Это место точно такое же, каким было семь лет назад,  единственное, что пропало из «Jaxson’s Old Fashioned Ice Cream» - это Харлоу. Его отсутствие сразу бросается в глаза. Я вижу его фотографию на стене у регистрационной стойки,  под которой даты: 10 августа 1937 – 17 марта 2006. Я грустно ему улыбаюсь, когда нас отводит к нашему столику лопающий жвачку подросток. Да уж, теперь это место потеряло былой уровень, - думаю я с сожалением.

— Милое место, — сарказм Тернера не задевает меня, пока я смотрю на несчастливый и одновременно счастливый стол.

— Заткнись и прекрати вести себя как сноб.

Он сразу же смягчается.

— Извини, милая, — говорит он, беря мою руку в свои. — Я буду терпимее, хорошо?

Милая. Я угрюмо киваю и поворачиваюсь, изучая меню.

Чем дальше, тем лучше. По крайней мере, я не трясусь и не плачу. Может, со мной действительно все в порядке. Мы съели наш ужин и заказали десерт. Я стараюсь не думать о разговоре, который произошел под этой крышей несколько лет назад, но иногда фразы, наподобие «потому что меня больше волновала возможность узнать тебя, нежели победа в очередной игре» всплывают в моей голове.

Я быстро их отметаю и смотрю на своего замечательного жениха, который снизил свои стандарты, чтобы сегодня поесть здесь вместе со мной. Я счастливая. Такая счастливая. Когда мы уходили, я остановилась у автомата с пенни, и мое пульс ускорился. «Может,  Тернер заметит его», - думаю я. Может, сделает что-нибудь милое и романтичное с одним из посланий. Но Тернер выходит наружу, и я следую за ним, разочарованная. Той ночью я не занималась с ним сексом.

Через неделю в дверь моего офиса постучали.

— Мисс Каспен? — это была секретарша. — Мисс Сингер хочет видеть вас в своем офисе.

Черт! Берни всегда видит меня насквозь. Я успокаиваю себя, пробегая пальцами по переду юбки от «Диор». Люблю покупать дорогие вещи. Если я ношу что-то, что стоит дороже моей месячной зарплаты, то чувствую, что мой гнилой каркас хотя бы прекрасно выглядит.

Направляюсь к ее угловому офису, практикуя свою улыбку в стиле «жизнь прекрасна». Стучу, и она позволяет мне войти.

— У меня есть хорошая и плохая новость для тебя, — говорит она, когда я вхожу, указывая мне сесть в одно из ее кресел с коровьим рисунком. «Все та же Берни, она всегда переходит сразу к делу». Я сажусь и скрещиваю ноги.

— Какую из них ты хочешь услышать первой? — спрашивает она. Сейчас в ее волосах уже виднеется серебро. И она нашла себе партнера по жизни по имени Фелисия.

— Хорошую, — отвечаю я, прикусывая губу изнутри. Плохие новости Берни могут  варьироваться от «Я закрываю фирму, чтобы стать гусеничным фермером» и до «Я потеряла номер своего любимого гастронома». Чувствую, что мне нужно мысленно подготовиться.

— Хорошая новость, — начинает она, — заключается в том, что я даю тебе твое первое большое дело. И оно действительно большое, Оливия.

— Ох…хорошо, — я чувствую пузырьки волнения в своем животе. Чувствую нужду подпрыгнуть и прокричать «ra ra sis boom ba»!

— Что за дело? — спрашиваю я спокойно.

— Слышала когда-нибудь о фармацевтической компании «OPI-Gem»? — спрашивает она.

Я качаю головой. — Нет.

— Это довольно молодая компания. Шесть месяцев назад они выпустили новое лекарство «Prenavene» на рынок. Через три месяца после выпуска было подано двадцать семь самостоятельных больничных докладов, в которых «Prenavene» был назван причиной инфаркта, и это при том, что двум пациентам было меньше тридцати и никаких предварительных проблем со здоровьем у них не было. Было проведено официальное расследование, и федералы откопали оооочень много информации на этих людей.

— Какую именно…информацию? — спросила я.

— Во время тестирования этого препарата обнаружилась свертываемость крови у 33% их испытуемых. 33%, Оливия! Ты знаешь, как это много? Также много, как и двух футовый член.

Я вздрогнула. Для лесбиянки она очень часто ссылается на гениталии мужчин.

— Достаточно много, чтобы Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов похоронило его еще за шесть месяцев до того, как у «OPI» появился бы шанс выпустить его на рынок.

Берни протягивает мне гигантский файл.

— Получается, они сами вышли на рынок без разрешения Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов? — спрашиваю я.

— О, у них есть их разрешение. Правда, они сфальсифицировали данные, необходимые для того, чтобы Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов позволило выпустить на рынок «Prenavene», который, на самом деле, является наркотиком. Они показали его «хорошую» версию для тестов Управления.

Аххх, старый маневренный трюк.

— Но зачем «OPI» нужно было так рисковать особенно после того, что показало их независимое тестирование? Они должны были знать, что, в конце концов, все вокруг них обрушится.

— Большая часть мошенничеств, осуществляемых во время клинических испытаний, вряд ли когда-нибудь будет обнаружена. Большинство дел, которые привлекают внимание общественности, возникают только из-за чрезвычайной халатности криминалистов.

— Хмммммм, — отвечаю я.

— Но не они являются нашим делом, — произносит она, забирая файл из моих пальцев и заменяя его другим.

— У исполнительного директора и со-основателя компании был тяжелый сердечный приступ, и он умер около двух недель назад. После этого все взгляды упали на его дочь -  избалованную девицу двадцати с чем-то лет, получившую образование в «Лиге Плюща» и наделенную большой властью, включая постановку подписи на документах.

— Ее должность? — спросила я.

— Вице Президент компании по внутренним делам. Управление активно взялось за нее. Пока мы говорим об этом, они уже вовсю шьют свое дело против нее.

— Что у них есть на нее? — Я пролистываю файл, в то время как мои глаза сканируют скучный юридический жаргон. — Ее подпись была формах выписок, которые были направлены в Управление, а это означает, что именно она курировала весь этот проект. Она знала, что они тестируют «хороший» препарат, а не «Prenavene». — Я испустила тихий свист от этой новости. У обвинения уже все, чтобы состряпать отличное дело. Я бросила файл на стол.

— Ты обнаружила плохую новость сама, и мне даже не придется тебе ее рассказывать, — говорит она мрачно. — Да, она чертовски виновна во всем этом. Признаю, это играет против нас. — Я вырвала файл обратно.

— Мы хотим рискнуть, — говорит она, ручка отскакивает от стены. — Это дело будет во всех СМИ, и если мы выиграем, то оно поднимет нашу фирму на новый уровень.

— Знаааачит, моим следующим вопросом будет…зачем ты даешь дело такого масштаба новобранцу?

— У меня есть две причины, моя блудная дочь. Во-первых, потому что ты мне нравишься, и во- вторых, клиент попросил именно тебя.

— Что? Как? — Я, конечно, провела много дел в Техасе, но ни одно из них не привлекло бы ко мне внимание. Я была относительно неизвестной персоной в судебном процессе.

— Клиент хочет нанять именно тебя.

— Как его зовут? — спросила я, до конца не уверенная в том, что все это значит.

—  Смит. Джоанна Смит.

—  Никогда раньше не слышала ее имя.

— Возможно, они читали о твоих делах в Техасе. Может быть, тебя рекомендовали твои бывшие клиенты. В любом случае, оно твое, детка. Не испорть все.

Я шла, спотыкаясь в свой офис, прижимая файл к груди. Была ли я готова к этому? Одно хорошее дело, поправка – одно невозможное дело, если я его выиграю, повысит меня до партнера….

Остаток дня я изводила себя в своем кабинете, перечитывая файл снова и снова, пока слова не стали размытыми, а головная боль окончательно не разбушевалась. Секретарша уже ушла, как и все остальные. Я кивнула, приветствуя уборщицу, идя к машине и мысленно планируя разговор, который собираюсь провести с Джоанной Смит утром. Черт! Это дело было слишком большим для меня.

По пути домой я звоню Тернеру, чтобы рассказать о новостях и подробностями дела. Он звучал не так уж и восторженно.

— Я не знаю, Оливия. Управление будет сильно давить на эту девушку. Ты готова проиграть свое первое большое дело?

— Спасибо за вотум доверия, — огрызнулась я в ответ.

— Слушай, я верю в тебя, всегда верил, но это очень сложное дело. У них есть прямые улики, связывающие ее с мошенничеством. У них есть два свидетеля, которые готовы дать показания об ее участии в этом. Если ты проиграешь дело, то сможешь поцеловать место партнера на прощание. — Какая задница. Я сказала ему, что по другой линии мне звонит босс. Когда я повесила трубку, мои глаза наполнились слезами.

— Это мой шанс! — кричу я машине, стоящей перед собой, — и я не собираюсь его упускать!

В семь утра я приехала в офис, чтобы обнаружить милый, темно-серый ягуар, стоящий на моем парковочном месте. Я нашла свободное место через несколько пролетов и прошла через двери, гадая, кто имел наглость припарковаться там, где говорится «Зарезервировано для Каспен». Секретарша встречает меня чашкой кофе, после чего блокирует вход в мой кабинет свои телом.

— Есть кое-что, что я должна тебе сказать, прежде чем ты туда зайдешь, — говорит она, когда я делаю глоток из своей розовой кружки.

— Ты отравила мой кофе? — спрашиваю я, взглянув на нее через край.

— Нет, но…