— Прошу Ваше королевское высочество поверить, что я ехала в Дрезден с единственной мыслью — заручиться могущественной поддержкой в деле выяснения судьбы моего брата.

— Знаю. Вы девушка честная, но взгляните на себя и вспомните про репутацию принца. Могли ли вы заподозрить, что он останется к вам равнодушным?!

Аврора посмотрела датчанке прямо в глаза.

— Нет. Но здесь и так хватает красавиц, и их красота...

— Не продолжайте! Ваша красота славится не меньше, чем аппетиты саксонского князя-курфюрста. Из-за нее он вас и пригласил — и не разочаровался, напротив! Согласна, вы защитили себя, и это делает вам честь, но теперь, раз вы честная девушка, что я только что признала, вам остается только продемонстрировать вашу откровенность. Или вы боитесь того, кто ждет вас в Морицбурге?

— Нет, мадам!

— Похвальная отвага! Но, быть может, он не заслуживает стольких похвал? Вы его любите?

На сей раз девушка опустила голову и закрыла ладонями лицо.

— Увы, да. Впервые в жизни.

Анна София сочла за благо помолчать, а когда решила закончить разговор, в ее глазах читалась жалость.

— Тогда берегитесь, не полюбите его слишком сильно!


***

В утро славного дня, которому было суждено навсегда запечатлеться в памяти Авроры, когда она еще колебалась с выбором туалета, слуги курфюрста доставили тщательно упакованные наряды и ларец. Платье из розового атласа с легким оранжевым отливом, менявшее оттенок при разном освещении, было усеяно жемчужинами и тонкими золотыми завитками. К платью прилагались изящные туфельки. В ларце лежали ослепительные жемчуга, удивительного оттенка рубины, бриллианты...

Первым ее побуждением было отвергнуть подношения, но стоило удалиться тем, кто все это принес, явилась Елизавета фон Менкен на лучшей придворной карете. Догадываясь, что гордость фрейлейн фон Кенигсмарк может взбунтоваться против всей этой роскоши, правитель подослал к ней для сопровождения подругу. Это была мудрая предосторожность: перед появлением Елизаветы Ульрика, возмущенная «подарками демона», как она назвала эти несметные сокровища, уже была готова снова их упаковать и убрать с глаз долой. Елизавета бесцеремонно выставила ворчунью и сказала, повернувшись к Авроре:

— Не будете же вы утверждать, что у вас всем распоряжаются служанки? Пусть она ваша кормилица и беззаветно вам предана, это все равно не дает ей права вмешиваться в вашу жизнь. Надо спешить, иначе мы опоздаем!

Она пришла на помощь горничным, и Аврора в считанные минуты превратилась в сказочную принцессу. То, что она увидела в зеркалах, поразило ее саму. Фон Менкен и вовсе лишилась дара речи.

— Неземная красота! — выдавила она, придя в себя и подавая Авроре перчатки и веер. — Теперь вам следует думать только о том, кто вас ждет. Нынче королева — вы!


***

Замок Морицбург в трех милях от Дрездена представлял собой, подобно Версалю, бывший охотничий домик, превращенный со временем в царящий над окрестностями дворец с четырьмя огромными круглыми башнями, коралловые купола которых отдавали дань увлечению Востоком. Перед дворцом серебрился большой пруд, вокруг простирались леса и болота, населенные несчетными птицами.

Тем не менее карета подвезла двух дам не к самому дворцу, а к лесной опушке, где красовалось барочное сооружение в форме триумфальной арки — закутанное в золоченые полотна, увитое еловыми ветвями, украшенное цветами. Девушки в обличье нимф приветствовали прибытие Авроры изящными виршами. Божественный Пан помог ей выйти из кареты и пройти в эти лесные врата, за которыми гостей ждала усыпанная цветами легкая открытая повозка с подушками из розовой парчи. Экипаж, изображая охоту, стал преследовать великолепного оленя с позолоченными рогами, который долго спасался бегством, а потом прыгнул как бы случайно в пруд, чтобы без труда барахтаться там. Посреди пруда находился островок, к которому гостям предстояло плыть в позолоченных гондолах, украшенных султанами. В гондоле их встречал бог Меркурий, исполнивший танец и вручивший «утренней богине» пропуск в этот «волшебный чертог», где ее ждали всяческие чудеса.

Аврора уселась в невиданную лодку и под звуки баркаролы перенеслась к пристани, от которой в глубь острова тянулась устланная дорогими коврами тропа. Она вела к большому турецкому шатру, разделенному внутри на две части. В первой были выставлены великолепные яства, которыми Аврору принялись потчевать, низко ей кланяясь.

Происходившему добавляло загадочности то, что рядом не было ни самого принца, ни приглашенных придворных, одна Елизавета, да и та исчезла внезапно, как по волшебству, лишь только Аврора сошла в гондолу и стала в одиночестве внимать виршам, пению и сладким звукам, извлекаемым из музыкальных инструментов нимфами и фавнами.

После угощения ее пригласили во вторую часть шатра, где находилась затянутая шелком сцена с занавесом, оркестром и одним-единственным зрительским креслом, больше похожим на золотой трон. Она села, шумное окружение устроилось вокруг нее на разбросанных прямо на земле подушках. Началось представление — восточный балет баядерок в мерцающих накидках. Их экзотический танец сменился выступлением турков в ярких тюрбанах. Потом те и другие замерли, выстроившись в две шеренги. Заиграли невидимые трубы, и на сцену выступил усыпанный драгоценными камнями султан. Одна его рука лежала на рукоятке кривого ятагана, другой рукой он помахивал белым шелковым платком. Подойдя к светящейся рампе сцены, он бросил платок зардевшейся от смущения Авроре и снял маску. Наконец-то перед ней предстал сам принц!

Девушка сделала глубокий реверанс, он заставил ее выпрямиться, торопясь встретиться с ней взглядом, потом осыпал ее руки поцелуями.

— Идемте! — позвал он ласково. — Вы вступите во владение вашим царством.

Не спуская с нее глаз, но не произнося больше не слова, он снова повел ее к гондоле. Теперь свита состояла не только из музыкантов, но и из придворных, каждому из которых было предписано исполнять определенную роль, что они и делали с присущим молодости воодушевлением.

На береговой пристани стояла карета, в которую оба героя постановки сели, чтобы отправиться в замок. Звучала завораживающая музыка, в воздухе плыли пьянящие ароматы. На ярком солнце сияли бесценные ткани, сверкали бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, заставляя усомниться в реальности происходящего. Сама природа благоухала и пела от радости. Сердце Авроры было готово разорваться от восторга, но вызван он был не этой предназначенной для нее пышностью, а близостью любимого мужчины. Оба молчали, ибо им было достаточно только смотреть друг на друга: они все понимали без слов, ведь взгляды умеют общаться на языке чувств. Глаза Фридриха Августа пылали страстью, но он изо всех сил смирял ее, довольствуясь поцелуями, которыми он то и дело осыпал изящную руку, такую маленькую в его огромной пятерне...

Ехали они недолго. Выйдя со своей спутницей из кареты у замка, он повел ее в великолепные покои, убранные шелками цвета утренней зари. Настенная роспись в предназначенной для Авроры комнате представляла собой сюжеты на тему любви Тифона и Авроры. Там курфюрст опустился на одно колено и швырнул на пол свой тюрбан.

— Здесь вы полноправная царица! — провозгласил он так громко, что его голос, казалось, разнесся по всему парку. — Я, бывший владыка, превращаюсь в вашего раба. Приказывайте, распоряжайтесь! Здесь все принадлежит вам, а более всего сам я, я весь ваш — душой и телом!

— О, Ваше высочество, вы в полном праве сказать, что это я принадлежу вам!

Она наклонилась и легко прикоснулась губами к его губам. Он выпрямился с улыбкой счастливого ребенка.

— Отдохните, а потом приготовьтесь к ужину и балу, моя богиня! Вам поможет она!

Он хлопнул в ладоши, и появилась молодая женщина с каштановыми волосами, в восточном облачении. С порога она поклонилась и сложила руки на груди.

— Ее зовут Фатима, дарю ее вам. Она — рабыня-турчанка. Не такая, как те, которых вы видели недавно, а настоящая. — Он усмехнулся. — Теперь она принадлежит вам. Полагаю, ее услуги придутся вам по вкусу.

— Рабыня?! — Аврора была шокирована. — Вот не думала, что у нас существуют рабы!

— Как видите, это так. Фатима сделает для вас все, что вы пожелаете. Ее приобрели для меня в Венеции, и я ценю ее умения. Если хотите, можете ее окрестить.

Фатиме было лет двадцать семь — двадцать восемь. Не красавица, но с прекрасными черными глазами, в которых светился ум, она становилась привлекательнее от милой улыбки. После ухода курфюрста она склонилась перед новой госпожой, еще не оправившейся от удивления, взяла ее за руку и повела в соседнюю комнату, где служанки наполняли благоухающей водой серебряную ванну. Раздев Аврору, Фатима помогла ей погрузиться в воду и оставила нежиться. Через некоторое время помогла выйти из воды, обернула мягкой простыней, вытерла, уложила на стоявший тут же стол. После медленного умиротворяющего массажа она надушила ее и повела назад в спальню. Все это происходило в полном молчании. Казалось, рабыня умеет изъясняться только улыбками и жестами. Испугавшись, что перед ней немая, Аврора спросила:

— Ты не умеешь говорить?

Опять улыбка, но на сей раз веселая:

— Нет, я говорю, госпожа. Но только когда это необходимо. Зачем испытывать ваш слух звуком моего голоса?

— Ты мудра не по годам! Надеюсь, мы найдем общий язык. — Произнося эти слова, она в тревоге гадала, как отнесется к новой служанке, умения которой нельзя было не оценить, старая Ульрика. Никогда еще Аврора не чувствовала себя так хорошо, легко, не испытывала такого счастья...

В спальне ее ждал новый сюрприз: на кровати были разложены предметы восхитительного наряда турецкой принцессы: розовые муслиновые шальвары в хрустальных блестках, длинный кафтан из серебристой ткани с перламутром, плотно облегающий бедра и застегивающийся на бриллиантовые пуговицы, с широкими рукавами, собиравшимися на запястьях блестящими застежками... Декольте позволяло любоваться округлостью ее плеч и груди. Под этот необычный наряд не полагалось надевать сорочку, и Аврора, не привыкшая к этому, поежилась. Она хотела надеть свое ожерелье, но Фатима этому воспротивилась, зато унизала ей запястья широкими браслетами и закрепила у нее на голове тамбурин из той же ткани, что и кафтан, с гирляндой из рубинов и бриллиантов. К нему была прикреплена длинная вуаль. Новая гувернантка показала, как в нее кутаться, потом подвела новоявленную турчанку к зеркалу. Девушка заулыбалась: никогда еще она не была так красива!