Виктория Даль - Азарт и страсть

– Я уверен, он ничего не успел почувствовать.

– Нет. Он чувствовал. Они принесли его в дом, и он был весь в грязи и крови. Неподвижный и холодный. Но на его щеках остались чистые дорожки. Я поняла, что он плакал, и это были следы слез, которые смешались с кровью. Он лежал на этой дороге и плакал. И все из-за меня.

– Эмма, нет!

– Я знаю, как он плакал. Я и сейчас слышу это. Он хотел, чтобы я была с ним, Харт. Как всегда… Я только не знаю, как долго он плакал, и иногда тоже хочу умереть.

– Тихо, тихо… – пробормотал он, когда она зарыдала, уткнувшись ему в грудь. – Ш-ш-ш… ты любила его, и ты дала ему много хорошего. Это была не твоя вина.

– Я знала, что это случится.

– Но не могла предотвратить, ты была ребенком. Ох, Эмма, ты была просто ребенком. Мне так жаль.

Она плакала о своем брате, о всех своих близких, которые умерли. Даже о Мэтью. И Харт просто обнимал ее и гладил по спине, шепча на ухо что-то бессмысленное…

Когда она наконец затихла, он поцеловал ее в лоб.

– Я помню тебя, я знаю. В том коридоре, в ночной рубашке с двумя косичками. Ты была такая смелая и ясная. И тебе не место было в том доме. Прости, что я ничего не сделал тогда.

Она прерывисто вздохнула, успокоившись, что он вспомнил ту ночь, как если бы он сделал ту маленькую девочку реальной. Та девочка думала, что может спасти их всех, если бы у нее было достаточно любви. Та девочка, которая еще не растеряла то дорогое, что было в ее сердце.

– Ты ничего не мог сделать. Он был мой отец, моя родная кровь.

Его рука снова описывала круги на ее спине.

– У меня была еще одна сестра. До Алекс.

Эмма кивнула, потерлась щекой о его влажную рубашку.

– Она умерла, когда ей исполнился год. Никто не рассказал мне, что случилось. Еще вчера она была там, топала своими ножками, смеялась со мной, кидала все мои игрушки. А два дня спустя детская опустела, я думал, что, может быть, это какой-то монстр прокрался и забрал ее. Молчание самое худшее, что можно придумать, сидя в спальне на третьем этаже. Слушать ее плач и потом…

– Мне так жаль, – прошептала она, подвигаясь к нему. – Что за жизнь, скажи мне? Почему так много горя?

– Ты боишься иметь детей.

Она не ответила. Не могла.

– Потом, когда родилась Алекс, меня не пустили к ней. Я проходил мимо детской, игнорировал все игрушки. Я был в ужасе от нее. Злился, когда она улыбалась мне.

– Что случилось?

Его мягкий смех щекотал ее ухо.

– Алекс случилась. Она начала ходить, затем бегать. Когда я приходил домой из школы, она шла за мной в мою комнату. Затем она научилась поворачивать ручку. Я был загнан в угол. В ловушку. И мне пришел конец. Я не устоял перед ее чарами.

– Она жива. И она такая хорошая.

– О да, она жива. И она постепенно избавила меня от ада. Хотя пару раз я едва не умер от разрыва сердца. Доводила меня до безумия. Бесила меня. – Он сделал паузу. – Вы обе отлично поймете друг друга.

Эмма удивилась, услышав свой смех. Всего несколько минут назад она думала, что никогда не будет смеяться. Сейчас она чувствовала лишь усталость. Истощение. Харт наматывал ее локоны на палец, и это было так приятно, что она закрыла глаза.

– Я не хочу, чтобы ты любил меня, – прошептала она. – Я не знаю, как любить тебя. Именно тебя.

– Я знаю. – Он снова поцеловал ее в лоб. – И ты научишься. Мы оба научимся.

– Я думаю, нам не следует быть вместе. Ты погубишь меня.

– Эмма, не говори так, иначе мои страхи станут реальностью. Нет, ты не можешь…

– Я поставлю тебя в затруднительное положение, как та женщина.

Его пульс забился быстрее, но он покачал головой.

– Та женщина, о которой ты говоришь, смеялась надо мной и разбила мое сердце. Она сделала из меня посмешище. Как и ты.

– Прости.

– Я думал, что люблю ее, но я не любил. Позже я понял, что это чувство было просто иллюзией.

– Как я.

– Нет, не как ты. Она была злая и развращенная. И ее предательство терзало меня до безумия и надолго выбило из колеи.

– Но…

– Но, – перебил он, – тогда свое дело сделал мой отец. Мой проклятый отец. Такой холодный и совершенный. Отец такого отвратительного в своих страстях глупого сына. Он решил сделать из меня человека, достойного титула герцога, и он получил шанс. И потом, как ты знаешь, появились те письма. Обычная проблема скандально окончившегося романа. Мой отец заплатил много денег, чтобы забрать их у той женщины. Он показал их мне, позволил мне произнести слова благодарности, принести извинения за то, что я любил ее. Он позволил мне почувствовать настоящий стыд и пасть к его ногам. И потом он выбрал одно особенно грязное письмо и послал своему другу, который не преминул переслать другому.

– Зачем?

– Он хотел сделать из меня человека и, делая это, попросту уничтожил меня. Он упивался моим унижением. Мой собственный отец дал свое добро на то, чтобы общество смеялось надо мной. Сделал из меня посмешище. Но я покончил с этим двумя годами позже, когда принял титул герцога. Хотя это было не просто, Эмма. Я окружил себя непроницаемой броней, выстроил стену, и вот явилась ты и… разрушила ее.

– Харт… мне очень жаль. Я никогда не думала…

– На этом точка, Эмма. Меня это не волнует. Разве ты не видишь? Я послал все это к черту. Я просто хочу тебя.

– Ты не должен. Я не хочу…

– Он сделал из меня другого человека, но ты вернула меня к самому себе. И ты не можешь бросить меня теперь. Останься со мной. Останься в моем доме как гость. – Он проглотил комок, мешавший продолжить. – Я не притронусь к тебе и докажу, что между нами есть нечто большее, чем вожделение. – Его рука замерла. – Хотя на всякий случай я оставлю дверь в мою спальню открытой.

Она улыбалась, чувствуя, что медленно погружается в сон.

– Я не хочу выходить за тебя замуж, – пробормотала она. – Не хочу, – повторила она, засыпая и видя во сне человека, который никак не мог полюбить ее, но сделал это.

– Эмма, – прошептал он ей на ухо. Эмма отмахнулась, ей было так тепло, и она так устала… а Харт зачем-то заставил ее проснуться.

– Что такое? – спросила она хриплым от сна голосом.

– Уже рассвет. Тебе пора возвращаться в свою комнату.

Она снова отмахнулась и закрыла глаза.

– Как будто твои слуги не знают. Девушки оставляют зажженные канделябры в коридоре на всю ночь. Они не хотят, чтобы я уходила. – Она свернулась поуютнее, и ее бедра наткнулись на весьма интересную часть его тела.

Он расценил это как приглашение и привлек ее ближе.

– Тогда выходи за меня. Сделай меня респектабельным в глазах прислуги.

– Я не хочу говорить об этом сейчас.

– Ты никогда не хочешь говорить об этом. Ты здесь уже месяц и каждый раз избегаешь этой темы.

– Да.

– И каждую ночь забираешься в мою постель.

– Я вовсе не забираюсь, а просто прохожу мимо и стучу.

– Ты не стучишь.

– Ну хорошо… тогда я уйду к себе и больше не буду спать здесь.

Рука Харта удержала ее, когда она пошевелилась. Эмма вяло сопротивлялась и не делала никаких усилий, но ее тело дышало жизнью. Одной рукой он обнимал ее за бедра. Его желание передалось ей.

Она прогнулась, стараясь отодвинуться и зная, что борьба еще сильнее приблизит ее к нему. Его хватка усилилась. Его длинные пальцы скользнули между ее бедер и привлекли ее ближе.

Его рука коснулась ее влажного лона, возбуждая ее. Эмма издала стон. Она чувствовала беспомощность… и откуда он знал, чего она хочет?

– Нет, – стонала она, раздвигая ноги.

Он не обращал внимания на ее слова, его пальцы скользнули глубже.

– Харт, – снова послышался стон.

– Выходи за меня, Эмма. – Его пальцы ласкали ее медленно, в определенном ритме. – Ни один другой мужчина не знает, что ты любишь.

– Я не хочу… я не хочу, чтобы кто-то знал меня так.

– Маленькая лгунья. Я очень хорошо знаю, чего ты хочешь. – Он прижался к ней всем телом, переворачивая ее на живот.

Когда он убрал свои пальцы, она заскулила. Но он быстро исправил это. Он поставил ее на колени и глубоко вошел в нее, не дожидаясь, пока она попросит его об этом.

Он знал ее, знал, как можно довести ее до экстаза, держа на грани целый час. И в это утро он воспользовался этим знанием, ее тело быстро подошло к пику благодаря его ласкам, грубым и нежным. И несколько минут они оба расслаблялись после всех ласк и стонов.

Эмма прочистила горло, понимая, что снова будет хрипеть. Она покраснела при мысли о слугах, которые могли слышать звуки их страсти.

– Я насмешу тебя, – ахнул Харт. – Мы поженимся через месяц. Я завтра пошлю объявления.

Она рассмеялась, недоверчиво качая головой.

– Пошлешь объявления? Конечно, тебе нужно специальное разрешение. Не то я не выйду за тебя.

– Я разошлю их во все лондонские газеты. Я горжусь тобой и не позволю никому думать иначе. Никакого специального разрешения.

– Харт, ничего не изменилось.

– Все изменилось. Ты в моем доме, в моей постели каждую ночь. Мы осторожны, но ты можешь забеременеть в любой момент. И я люблю тебя. Я люблю тебя, Эмма.

Она покачала головой, сжав губы.

– Ты боишься, Эмма. Просто боишься. Но я еще больше рискую. Ты утверждаешь, будто я буду изменять тебе, но используй свой ум игрока. Я страстный мужчина, но я романтик в душе. Ради Бога, разве я предлагал какой-то из моих любовниц такую безграничную любовь?

Эмма сдержала улыбку.

– Да, у меня было много женщин, но… Эмма? – Он взял ее за подбородок и мягко повернул ее лицо к себе, заставив посмотреть в свои светло-голубые глаза. – Настоящей близости у меня не было с ними. Оказывается, есть удовольствие в доверии. А с тобой я скорее умру, чем соглашусь потерять тебя.

Слезы жгли ей глаза. Она, казалось, была близка к тому, чтобы прорыдать весь день. И конечно, это был плохой знак.