Да, забыли про рынок!

Не такой гигантский, какой они видели в Бангкоке, но такой же шумный, яркий, веселый, заваленный только что пойманной рыбой, только что сорванными фруктами, только что срезанными цветами, а также тряпками, обувью, неведомыми ароматными травами и прочим жизненно необходимым жителям Сан-Педро товаром.

В первые два дня Богдановым и Пифу пришлось непросто: местные дети, пораженные их белой кожей и «круглыми» глазами, буквально ходили за ними следом, а до белокурой Ольги Николаевны все время норовили ненароком дотронуться смуглые красотки. Николас потом объяснил, что, по местному поверью, это приносит удачу.

Белых в городке действительно не было. Виденные ими в ирландском пабе смешанные семьи, как правило, проживали в собственных небольших виллах, разбросанных в радиусе пятнадцати миль от Сан-Педро, а уж блондинок с роскошными светлыми волосами здесь отродясь не водилось. В общем, Ольга Николаевна почувствовала себя звездой, и это чувство оказалось довольно приятным.

Через несколько дней состоялся самый важный разговор.

После очередной процедуры Богданов в присутствии жены спросил у Николаса, на что можно рассчитывать. Николас смутился, бросил быстрый взгляд на Ольгу.

– Говорите как есть, — сказала та. — Мы с Санечкой должны знать, сколько нам осталось.

Она так и сказала — нам, эти двое не разделяли свое будущее.

– Я не знаю, — развел руками Николас. — Точно знает только он. — Хилер дотронулся до маленького серебряного распятия, которое всегда висело на его загорелой шее.

– Хорошо. Давайте по-другому, — согласился Александр Федорович. — На что вы рассчитываете? Какую задачу себе ставите в связи с моей болезнью?

Хилер задумался, даже пот, на лбу выступивший, промокнул платочком. Потом медленно заговорил:

– Я рассчитываю на лето. Если повезет, — он еще раз дотронулся до распятия, — то и на осень. Еще я рассчитываю, что ваша жизнь будет человеческой, а ваш уход — легким.

– Хорошая программа, — не сразу, но одобрил Богданов.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы избавиться от нереальных надежд. Ольге Николаевне понадобилось больше. Она неосторожно позволила себе свыкнуться с мыслью о возможном выздоровлении, особенно после той памятной ночи. Расставание с зародившейся надеждой оказалось болезненным.

– Спасибо вам, Николас, — подводя итог сказанному, произнес Богданов.

– Не за что, — снова развел руки хилер. — Я действую в отведенных мне пределах.

И день пошел по привычному распорядку: отдых после процедуры Николаса, час в чудесном бассейне, потом час в руках Луиса и Августина, отдых после их массажа и, как всегда, вкусный обед. Обедали без ящерок — им в это время было слишком жарко, и они пережидали полуденное солнце в подземных норках или в комнатах с кондиционерами (две такие хитрюги поселились в номере Богдановых).

После обеда пансионат затихал: все ложились спать, даже Пиф.

Часа в три наступало время занятий — Богданов ежедневно прилично напрягал своего юного ученика; если бы не очевидные способности Пифа к точным наукам — ему бы пришлось нелегко.

Занимались по-взрослому, то есть на реальных финансовых моделях: Александр Федорович с помощью мощного компьютера, роутера, специального шифратора-дешифратора и мобильной спутниковой антенны создал в своем номере активно работающий офис.

Богданов еще раз попытался изменить условия содержания Пифа, но тот вновь отказался: он не понимал за что. А деньги, выданные ни за что, были не ворованные, конечно, но все равно нежелательные.

Тогда Александр Федорович зашел с другой стороны. Нащупав Пифово «окно уязвимости», он предложил ему долгосрочный кредит. На, как он выразился, эвакуацию и обустройство будущей супруги. Ведь все ее раздумья — уходить или не уходить от постылого мужа — основаны на страхе нищеты. А раз так, то победить эти страхи можно было только одним путем — деньгами, причем достаточно большими.

Мало-помалу его подрывные разговоры на Пифа действовали. Конечно, он не собирался бросать медицину, это было бы выше его сил. Но бизнесом, который ему навязывал Богданов, можно было заниматься и факультативно, учитывая способности Пифагора и его умение жестко и целеустремленно работать. В конце концов, имелся племянник Александра Федоровича, доверенное лицо, а от Пифа требовалась концентрирующая и консолидирующая воля, которая у него имелась в избытке: уж что-что, а ставить дальние цели и медленно двигаться к их осуществлению Пифагор научился с раннего детства.

В общем, никакого решения он пока не принял, но почва потихоньку готовилась: Богданов тоже умел добиваться поставленных целей.

После занятий на этот день планировалась вылазка по окрестностям, причем вонючие и трескучие мотоциклетки уже не предполагались: Александр Федорович приобрел маленький джипчик «Сузуки». Хорошо все-таки иметь деньги…

Они в итоге и уехали, как планировали. Однако сначала случился разговор с Николасом, круто поменявший не только запланированный распорядок дня, но и в некотором смысле будущую жизнь участников событий.

Хилер зашел в номер к Богдановым по просьбе Ольги Николаевны — Александр Федорович внезапно почувствовал себя хуже. Николас, как всегда, взял пациента за кисть и внимательно к чему-то прислушался.

– Что, прогноз изменился на негативный? — печально улыбнулся Александр Федорович.

– Нет. Думаю, все будет, как я сказал. Но нам придется переехать.

– Куда? — спросила встревоженная Ольга. Она тяжело переживала перемену в состоянии мужа.

– На другой остров, Нандао. Мне нужны несколько растений, а они растут только там.

– А их нельзя привезти сюда? — не понял Богданов.

– Их нужно срывать в полночь, а принимать отвар — в пять утра, глядя на восход. Европейцам такие вещи сложно понять? — улыбнулся он.

– Мы вам доверяем, — просто ответила Ольга Николаевна.

Николас выдал пациенту очередное снадобье, и действительно, через полчаса слабость отпустила. Правда, гуляли в этот вечер недолго: надо было собрать вещи.

Утро принесло неожиданности.

Богдановы и Пиф считали, что на остров они поплывут на том же катере, что и в прошлый раз. Или на пароме — Филиппины состоят из островов, так что расстояния бывают серьезными. Действительность превзошла все ожидания.

Николас отвез их в городской аэропорт. Воздушные ворота Сан-Педро представляли собой заросшую пожухшей травой взлетно-посадочную полосу, домик руководителя полетов и ангар из легких конструкций, широкие ворота которого в данный момент были открыты.

Николас с Луисом и Августином скрылись в ангаре, а через несколько мгновений оттуда показался острый нос маленького самолета. Его толкали за крылья и хвост вышеупомянутые персонажи. Пилот сидел в кабине и рулил.

– Сколько ж лет этому пепелацу? — ужаснулся Пиф. Нечто похожее он видел на картинках, посвященных истории авиации.

Аэроплан действительно оказался немолодым, построенным еще в середине прошлого века, в далеком 1956 году. Но все же самолет был намного младше пилота — огромного лохматого старика-датчанина в древнем летном шлеме. Небритый и с характерного цвета носом, он произвел неоднозначное впечатление на пассажиров.

– Не волнуйтесь, — шепнул им Николас. — Ханс либо летает, либо пьет, но никогда не совмещает эти занятия.

Как выяснилось, авиаветеран первоначально назывался «Сессной-310». Первоначально потому, что за десятилетия эксплуатации родным в нем осталось далеко не все. В салоне добавилась пара кресел, сгнивший бензобак сменили на автомобильный, существенно меньшей вместимости. Впрочем, это были цветочки: когда один из движков умер насовсем, его заменили на тот, что удалось раздобыть. Из-за некоторой разности в мощности и нарушения массового баланса аэроплан в полете постоянно пытался малость повернуть, однако Ханс успешно справлялся с норовом вверенного ему летательного аппарата. Пилота не напрягала и резко уменьшившаяся дальность полета: у старика на каждом из многочисленных островов имелись друзья и пара канистр с авиационным бензином. Слава богу, древняя «Сессна» могла присесть чуть ли не на любом коровьем выгоне. Ханс, кстати, был единственным владельцем уникального пепелаца, а также механиком, заправщиком, штурманом и руководителем полетов. Он же владел и аэродромом на правах частной собственности.

– Интересно, как ему удается подтверждать летный сертификат этого чуда? — тихо поинтересовался Александр Федорович.

– Никак не удается, — рассмеялся Николас. — Да вы не переживайте. Он еще ни разу не упал.

– Что, несомненно, плюс, — вынужден был согласиться Богданов.

Внутри самолетика оказалось неожиданно уютно. Продавленных, узковатых, но довольно удобных кресел было ровно шесть, так что паковаться селедочным образом не пришлось.

Убедившись, что все — на своих местах, Ханс включил зажигание. Маленькие винты на крыльях провернулись, закрутились и, разогнавшись, слились в прозрачные диски. Процесс сопровождался ужасным грохотом и не менее ужасной вонью: выхлопные газы, щедро выплевываемые старыми изношенными движками, стелились над аэродромной землей и легко попадали внутрь негерметичной кабины.

– Оно действительно полетит? — спросил Богданов.

– Не сомневайтесь, — подтвердил Николас, с интересом смотря в окошко.

И оно действительно полетело.

Разогналось, жестко подпрыгивая на неровностях самодельной ВПП, а потом задрало нос кверху и прямо-таки вонзилось в небо — Ханс, видно, в прежней жизни был летчиком-истребителем. Заложив крутой вираж, аэроплан пересек береговую черту и направился в открытый океан.

Летели довольно долго.

Пейзаж не менялся ни на йоту: вверху — синева, внизу — синева. Иногда, правда, внизу что-то менялось: то остров нарисуется, весь зелененький, в желтом ободке пляжей и белом — прибоя. То кораблик прошуршит маленький — с лайнерами здесь было не густо. Зато в полете практически не воняло выхлопом — струю газов с крыльев срывало назад. Да и к шуму постепенно привыкли.