смотреть теперь? В глаза Свете?

Еще три стакана виски ни на сантиметр не помогли мне продвинуться в мыслях о том, как жить теперь и что делать. Я выкурил пачку сигарет, прикуривая одну от другой, и чувствовал себя так, будто глаза сейчас вылезут из черепа. А придумать ничего не мог.

И почему-то только сейчас заметил темно-синюю коробочку с серо-стальной полосой по центру и записку, написанную торопливым, но округлым и четким почерком моей Бабочки: «Извини, мне правда стыдно за все мои психи. А ты - самый лучший. Всегда им был и есть. С прошедшим днем рождения! Бабочка»

С прошедшим… она и правда мне ничего не дарила, но какая разница, главное, что сама понемногу приходила в себя. Зачем мне еще какие-то подарки? А все равно, вдруг появилось любопытство, и даже это ненормальное желание и ярость на себя отошли на второй план. Отложив тлеющую сигарету в пепельницу, уже полную окурков, я большим пальцем руки откинул крышку.

Угодила. Или угадала. Или просто знала меня так хорошо, что не ошиблась. Мне пришелся по вкусу этот простой, но четкий браслет из металла. Я крутил его так и эдак минут десять, понимая, что мне нравится его текстура и плотность. А потом обнаружил небольшую гравировку. Бабочка. На тыльной стороне пластины. То ли случайно, то ли задумано тем, кто создавал этот браслет, получалось так, что когда защелкиваешь браслет на руке – пластинка чуть смещалась и гравировка оказывалась не по центру, а как раз над точкой, где бился пульс. Словно бы она и до этого не была у меня в крови.

Бабочка-Бабочка. Что же мне теперь делать?

Глава 5

Света

Не знаю, что разбудило меня в этот раз. Может, непривычное ощущение того, что я выспалась? После лета нелегко было подскакивать в половине седьмого, чтобы успеть и собраться, и позавтракать, и доехать до школы. Видно потому - пробуждения каждое утро казались каторгой. А сегодня – ничего подобного. Я проснулась с удовольствием, только ноги немного замерзли отчего-то.

Стоило мне открыть глаза – все прояснилось. Я снова заснула в комнате дяди. Ясное дело, не прихватив с собой будильник. Точно проспала, и уже, наверное, опаздываю. И даже не укрылась – все думала: посижу еще секундочку, и пойду к себе.

Подозревая, что могу пропустить первый урок, я вскочила с постели. И вот тут все стало «жужас-жужас», как любил иногда говорить Лешик, пока был маленький.

На полу у кровати валялся пиджак и галстук дяди Сережи.

Этих предметов одежды точно не было вечером, когда я пришла. Значит, он приехал раньше и все-таки обнаружил мою дурацкую привычку сидеть, да и спать в его комнате. Что он подумал? Почему не разбудил? Рассердился? И если знал и, допустим, решил, что в этом нет ничего страшного, почему утром не разбудил, зная, что я могу опоздать?

Мучимая всеми этими вопросами и совершенно не имея представления о том, как же отреагировал дядя, и что мне ему сказать, я решила – терять нечего. И пошла сама его искать, потуже затянув халат и прихватив бессменного зайца в качестве «моральной поддержки».

Сергей

Я так и не заснул этой ночью. А может, и отключался периодически на пару минут, точно не буду утверждать. Мозг окутало алкогольными парами почти так же, как весь мой кабинет – сигаретным дымом. И самое смешное, почему-то только тогда, когда двери открылись и на пороге показалась Бабочка, у меня в мозгу появились две несуразные мысли: почему она, вообще, спала у меня в спальне? Своя не нравится? Или еще что-то случилось? Спохватился, называется. И вторая: что надо же было ее в школу будить…. Только поздно, часы показывали половину девятого. Уже опоздала. И тут я не справился с обязанностями опекуна.

Я поднял голову и в упор глянул на нее, надеясь, что все это – ночное наваждение, уже ушло. Растворилось в алкоголе.

Ни хрена.

- Привет.

Прогоняя эти глупости из моего мозга, Света настороженно и неуверенно осмотрела комнату. И зайца притащила, будто ей до сих пор пять лет. А я ведь еще не забыл, что именно у нее под этим халатом.

ззУрод. Хорошо, она о моих мыслях не в курсе.

- Я думала, ты не куришь. Бросил, - как-то напряженно протянула она, закрыла за собой двери и подошла к столу.

- Бросил, - согласился я.

И смял в кулаке новую пачку, которую открыл час назад. Там еще две трети сигарет было. Какая разница? Ведь сам ей обещал. Отбросил помятую картонку в пепельницу.

Бабочка глянула на это все, и видно было по глазам, что хочется ей отпустить комментарий, но Света сдержалась. А еще крутилось у нее в глазах какое-то опасение, заставляющее меня напрягаться. Неужели Бабочка меня пьяного испугалась? Так не первый раз видела. Мы с Сашкой иногда, не часто, но бывало, хорошо расслаблялись. Никому кроме брата я не доверял настолько, чтобы хорошенько напиться в компании.

- У тебя что-то случилось? Или ты на меня рассердился? – она дошла до стола и присела на край, продолжая телепать этим зайцем, волоча его за ухо.

- За что рассердился? – выпитый виски явно мешал мне врубаться в ее вопросы. – Уже решили же, что понятно все с твоим поведением, еще вчера. И спасибо за подарок, племяшка. Хороший браслет. Четкий.

Я практически никогда не называл ее племянницей. Ни вслух, ни в мыслях. Не знаю почему. Света, Бабочка, малышка, как угодно. Не племянница. А сейчас, специально, чтоб напомнить себе, кто эта обалденная девушка, светящая своими коленками у меня перед носом, проговорил.

Мне хотелось чуть опустить голову и прижаться лбом к этим коленям. Повернуть лицо и провести подбородком, щекой по ее ногам, спускаясь к ступням. Знаю, что царапал бы нежную кожу своими небритыми щеками. Но и этого мне хотелось тоже. Отметить. Знать самому и наглядно подтвердить, что и эта молодая девушка – моя. Моя, как женщина. Так же точно как я знал, что она была моей Бабочкой.

Именно поэтому стоило ежеминутно напоминать себе, кем именно приходится мне эта девушка.

А Бабочка аж скривилась. Словно я что-то противное сказал. Хотя, может это из-за того, что я сейчас прилично сипел, прокурив голос.