– Съешь что-нибудь? – спросил он. – Я приготовил яичницу и тосты.

– Нет, спасибо. Я потерплю, – отказалась она.

На ее лице было написано все: она не будет откладывать сражения. Болтон встал и оперся локтем о камин, он возвышался над ней – сильный и великолепный в своей наготе.

– Ты не хочешь одеться? – спросила она.

– Я тебя смущаю, Вирджиния? – полюбопытствовал он.

– Ты же знаешь, что да, – она покраснела и опустила глаза.

– Ты же сказала, что согласна терпеть, – он невесело улыбнулся.

– Но не это, – возразила она.

Она вскинула голову, их взгляды скрестились, и она первая отвела глаза.

– Ты можешь присоединиться ко мне, – предложил он. – Сбрось халат, Вирджиния. Я еще раз хочу увидеть тебя обнаженной в лучах утреннего солнца.

– Да, ты так просто не сдаешься, – заметила она.

– Я вообще не сдаюсь. Или ты считала иначе? – с вызовом произнес он.

9

Она действительно не знала, чего от него ожидать. Несмотря на громадный опыт общения с мужчинами в вымышленном мире своих книг, в реальном Вирджинии похвастаться было нечем. Роджер был ее первым мужчиной, а после его бегства она была так занята воспитанием Кэндас и своей карьерой, что у нее не оставалось возможности построить какие-либо отношения с другими мужчинами – даже если бы она этого и хотела. Потребовались годы, чтобы выветрился горький привкус неудачного замужества, и когда она уже было решила, что оправилась, добрый старина Гарри снова пригласил ее прогуляться по проспекту лопнувших надежд.

– Ты напугана, Вирджиния? – спросил Болтон.

– Как ты догадался? – она вздрогнула от удивления.

– Это написано у тебя на лице, – сообщил он. Она приложила ладони к щекам.

– Я боюсь не тебя, если ты это имел в виду, – пояснила Вирджиния, отодвигаясь.

– У тебя нет причин меня бояться. Ни сейчас, ни в будущем, – произнес он.

– Опять ты начинаешь. Выдумываешь для нас будущее, – разозлилась она.

– Это не выдумки. Это факт. У нас есть будущее, Вирджиния, – он говорил совершенно серьезно.

– Как ты можешь быть так уверен? – с грустью спросила она.

– Судьба никогда не ошибается, – заверил он ее.

– Я знала по крайней мере дюжину мужчин, способных превратить мою жизнь в сущий ад. Скорей всего, я не осталась бы у них в долгу. Но разве не судьба ставила их на моем пути? – задумчиво проговорила Вирджиния.

– А что тебе подсказывает сердце? – поинтересовался Болтон.

Она сделала резкое движение, будто собираясь прихлопнуть муху.

– Если бы я слушалась своего сердца, то ничего бы хорошего из этого не вышло. Когда Роджер ушел, мое сердце было разбито, и мне хотелось лишь доползти до кровати и остаться там лежать. Но я поступила по-другому. – Она сжала кулаки и вздернула подбородок. – Я не слушаюсь своего сердца, Болтон. Я руководствуюсь разумом.

Болтону хотелось, похитив Вирджинию, умчаться вместе с ней на ее белом арабском скакуне. Внутренний голос подсказывал ему, что единственный способ заставить Вирджинию прислушаться к своему сердцу – взять ее в плен и увезти подальше от компьютеров, автомобилей, микроволновых печей и остальной техники, загромождающей ее жизнь. Он всегда обращался к природе, когда требовалось понять собственное сердце.

Если бы он сначала обратился за советом к родным горам, то никогда не купил бы Дженис кольцо. К счастью, он успел исправить ошибку.

Но успеет ли он удержать от ошибки Вирджинию? От ошибки, которая будет стоить им будущего?

– Поедем со мной, Вирджиния, – попросил он.

– Куда? – удивилась она.

– В Аризону – к горам, к рекам, к лесам; в те места, где человек слышит свое сердце, – сказал Болтон.

Видения, представшие перед ее взором, увлекли ее. Она почти поверила, что все сказанное им – правда.

– Ты искушаешь меня, – ответила она.

– Подойди, Вирджиния, – позвал он.

Болтон протянул ей руку. Она страстно желала ухватиться и опереться на нее. Вирджиния всегда считала, что «кто не рискует, тот не пьет шампанского», и уже не раз испытывала судьбу. Но раньше за последствия пришлось бы расплачиваться только ей и, разумеется, Кэндас. На этот раз все было по-иному. Она не могла подвергнуть непредсказуемому риску мужчину, у которого впереди была лучшая часть его жизни.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, Болтон, – тихо промолвила она.

– Я отлично понимаю, о чем прошу. Я прошу тебя выйти за меня замуж, – в очередной раз он сделал ей предложение.

– Это решение принималось умом или сердцем? – допытывалась она.

– И тем, и другим, – заверил он ее.

В его страстном взгляде была нежность и вызов.

– Пренебречь своим сердцем – трагическая ошибка, Вирджиния. Не соверши ее, – предупредил Болтон.

Она слушала, затаив дыхание. Вымолвить сейчас хоть слово означало помешать Болтону изложить свои доводы. Вся дрожа, она без сил опустилась на краешек кресла, ожидая, когда Болтон заговорит вновь. Он стоял у камина, сильный и величественный, как родные горы, красивый и настороженный, как дикое животное, чувствующее опасность.

Видеть его – значило хотеть его. Время, проведенное с ним, было самым волшебным в ее жизни. Но сколько оно продлится? Способна ли она поверить в чудеса?

«Скажи же что-нибудь, – беззвучно кричала она. – Скажи что-нибудь такое, чтобы я поверила».

Словно услышав ее мольбы, он заговорил:

– Если ты решила, что я совершенно не думал над этим вопросом, то ошибаешься. К любви и браку я отношусь со всей серьезностью. Но не нужна вечность, чтобы почувствовать то, что требуется для брака. Любовь. Страсть. Смех. Тепло. Умная беседа. Духовная близость. Добрые отношения.

Надежды Вирджинии постепенно таяли и умирали. Сказанного было недостаточно.

– А дети? – прошептала она.

На какую-то долю секунды с его лица упала маска непроницаемости, и увиденное напугало ее больше всего.

– Ты хочешь детей, Болтон, ведь правда? – сурово спросила она.

– У меня будет ребенок – Кэндас, – ответил он.

– Я говорю о твоем ребенке, Болтон… ребенке, который бы рос на твоих глазах, ребенке, которого бы ты учил ловить рыбу, скакать на лошади, разговаривать на прекрасном языке твоего народа. Именно о таком ребенке ты мечтаешь, я знаю, – закончила она.

Больше всего на свете она хотела, чтобы Болтон без промедления опроверг ее, но она также хотела услышать, что дети для него не имеют значения, что ему нужна только она. Его молчание было мучительнее любых слов. Вирджиния так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони, но она не замечала этого.

Все другие проблемы можно было разрешить – только эта была непреодолима. Но этой одной-единственной проблемы было достаточно, чтобы молодой и прекрасный мужчина сбежал от женщины ее возраста.

Иногда молчание разит, как гром. Вирджиния почувствовала боль в сердце.

– Не буду отрицать этого, Вирджиния, – наконец вымолвил он.

В ее горле стал зарождаться крик отчаяния, – когда Болтон уедет, она отправится в лес и будет выть от боли.

– Давай расстанемся мирно, насколько это возможно… Прощай, Болтон. – Вирджиния встала, сомневаясь, удержат ли ее ноги на длинном пути к двери.

Однако Болтон остановил ее взглядом. Он приблизился к ней, а она могла лишь смотреть в невообразимую голубизну его глаз.

– Это было до того, как я встретил тебя, до того, как я понял, что женщина может стать для мужчины всем. – Он нежно запустил пальцы в ее волосы и притянул ее к себе. – Ты – все, в чем я нуждаюсь, все, чего я хочу.

– Нет, – прошептала она. – Я не поступлю так с тобой. Я не лишу тебя радостей отцовства.

– Сегодня рожать могут не только молодые, – сказал Болтон.

– Мне вырезали матку шесть лет назад! – в отчаянии крикнула Вирджиния.

Ее бесплодие было как наказание, и ею овладело уныние. В рождении ребенка скрывалось волшебство, которое позволяло женщине чувствовать себя полноценной.

– Это неважно, Вирджиния, – заверил ее Болтон.

Его задержка с ответом открыла ей все, что требовалось знать.

– Конечно же, важно! Болтон, ты достоин жены, которая сможет сопровождать тебя в горах, не задыхаясь при этом от усталости, и которая сможет надеть декольтированное платье, не беспокоясь о дряблой шее. Но главное, ты достоин женщины, которая сможет подарить тебе ребенка, – сказала она.

– Ты красивая женщина. Ты всегда будешь красивой, – утверждал Болтон.

Он обошел вниманием самое важное, однако она слишком устала, чтобы указать ему на это. Кроме того, не существовало доводов, способных устранить тот факт, что она не может иметь детей.

– Думаешь, я не умею считать, Болтон? Когда тебе будет сорок шесть, мне будет пятьдесят девять. Когда тебе будет пятьдесят, мне будет шестьдесят три. – Она толкнула его в грудь. – Пусти меня. Я даже думать об этом не хочу.

– Нет, Вирджиния. Я не отпущу тебя. – Он незаметно привлек ее к себе так близко, что сквозь халат она почувствовала тепло его тела.

– Думаешь, мне понравится, когда люди начнут спрашивать, не твоя ли я мать? – с горечью промолвила она.

– Это нелепо, – он скривил губы с негодованием.

– О, неужели? Ты хорошо рассмотрел мои бедра? А мой живот? На пляже ты будешь приводить всех в восторг, а моя кожа будет выглядеть так, будто ей не мешает хорошенько ужаться, – Вирджиния намеренно была жестокой.

– Ты считаешь меня столь поверхностным? Думаешь, я интересуюсь только внешностью? – перебил ее Болтон.

– Нет. Я не считаю тебя поверхностным. – На глаза навернулись слезы, но будь она проклята, если заплачет. Она выплачется позднее, когда на карту не будут поставлены ее гордость и женское достоинство. Трясущимися руками она откинула с лица волосы. – Мне очень тяжело.