Он провел рукой по животу. Эмма облизнула губы.

– Сделай, как я прошу… – прошептала она, и это было действительно больше похоже на просьбу, нежели на приказ, и он наконец послушался. Его пальцы опустились ниже… и стали ритмично двигаться.

Она почти застонала, видя это. Охваченная безумной сексуальной силой, Эмма взглянула ему в лицо. Его скулы раскраснелись. Глаза сверкали.

– Ты думал обо мне ночью, когда делал это?

– Да. – Его голос попадал в нее, высекая искры.

– Покажи мне.

Его рука неподвижно застыла, затем сжалась в кулак. И снова стала двигаться вверх и вниз…

Ее колени задрожали. И она должна была сильнее прижаться к двери. Но он больше не смотрел на нее. На его лице отпечаталось отрешенное выражение страсти и вожделения.

– Еще, – приказала она. И все его тело задрожало. Но он послушался. Снова его рука задвигалась, работая над плотью в медленном ритме.

Эмма сияла. Аура силы и радости разгоралась в ней все энергичнее.

Но собственные ощущения потрясали ее почти так же сильно, как его действия. Ее лоно пульсировало, лицо горело.

А Харт… Он был потрясающий. Длинная линия мускулов, гармоничные прикосновения к своей коже. Ритм его движений завораживал. Она хотела почувствовать его естество, легко пробежаться по нему пальцами, поработать над ним так, чтобы увидеть, сможет ли она воспроизвести этот ритм, за который он будет благодарен ей. Она многое повидала со стороны за свою короткую жизнь, но никогда не делала этого сама.

Вместо этого Эмма снова положила ладонь на свое лоно, и ее разгоряченная плоть тут уже отозвалась, достаточно было лишь легкого давления ладони, и Эмма застонала…

Харт повернулся к ней. Его глаза открылись, мутные от удовольствия. Но его взгляд не был мягок, когда прошелся по ее телу и остановился на ее руке. Она прижала пальцы сильнее, и свободная рука Харта сжала простыню около ягодиц. Губы его приоткрылись в гримасе вожделения.

Она возбуждала его глазами вместо рук, упиваясь безумием ночи. Она хотела запомнить его навсегда. Хотела думать об этом, когда будет лежать в постели, не имея ничего, кроме собственного воображения. И, да, он тоже не забудет это. Она знала, что не забудет.

Его бедра дрогнули. Эмма посмотрела на его лицо, он стиснул зубы. В глазах сверкал огонь, близкий к безумию.

– Смотри на меня, – прошептал он, и Эмма остановила глаза на его руке. Она ласкала себя все сильнее, и ее скулы задрожали. Она вторила его движениям. Свободной рукой он сжимал шелк простыни.

– Эмма, – прохрипел он, – да-а-а! – И затем содрогнулся в последнем завершении.

О да, она хотела почувствовать его там.

Получить то, чего никогда не знала.

Его глубокое, отчаянное дыхание постепенно приходило в норму.

– Уходи, – прошептал он.

Она покачала головой. Она не хотела уходить, он прекрасно знал это. Поэтому она стояла, стараясь не двигаться. Постепенно его дыхание стало почти нормальным, тело расслабилось. Его глаза открылись, прозрачно-голубые на фоне раскрасневшегося лица.

Он прищурился. Его рот дернулся в гримасе.

– Уйди из моей комнаты. Сейчас же.

И Эмма ушла, затворив за собой дверь.

Глава 9

Легкое атласное одеяло приятно согревало тело, даря тепло и негу. Он чувствовал, словно утопает в мягком пуховом матрасе, и не испытывал никакого желания вылезать оттуда. Прикрыв рукой глаза, чтобы заслониться от утреннего света, он медленно погружался в глубокое сонное небытие.

Прошло несколько минут. А может быть, час. И он снова проснулся. И даже не успел потянуться в постели, как необычайное ночное происшествие ожило в его воображении со всей своей ясностью. И Харт вздрогнул. Его мускулы напряглись.

Какого дьявола он позволил себе это? Как мог допустить, чтобы такое случилось? Какого дьявола он пошел на это?

Возмущение Харта тут же откликнулось новым возбуждением, что еще больше разозлило его.

Неужели вожделение так неуправляемо овладевает им? Как случается, что из сдержанного герцога он превращается в скандального повесу?

Ради всего святого, если она начнет рассказывать об этом ночном происшествии…

Харт сел и потянулся к колокольчику, но едва коснулся его, как камердинер постучал в дверь.

– Входите! – крикнул Харт. Кровь слишком быстро пульсировала в венах, отчего его лицо изрядно покраснело. Он хотел бы вернуть назад эту ночь или по крайней мере внести какие-то коррективы. Что-то, что он мог контролировать, несмотря на его вызов Эмме. Почему-то то, что произошло ночью, казалось ему куда хуже, чем если бы его застали в комнате для игры в карты, когда он насиловал женщину. Если узнают об этом, то тогда уж точно он станет посмешищем. Потворствовать капризу этой странной женщины…

Голова шла кругом, когда Уэллфорд принес чай и тост.

– Мне нужна вода, чтобы умыться, – сказал Харт.

Уэллфорд нахмурился, словно хотел сказать: «Конечно, сэр. Я приношу вам горячую воду каждое утро, даже когда вы не позволяете женщине так унижать вас».

Харт жадно глотал горячий чай. Когда его нутро согрелось, мысли начали медленно приходить в порядок. Он больше не глупенький юноша. Он мог дать себе волю ночью. В конце концов, не было ни свидетелей, ни доказательств… Хуже, если эта история распространится, и, чтобы этого не случилось, он должен заплатить этой женщине.

Он закончил жевать холодный тост, и Уэллфорд вернулся с кувшином горячей воды. Он разложил полотенца и мыло рядом с ванной, затем бритву и порошок для бритья.

– Я могу вернуться через минуту, чтобы побрить вас, сэр?

– Да, – ответил Харт, продолжая думать об Эмме, комната которой была всего лишь в нескольких шагах от него. Встала ли она? Не имело значения. Он увидит ее внизу и объяснится. Она рисковала в этой истории не меньше, чем он. Подвергаться риску – это одно, человек всегда вправе решать, стоит ли рисковать. Но позволить ей контролировать ситуацию было непростительной ошибкой.

Полчаса спустя он чувствовал себя гораздо лучше. И снова ощущал себя свежим и полным сил, когда, сбросив напряжение, поправлял белоснежные манжеты.

– Вы не могли бы передать записку в комнату леди Денмор, Уэллфорд? Интересуюсь, могу ли я сопроводить ее на завтрак.

Уэллфорд исчез с обычной быстротой. Мысли Харта снова закружились, но это не был страх, это было ожидание. Он скоро увидит ее, интересно, что принесет этот день? Будет ли она холодна? Или все еще будет дрожать от желания? Заставит его смеяться или сердиться? И ночью… Как будет развиваться их игра? Чьей комнатой они воспользуются на этот раз? Как далеко это зайдет?

Он снова контролировал себя. Она может управлять ситуацией. Он может управлять этой женщиной.

– Сэр…

– Мм…

– Мне кажется, леди Денмор уже ушла, сэр.

– Прекрасно. – Она, должно быть, уже спустилась к завтраку. Если он застанет ее…

Уэллфорд смущенно кашлянул.

– Что-то еще, Уэллфорд?

– Горничная сказала, что леди Денмор ушла около восьми, то есть уехала. Лорд Моултер предложил ей свою карету.

Харт замер, доставая из кармана носовой платок.

– Что?

– Похоже, она вернулась в Лондон, ваша светлость.

Все мысли Харта о самообладании и контроле испарились, когда он услышал это маленькое уточнение – «уехала». Это больно уязвило его гордость. О да, ему придется заплатить этой женщине.


Харт, подходя к дому, бросил взгляд на дверь Эммы и повернулся к Стимпу.

– Какой-то негодяй вторгся в ее дом почти два дня назад. Почему ты ничего не рассказал мне?

– Но я не вхожу в число ее прислуги, сэр. А ее горничная рассказала мне об этом только вчера вечером. Я хотел найти кого-то, кто бы написал за меня записку и доставил вам. Я упустил вас.

– Тебе было поручено следить за домом.

– Верно, но дом большой, а ночи длинные.

– Ты знаешь, кто был этот вор?

Мальчишка широко улыбнулся, открывая рот, в котором не хватало одного зуба.

– Не знаю, как его зовут, но знаю, где он ночует.

Настроение Харта тут же поднялось, и он улыбнулся в ответ.

– Что ж, уже лучше. Показывай дорогу.

– Это в нескольких кварталах отсюда, сэр. Придется ехать в карете.

Воздержавшись от высокомерного взгляда на сорванца, Харт поднял руку, подавая знак своему кучеру. Когда карета приблизилась, глаза Стимпа заблестели. Он старался не показывать, до чего счастлив проехаться лишний раз в карете, но он был прежде всего ребенком. Его большие карие глаза светились радостью, и Харт, покачав головой, проглотил смешок. Мальчик упрямо отстаивает свою независимость, не стоит ему мешать.

– Залезай, – приказал Харт, когда карета остановилась. Мальчик запрыгнул в карету, ловкий, как кошка. – Приоткрой эту створку и скажи кучеру, куда ехать.

Стимпа не нужно было понукать. Он назвал адрес и, усевшись на подушки, натянул плед на колени, защищаясь от ветра.

Несколько раз он указывал кучеру дорогу. Карета свернула налево, потом направо и снова налево, затем, казалось, проехала по тому же самому месту еще раз. Харт был уверен, что поездка длится куда дольше, чем требовалось.

– Выкладывай, что тебе известно? – спросил герцог Стимпа.

– Кто бы он ни был, но он странный. Неразговорчивый и действует скрытно.

– Тот самый мужчина, который платил тебе за информацию в прошлом месяце?

– Угу. И он приходил прошлой ночью, и тоже ни слова. Я следил за ним. Не уверен, что вы хотите, чтобы вмешивался констебль.

Харт пожал плечами, сам не уверенный в этом.

– Он прямиком отправился в таверну, где напился до чертиков. А теперь, наверное, отсыпается в своей берлоге.

Харт взглянул на часы:

– Три часа.

– Он пил до семи в это утро.

Стойкость мальчишки произвела впечатление на герцога.

– Ты, должно быть, устал, Стимп?

Мальчик неопределенно повел худенькими плечами, хотя его глаза все еще горели удовольствием.