То, что он увидел Богданова, — и хорошо и плохо. Хорошо — потому что где-то рядом главный враг Марата. Плохо — потому что Богданов давно должен был умереть.

Кроме того, не исключено, что крутого финансиста охраняют. Хотя Олег, опытный специалист, утверждает, что это не так: рядом с объектом — только белая женщина и двое детей, один из которых — мулат.

– Спроси у него, как Богданов выглядит, — приказал Ивану Марат.

Озеров передал вопрос наблюдателю. Скворцов ответил мгновенно:

– Хреново. Такое ощущение, что в нем мяса нет, одни кости и кожа обвислая. Ходит сам, но еле-еле.

– Отлично, — вслух сказал Кураев.

Значит, не обманул пройдоха из онкоцентра, пусть даже и на месячишко ошибся. Потому что связываться с могущественным финансистом — если бы он оставался в силе — было бы неправильно. Впрочем, Марат отдавал себе отчет в том, что вся его деятельность последних недель — стратегически неправильная. Ну да себя не изменишь. Поэтому — будь как будет.

– Что делать дальше? — спросил Олег.

– Наблюдать и ждать, — отозвался Иван.

Схема действий была согласована заранее. Как только Скворцов заметит Дуняшу или Светлова, он даст знать — и за дело возьмутся главные силы, то есть Иван с Маратом. Олег с его придурками останется в качестве группы прикрытия и огневой поддержки, если, не дай бог, дойдет до этого.

В молчании прошло еще минут тридцать.

– Вызови их, — не выдержал Кураев.

Иван укоризненно покачал головой, но подчинился, нажал кнопку вызова.

Чтобы не демаскировать наблюдателей, у Скворцова должен был бесшумно завибрировать приемник. Никакого ответа. Может, заняты? Или кто рядом? Через несколько минут Иван — уже без просьбы Марата — повторил вызов. С тем же результатом.

Молчание Скворцова начинало Озерова потихоньку напрягать. Он по-настоящему занервничал, когда Олег не ответил и на третий вызов.

А вот сам Скворцов был спокоен, можно даже сказать, максимально спокоен. Да и кто на нашей планете может быть спокойнее трупа?

Он даже понять ничего не успел. Стрела влетела Скворцову в глаз, пробив не только роговицу и сетчатку, но войдя далеко в мозг. Умер он почти мгновенно.

Зато все это видел Каха, его подчиненный. Каха ошалело смотрел на торчавшую из головы командира стрелу, на тонкую, внешне нестрашную струйку крови, скатывающуюся по щеке Скворцова, — и не мог признать реальность происходящего.

Похожее он не раз видел в кино. В жизни он тоже много чего видел, но такого — никогда.

Впрочем, Каха удивлялся недолго: смерть в том же обличье прилетела и по его душу. Однако, поскольку боец, в отличие от Олега, был в солнцезащитных очках, невидимый лучник решил не рисковать — вторая стрела пробила горцу шею. В итоге умирал он гораздо дольше и мучительнее командира, что, впрочем, на результат никак не повлияло.

Третий, Аслан, даже не заметил тихого расстрела своих сослуживцев — он выдвинулся метров на семь вперед и с интересом разглядывал в бинокль, просунутый между веток, жизнь маленькой островной столицы.

Стефан, племянник губернатора, теоретически мог выстрелить из арбалета и в него — это все же был арбалет, а не лук, — так же как в первых двух. Добиться, так сказать, чистого результата. Но тут спортом не пахло.

Он и арбалет-то взял с собой случайно, так как пошел охотиться на уток. Пистолет, большой «Магнум», тоже имелся за поясом — в здешних местах всегда лучше быть вооруженным. Стрелял же Стефан из арбалета, потому что боялся огнестрельным грохотом спугнуть остальных.

Теперь двое «остальных» были мертвы, а прочих «остальных», кроме мужика с биноклем, похоже, вообще не было. Поэтому Стефан осторожно достал пистолет, тихо взвел курок и, уже не таясь, выстрелил в несчастного: сначала в руки — бинокль тут же выпал, потом — в ноги, в колени.

Конечно, огнестрельные поражения суставов лечить сложно. Ну да кто ж будет его лечить? Все, что требуется от раненого, — дожить до допроса. Губернатор наверняка захочет узнать, кто же покушается на покой его острова и его граждан.

Стефан деловито осмотрел тела на предмет трофеев. Подошел сначала к раненому, забрал известный на всех континентах «калаш». У одного мертвеца изъял еще один автомат, у другого — видимо, начальника — незнакомый парню, но сразу внушающий уважение «стечкин». Здоровенный пистолет решил сразу заныкать, чтобы жадный до экзотических железок дядя, пользуясь правом старшинства, не отобрал.

Потом тщательно обыскал всех троих. Изъял деньги, патроны, красивый, ручной работы, нож с костяной рукояткой, бинокль и рацию, не забыл золотой перстень-печатку с пальца раненого — ему теперь вряд ли понадобится.

Уток, конечно, сегодня не добыть. Но трофеи дороже потянут. Плюс дядя будет доволен: бдительность на небезопасно расположенном острове всегда была в почете и культивировалась достаточно жесткими методами.

Кураев же, даже если б узнал о гибели высланной вперед разведгруппы, теперь полностью потерял к ней интерес — потому что минуту назад ему сообщили новость, делающую все остальное маловажным.

Не зря он платит московским айтишникам и связистам! Его жена только что разговаривала со своей матерью. Семизначные координаты местонахождения Дуняхи он уже ввел в навигатор. Сорок минут хода.

Теперь бы еще знать, что ему с ней делать. Что делать с Пифом, Марат знал давно.

…Оставшись наедине с Дуняшей в бухте Радости — то есть реализовав наконец свою давнюю мечту, — Пиф тоже не знал, что делать дальше.

Дунька, поговорив с мамой по телефону, снова слегка загрустила — дома все оказалось в порядке, но маме без нее было тоскливо. Да и девушка по ней, конечно, скучала. Впрочем, вряд ли дело было только в этом.

Дуняша даже загорать не пошла. Легла в тенек раскидистого, широколистного куста и о чем-то крепко задумалась. Правда, на юге Филиппин даже в теньке не холодно, так что оставалась его любимая по-прежнему в своем столь привлекательном для Пифа желто-красном купальничке.

Смотрел на нее Пиф и диву давался — ну как можно быть такой красивой? Наверное, если разбирать подробно, то его Дунька окажется вовсе не эталоном. И талия не осиная, и ножки полненькие, и грудь не как в каталогах пластических хирургов. Но на него она действует словно известный порошок на наркомана.

По большому счету, ему вообще без разницы, какого размера у нее талия. Ему она вся пригожа, целиком, вне зависимости от геометрических параметров. Эх, обнять бы ее, прижаться к ней всем телом!

Вот только страшно.

Дуня ведь не маленькая, если б хотела — дала бы знак, хоть какой-то.

А так — страшно. Нарвешься на отказ, а еще хуже — на холодную покорность, которая вряд ли станет надежным фундаментом всей последующей длинной жизни.

Любой другой вариант Пифом не рассматривался: Дуняша была ему нужна именно на всю последующую длинную жизнь.

– Дунь, — тихо позвал он.

– Что, Пиф? — отозвалась она.

– Тебе хорошо здесь?

– Да, — после паузы ответила Дуняша.

«Это не страшно, что после паузы, — подумал Пиф. — Значит, не с бухты-барахты. Или все-таки страшно?»

– Дунь, а ты в курсе, что я тебя люблю? — спросил он.

– В курсе, — улыбнулась она.

– Выходи за меня замуж, — разом решившись, попросил Пиф.

Ответом было молчание.

– Не хочешь? — спросил он. Чего уж там, все равно надо идти до конца.

– Не знаю, — тихо ответила Дуняша. Потом, чуть помолчав: — Наверное, хочу.

Вот теперь жизнь в Пифа вернулась!

– Так это ж здорово! — просиял он. — Может, наверное уберем? А, Дунь?

– Это наверное не убрать, — задумчиво сказала она.

– Не понимаю. — Пиф действительно не понимал.

– Я же говорила тебе, — сказала Дуняша.

– О чем?

– О ребенке, — устало ответила она.

Пиф замолчал.

Он, конечно, все помнил, но время шло, а ничего не происходило. Хотя, наверное, происходило.

Он посмотрел на ее тело не как влюбленный, а как почти дипломированный медик. Чуть пышнее, чем раньше — Пиф списывал это на свежий воздух и вкусную еду, — чуть полнее красивая грудь, чуть мягче черты лица.

Пиф молчал и думал, думал, думал. Наконец с радостью убедился, что новость, может, и не самая желанная, но Дунька — по-прежнему самая желанная точно.

– Дунь, мы ведь это обсуждали, — сказал Пиф. — Будет наш ребенок. Даже усыновлять не надо.

– А ты уверен, что он тебе нужен? — привстала на локте и пристально уставилась на него Дуняша. — Я-то нужна, я знаю. А он?

– Он тоже нужен, не сомневайся, — сказал Пиф, опускаясь на колени перед Дуняшей.

Она попыталась еще что-то сказать, но губы уже были заняты поцелуем. Ох, как они поцеловались!

А потом Дуняша сама легла на спину, легко скинула бретельки лифчика и сняла плавки.

– А можно? — шепотом спросил Пиф. — Мы точно ему не повредим?

– Точно, — почему-то тоже шепотом ответила Дунька.

И вот теперь улыбнулась по-настоящему, своей улыбкой…

И ласково притянула обезумевшего от счастья Пифа к себе.

Едва приземлившись, точнее, приводнившись, Антонио услышал одиночный выстрел. Сразу напрягся.

Он думал, что история с врагами Пифа закончена. Или это исламисты? Маловероятно, они знают, что их здесь ожидает. Хотя ничего нельзя сказать наперед: такие беспокойные люди.

Вырулив к берегу, оставил самостреляного солдатика на попечение помощников и Имельды, а сам побежал на звук, не забыв прихватить из «Сессны» автомат. Туда же рвануло несколько жителей Сан-Хуана, тоже вооруженных.

Невооруженные, наоборот, под охраной оставшихся бойцов отходили на «заранее подготовленные позиции» — процесс был отлажен давно, хотя, к счастью, в последние годы почти не использовался.