Он молчал, и она было решила, что он ушел, как вдруг почувствовала его руки на своих плечах и его грудь, прижавшуюся к ее спине.

– Ладно, Вирджиния. Закончим этот разговор. Во всяком случае, отложим его на какое-то время, – спокойно предложил Болтон.

Она поняла, что он предлагает компромисс. Но у нее был выбор: она могла либо согласиться, либо прогнать его и покончить со всем раз и навсегда. Но то ли из-за эгоизма, то ли из-за собственной трусости, она не приняла решения, точно зная, что пока Болтон Грей Вульф находится в Миссисипи, он будет с ней.

Она похлопала его по руке и сказала:

– Ты, кажется, упоминал про поездку в Тупело за своими вещами.

– Да. – Он повернул ее к себе и приподнял ее лицо. – Я вернусь, Вирджиния.

Она улыбнулась.

– Не сомневаюсь, что так и будет.

– Прекрасно. Не хочу, чтобы у тебя на мой счет были сомнения.

Он опять говорил серьезно, а ей не хотелось касаться этой темы.

– Кыш! – Она схватила кухонное полотенце и игриво шлепнула его по ногам. – Брысь! Если ты не уедешь, я так и останусь с дубовыми листьями в волосах.

Только за ним закрылась дверь, как она сняла телефонную трубку и отменила все мероприятия на эту неделю.


Болтону было тяжело расстаться с Вирджинией даже на столь непродолжительное время, которое требовалось, чтобы вернуться в Тупело, забрать вещи и позаботиться о гостиничных счетах. И все же он вынужден был задержаться. Ему предстояло закончить еще одно дело, намного важнее оплаты счетов.

Он набрал домашний номер Дженис. Было воскресенье, и Болтон был рад, что ему не придется говорить с Дженис, когда она будет на работе в школе. В трубке раздалось уже пять гудков, и он собирался отложить ее, когда Дженис, наконец, ответила.

– Болтон? Как хорошо, что ты позвонил. – Голос Дженис излучал надежду, и Болтона вдруг охватило уныние. То, что он скажет, причинит ей боль, а он никогда никого намеренно не обижал.

– Как ты, Дженис? – начал он.

– Превосходно. Я была на дворе и собирала желуди и листья для небольшого мероприятия в школе. Мы собираемся устроить осенний фестиваль, понимаешь… – рассказывала Дженис.

Когда Дженис заводила разговор о детях, как она называла своих учеников, то могла говорить часами. Болтон не просто терпеливо выслушивал ее истории – они его в самом деле интересовали. Дженис была одной из тех невоспетых героинь, которые привносят в процесс обучения молодого поколения энтузиазм наравне с мастерством и талантом, одной из тех многочисленных учительниц, единственной наградой для которых являются успехи их юных учеников. Он восхищался всем, что она делает и как делает. И он любил ее – тихой, спокойной любовью друга, желающего ей только хорошего, но отнюдь не любовью питающего к ней страсть мужчины, которого судьба свела с женщиной его мечты.

Завершив свое повествование, Дженис вдруг опомнилась:

– Ой, я, кажется, заговорилась! Тебе еще не надоела моя болтовня? А что у тебя, Болтон? Как твоя поездка?

Она давала ему возможность поменять тему. Подбирая слова, чтобы пощадить Дженис, он сказал:

– Дженис, людям свойственно ошибаться. Именно это и произошло со мной. То, что я сначала воспринял как предначертание судьбы, на деле оказалось миражом.

На другом конце провода послышался сдавленный всхлип. Если бы Болтон мог сообщить ей это по-другому, он бы так и сделал. Он бы предпочел оказаться лицом к лицу с Дженис, держать ее за руку, утирать ее слезы, поскольку он знал, что они неизбежны. Но он не хотел жить во лжи и не мог находиться с Вирджинией, пока Дженис ждала его в Аризоне, надеясь, что он вернется к ней.

Прежде чем начинать новую жизнь, надо покончить с прошлым.

– О чем ты, Болтон? – потягивая носом, спросила Дженис.

– Дженис, ты знаешь, что я считаю тебя удивительной женщиной – доброй, милой, талантливой, умной. Ты хороший друг и отличный товарищ, и мне приятно твое общество. Но я никогда не обманывал тебя относительно своих чувств.

– Ты встретил другую. – Ее спокойствие удивило и обрадовало его – он ожидал более бурной реакции.

– Да, она… – начал он извиняющимся тоном.

– Болтон, послушай, меня не волнует, если у тебя случайное приключение. Иногда люди увлекаются… – Дженис пыталась говорить спокойно, но не смогла скрыть отчаяния, поэтому Болтон перебил ее, стараясь не дать ей сказать того, о чем потом она будет жалеть:

– Дженис…

Но она не могла остановиться:

– …а когда они возвращаются домой, то осознают, что ничего не изменилось, что они попросту отдали дань своей молодости… и для меня это ничего не значит, действительно ничего не значит. – Она старалась заглушить рыдания.

– Дженис, мне так жаль. Я никогда не хотел причинить тебе боль, – утешал ее Болтон.

– Болтон… извини меня, дай мне минутку, я должна опомниться… – Дженис с трудом овладела собой. – Ты не обманщик и не злодей. В тебе нет подлости. Я знаю, что ты улетал не для того, чтобы встретить другую.

– Не просто другую. Мое будущее. Мою судьбу, – сказал он.

Она молчала, в трубке раздавались лишь приглушенные всхлипы и вздохи.

– Дженис… ты в порядке? – забеспокоился Болтон.

– В порядке, не волнуйся. – Она обреченно вздохнула. – Болтон, если бы у меня была хоть малейшая надежда заставить тебя передумать, я бы ею воспользовалась. Я бы просила, умоляла и, возможно, даже угрожала, однако у меня нет никакого желания все осложнять. Бог знает, я и так достаточно запуталась. – Ее смех был неуверенным, но по крайней мере она засмеялась. – Ты наполовину из нашего, наполовину – из другого мира, но чаще всего ты – апач. Я знаю, что когда ты упоминаешь про судьбу, переубедить тебя невозможно.

– Как мне повезло, что у меня есть такая подруга, как ты, – с благодарностью отозвался он.

– Мы останемся друзьями, Болтон? – с надеждой в голосе спросила Дженис.

– Мне бы этого хотелось, Дженис. Мне бы очень этого хотелось, – заверил ее Болтон.

– И мне. – Последовала долгая пауза, и он почти увидел, как она глубоко вздыхает, чтобы взять себя в руки. – Болтон… Кто она? Я ведь имею право задать тебе этот вопрос?

– Имеешь. Ты имеешь полное право все знать. Это Вирджиния Хэйвен, – Болтон назвал имя своей возлюбленной.

– Вирджиния Хэйвен? – удивилась Дженис.

– Да, – сказал Болтон.

– Но ведь она… – Дженис смутилась и замолчала.

В трубке воцарилась тишина.

– Что?.. – спросил Болтон.

– Ты всегда хотел детей, Болтон, а я где-то читала… Она не очень… – Дженис запнулась на полуслове, слишком воспитанная, чтобы сказать прямо, что она имела в виду. – Кажется, у нее взрослая дочь.

– Для меня это не имеет значения, Дженис, – ответил Болтон.

– Понимаю… Болтон… Если у тебя с ней не получится, я буду ждать тебя, – неожиданно заявила она.

– Не хочу, чтобы ты питала напрасные надежды, – серьезно проговорил он.

– Я и не питаю… Просто хочу, чтобы ты знал… – Последовала продолжительная пауза, послышалось негромкое всхлипыванье, затем Дженис, пытаясь изобразить смех, заговорила снова: – Ты как всегда прав. Я просто глупая гусыня.

– С тобой все будет в порядке, Дженис, – уверенно сказал Болтон.

– Со мной все будет прекрасно. Просто прекрасно. Возвращайся к своей Вирджинии, а я займусь собственной жизнью, – тихо произнесла она.

– Ты отличная девушка. Береги себя, Дженис. – Он не знал, о чем еще говорить с ней.

– Ты тоже. Болтон… надеюсь, она понимает, насколько ей повезло, – Дженис искренне завидовала Вирджинии.

– Это мне повезло, – сказал Болтон, заканчивая разговор.

Он уложил вещи и повернулся лицом к западу, к городку Понтотока, где ждала его любимая женщина.

6

Вирджиния проснулась с ощущением, будто за ней гонятся. Она вся напряглась, готовая броситься бежать, хотя в глубине души знала, что ничто не поможет ей скрыться от опасности, которая таилась в ней самой.

Она машинально повернулась в сторону, где лежал Болтон. Он знает, что делать, и он защитит ее. Вирджиния хотела позвать его, но почему-то передумала. Он был очень красивым мужчиной, и, раскинувшись на ее кровати, походил на спящее божество. Ей хотелось любоваться им, утолить его видом свою ненасытную жажду, словно она была бредущим по пустыне путником, изнемогавшим от жары и вдруг наткнувшимся на колодец животворной воды.

У нее оставалось так мало времени, чтобы быть с ним. Так мало времени.

Она любила смотреть, как вздымается и опускается его грудь, как трепещут во сне ресницы, как изгибается в едва заметной улыбке рот. Одну руку он подкладывал под голову, другая покоилась на груди.

Болтон пробыл с ней почти неделю, и ей стало казаться, что он всегда был неотъемлемой частью ее жизни. Она уже не могла представить себе, как раньше ложилась спать без него и как могла встречать день без его поцелуя.

Она лежала без движения, положив голову ему на грудь, и не пыталась разжечь в себе страсть – просто слушала ровное биение его сердца. Сможет ли она жить без него?

Она приподнялась и всмотрелась в лицо Болтона. Внезапно он открыл глаза и спросил, улыбаясь:

– Что-то случилось?

– Ничего, я просто смотрю на тебя. – Кончиками пальцев она провела по его лицу. – Запоминаю.

– Тебе не нужно запоминать. Я останусь с тобой. Навсегда, – серьезно проговорил Болтон.

– Ш-шш… – Она закрыла ему рот ладонью. – Не говори ничего, что могло бы испортить нам день.

Он сжал ее в объятиях и отогнал поцелуем тревожные мысли. На простынях, испещренных солнечными зайчиками, они занялись медленной, утонченной любовью. Потом она отдыхала, откинувшись на подушки, намеренно не прикасаясь к Болтону.