— Что случилось? — спрашивает он, как только видит меня. Калеб придерживает меня за подбородок своими пальцами и поворачивает мое лицо из стороны в сторону. Я рассказываю ему о Джиме, о клубе и о том, что он сделал после.

Калеб шагает по моей гостиной. Его лицо исказилось от гнева.

— Где его отель, Оливия? — Его кулаки сжаты. Боюсь, если он найдет Джима, то узнает, кто я на самом деле.

— Нет! Я не хочу, чтобы ты уходил. — Я тяну его за руку, пока он не садится рядом со мной. Его гнев постепенно переходит в заботу, и он прижимает меня к своей груди. Я не прикасалась к его груди очень долгое время, и сейчас я чувствую себя разбитой. Он пахнет мылом, рождеством и самим собой, а я плачу, как ребенок, от незнакомой безопасности, которую дают мне его прикосновения. Никто раньше не держал меня так. Не знаю, стоит ли мне уцепиться за эту возможность.

— Ты можешь остаться здесь сегодня? — шепчу я.

Он целует меня в лоб и смахивает мои слезы большим пальцем.

— Да, конечно я останусь.

Я чувствую облегчение, но продолжаю дрожать. Он крепче сжимает меня. Что я бы делала, если бы его не было рядом? Кому бы я позвонила? Сейчас Калеб здесь, но часы тикают. Я поставила себя в ситуацию, где я буду терять его снова и снова. Первый раз был просто ужасен.

Я прячусь в его теплоте, наслаждаюсь ощущением заботы и засыпаю. Моя голова прижимается к его груди, слушая стук его сердца - самый красивый стук, который я когда-либо слышала.

ГЛАВА 9

Прошлое

Решение было принято. Я рассказала Кэмми об аборте, когда мы склонились над нашими обеденными подносами в кафетерии.

— Ты шутишь, — сказала она, когда картошка фри выпала из ее рта.

— Нет, — ответила я, сглатывая комок в горле. — Я слышала, как она говорила об этом с той высокой девчонкой. Блин, ну той, которая постоянно берет ее скраб.

Я съела последние кусочки фри и слизнула соль со своих пальцев.

— Надя? — спросила Кэмми, отталкивая свою тарелку.

— Да, Надя, но ты никому не можешь рассказать о том, что я тебе сказала, Кэм. Наступит конец света, если все это выйдет наружу.

Я изучила красивое лицо своей соседки и нахмурилась. Возможно, это будет единственный раз, когда Кэмми будет держать свой рот на замке. И что тогда мне делать?

— Как думаешь, Калебу было бы все равно? Или же он хотел бы оставить его?

Я уставилась на нее блестящими глазами и почувствовала слабость в животе. Я никогда действительно не задумывалась об этом. Он бы хотел сохранить его. Я знала это всем своим сердцем. То, как он говорил о своей семье той ночью в Джексоне… Как он сказал мне, что хочет быть отцом… Я закрыла свои грешные глаза и вздохнула.

— Почему ты думаешь, что я знаю ответ на этот вопрос?

Кэмми пожала плечами. — Ты, вроде как, знаешь его. Ты ведь провела с ним некоторое время, и я просто подумала…

— Я ничего о нем не знаю, — огрызнулась я, вставая и хватая свой поднос. Ну, кроме того, что я хотела его больше всего на свете. Я посмотрела на Кэмми и почувствовала панику. Вот оно.

У Кэмми был словесный понос. Все разойдется по университету и, причем, довольно быстро. Теперь я официально обеспечила себе место в первом ряду на поезд в ад.

Чух-чух!

— Я возвращаюсь в общежитие, — сказала я. Мне хотелось, чтобы она последовала за мной, ведь так я смогу присматривать за ней. Сейчас я уже не была уверена, что действительно хотела...

— Хорошо. Я еще немного потусуюсь здесь. — Кэмми улыбнулась мне милой улыбкой. Ее лицо выглядело вполне невинно, но ее глаза были зловещими. Я могла разглядеть монстра сплетен, который, карабкаясь по ее пищеводу, отчаянно пытается выбраться из ее рта.

Я повернулась на каблуках и убежала прежде, чем она смогла увидеть слезы в уголках моих глаз.

Чух-чух...

Новости об аборте разразились громом и прошлись целым поездом сплетен, который достиг Калеба буквально через два дня. Бывшая девушка Калеба нанесла ему свой удар. Она воспользовалась шансом вычеркнуть Джессику, чтобы заполучить его. Я наблюдала, как она посылала Джессике грязные взгляды последние несколько недель. Я с легкостью узнала их, потому что тоже их посылала.

Весь разрыв занял около 10 минут. Он был засвидетельствован большей частью студентов, которые слетелись на сцену, словно мухи над кровоточащей тушкой. Меня там не было, но Кэмми рассказала мне, что сама она заняла место в первом ряду. Бывшая рассчитала все отлично, рассказав ему все перед тем, как он должен был встретиться с Джессикой для ужина, а затем осталась, чтобы наблюдать за происходящим. Джессика нашла Калеба, ожидающего ее на ступенях кафетерия. Их обмен репликами был краток. Джессика в истерике во всем призналась Калебу, некоторые даже  говорили, что он пробил стену, другие же, что бросил скамейку в дерево. В действительности же, он просто ушел от неподвижно сидящей девушки и никогда больше с ней не разговаривал.

Джессика уехала домой на следующий же день после разрыва и, якобы, оставила все позади. Я гадала: знала ли она, что это была я, думала ли она вообще обо мне после того дня, или же мое лицо было размыто в той части её сознания, в которой собирались все непопулярные ребята.

Я неделю страдала от чувства вины. Словно крепкая рука давила мне на шею. Я опускала голову от стыда и обходила общежитие, словно тень. На восьмой день, я уже нашла оправдание тому, что сделала.

Я укрылась в любви к себе. Я воспользовалась превосходством над девушкой, которая искала кого-то, кому можно доверять, и использовала ее затруднительное положение ради своей выгоды. Я была дочерью своего отца. Я ненавидела себя.

Мой отец - Оливер Каспен (без среднего имени) - был худшим ублюдком, которого женщина только могла встретить на своем пути. Моя мама говорила, что он был тонкой копией Элвиса Пресли: темный, сексуальный и с постельного цвета глазами. Из его рта доносились очень милые вещи, но когда отец терял интерес, он усмехался ненавистной усмешкой и ударял туда, где это ощущалось больнее всего. Но прежде, чем он снимет свою очаровательную маску, которую носил, и, прежде чем скажет тебе, что единственная причина, по которой он был с тобой - это то уродливое отродье, которое ты родила, он всегда был улыбчив, одаривал тебя поцелуями и комплиментами. Вот как он заполучил мою маму и такое уродливое отродье, как я.

Отец остался с нами лишь на три года, отсчитывая от моего рождения, а потом ушел с дорожной сумкой за плечом. Периодически, когда я еще была подростковом возрасте, он «мирился» с моей мамой, получая вид на жительство на левой стороне ее кровати, а затем снова сеял свой дикий овес в другом месте. Он проигрывал наши деньги, отложенные на продукты, а затем спокойно клялся, что от вины из-за их потери он не мог сомкнуть и глаз. И ведь все это происходило, когда у нас нечего было есть, кроме коробки несвежих крекеров. Мой папа.

Однажды, когда наши шкафы были пусты, и я с жадностью грызла свой большой палец, он пропал с последним долларом моей мамы. Мой пятилетний мозг думал, что он пошел найти нам какой-нибудь еды, но несколько часов спустя, он вернулся, и так сильно пах филадельфским сырным стейком, что у меня потекли слюни. Оливер Каспен присматривал за Оливером Каспеном. Это была та соломинка, что сломала спину моей матери. Она вышвырнула его из нашей дерьмовенькой квартиры-студии с такими ругательствами, которые я раньше никогда не слышала.

Борьба за Калеба началась сразу после того, как уехала Джессика. Девушки требовали внимания Калеба, словно шимпанзе на ветке.

— У него есть банан, который хочет каждая девушка, — прокомментировал однажды Джим, наблюдая, как пара блондинок скакали вокруг него, словно свободно привязанный аэростат с гелием. Калеб смеялся над тем, что одна из них сказала. Затем она наклонилась и оставила поцелуй на его щеке, от которого он покраснел и в удивлении отстранился. Я ревниво посмотрела в сторону. Еще раз я подобное не вытерплю. Я мысленно убивала кого-нибудь каждые 5 минут.

Возможность появилась в тот же день, когда я завалила свой тест по латинскому языку. За все годы обучения я не получала меньше «С», так что большая, обведенная красным и дважды подчеркнутая «F» преобразовалась в мозговой шок. Я теряю хватку. Не могу сконцентрироваться. Калеб укоренился в моем мозгу, словно паразит, и теперь кормится моими эмоциями и мыслями.

Надо срочно что-то делать. Я стояла между зданиями, сжимая свой тест по химии и глядя стеклянными глазами на случайный кирпич в стене, когда кто-то подошел и всунул флайер мне в руку. Обычно я бы выбросила его, но на этот раз, обвиняя во всем свое шоковое состояние, я его развернула.

ВЕЧЕРИНКА У ЗАКА

Где? Ну, где же?

Когда? Суббота, в 10 вечера.

Принести: пиво.

Когда я вернулась в комнату, то сразу же ткнула флайером в лицо Кэмми.

— Давай пойдем туда.

Она склонилась над ватманом, используя жидкую подводку для глаз, чтобы написать по трафарету «Бизнес План» в самом верху. На секунду она оторвала взгляд и взглянула на флайер, а потом начала дуть на буквы.

— У тебя кризис среднего возраста?

— Мне всего лишь двадцать, шутница. Нужно находиться посередине своего жизненного пути, чтобы задумываться о кризисе среднего возраста. Почему ты не используешь маркер?