Ребекка промолчала, не доверяя себе.

— Может быть, нам лучше теперь вернуться домой? — спросила она после небольшой паузы. — Ты действительно сказала отцу, что поедешь со мной?

— Я оставила ему записку.

— Даешь слово?

— Даю, — твердо ответила Тереза. — Зачем нам возвращаться домой? Поехали на рынок, как и собирались.

— Ладно.

Они благополучно добрались до Урбино и даже ухитрились найти место для парковки на маленькой старинной улочке, между церковью — прямо у двери — и мраморным фонтаном со скульптурной группой дельфинов. Тереза вылезла, изумленно оглядываясь.

— Понесешь корзину? — спросила Ребекка.

Тереза осторожно взялась за ручку, как если бы это было живое существо. Ребекка повела ее по булыжной мостовой, показывая интересные места. Вся бледная, Тереза озиралась вокруг. Ее удивляло и восхищало буквально все: монахиня, вышагивающая в своем черно-белом одеянии, витрина булочной и даже смешной маленький «Фиат 1600», который для этих узких улочек был самой подходящей машиной.

— Что здесь написано? — спросила Тереза, остановившись у церковной стены.

— Это по-латыни, — сказала Ребекка. — Церковь построена по велению епископа Иннокентия. Впоследствии он стал римским папой.

Терезе удалось разобрать дату.

— Это было в тысяча четыреста шестьдесят восьмом, верно?

— Да.

— Пятьсот тридцать лет назад.

— Удивительно, не правда ли? — весело сказала Ребекка. — Я очень полюбила этот город. Разве он не прекрасен?

— Здесь все такое старинное, — задумчиво проговорила Тереза.

— Так это же как раз для тебя. Ты, кажется, предпочитаешь существовать в году примерно тысяча восемьсот шестидесятом.

Они подошли к рынку. Даже при такой скверной погоде переливающиеся всеми цветами радуги горы фруктов все равно выглядели живописно. Продавалось все, что угодно. Похожие на цыган мужчины торговали подозрительного вида вокменами и еще более подозрительного вида компакт-дисками, шумные сенегальцы продавали африканские украшения и странные поношенные одежды, беженцы из Боснии и Македонии продавали живописные ковры, добытые бог знает откуда.

От суматохи и шума Тереза совсем оробела. Ребекка засмеялась и крепко взяла ее руку.

— Пошли воевать.


Рынок кипел. Гам, гвалт, сумятица, и все обязательно торгуются. Без этого здесь невозможно. Если знаешь места и умеешь торговаться, то можешь существенно выгадать по сравнению с цепами, например, в супермаркете. А если ты ничего в этом не смыслишь, то нечего тебе здесь делать — обдерут как липку. Ребекка пыталась показать Терезе, сколько во всем этом от игры, надеясь, что та сочтет это забавным. Но девочка, кажется, была уже перенасыщена впечатлениями.

Денег Флорио дал Ребекке намного больше, чем требовалось. Наполнив корзины овощами и фруктами, она остановилась у цветочного прилавка. Очень велико было искушение купить букет белых зимних лилий. Дом у мельницы был красивый, но какой-то голый. Ваза с цветами могла бы его оживить, смягчить атмосферу.

— Как ты думаешь? — спросила она Терезу.

Та пожала плечами.

— Папа цветов никогда не покупает, но Девон они понравятся.

Ребекка приняла решение.

— Отлично. В таком случае давай промотаем на это дело десять тысяч лир.

Она купила большой букет лилий со слабым ароматом меда, пикантным и трогательным. Тереза зарылась лицом в цветы, наслаждаясь запахом. Когда она подняла голову, весь подбородок у нее был желтый от пудры тычинок. Продавец цветов выбрал розу и протянул ей с улыбкой.

— Для вашей милой дочери, — сказал он Ребекке.

Тереза вежливо кивнула и взяла розу, а Ребекку охватило ликование. Прокладывая путь через ряды по направлению к джипу, она испытывала совершенно незнакомое прежде чувство. Особое удовольствие, когда похвалили твоего ребенка. Вот чего она была лишена все эти годы и только сейчас узнала об этом. Подумать только, целых долгих тринадцать лет ее ребенок жил без нее. Но даже эта грустная мысль не могла заглушить радости. Какой сегодня замечательный день!

Они ехали домой, и Тереза молчала, как всегда. Ребекка хотя и радовалась потрясающему успеху, но была не настолько глупа, чтобы ожидать от Терезы какой-то сходной реакции.

— Что ты теперь будешь читать? — спросила она.

— Снова начну «Парламентские хроники».

— Это, кажется, Троллопа[13]? — спросила Ребекка.

Тереза кивнула.

— Сколько всего романов в этой серии?

— Шесть. Они все об одной семье.

— И за сколько времени ты предполагаешь их прикончить?

— Трудно сказать. Постараюсь растянуть удовольствие как можно дольше.

— Неужели люди и события, описанные в этих романах, так тебя захватывают? — спросила Ребекка.

— Троллоп замечательный, — отозвалась Тереза с неожиданным энтузиазмом. — Каким-то образом ему удается делать своих персонажей живыми. Я имею в виду по-настоящему живыми.

— По-настоящему? А мне всегда больше нравился Диккенс.

— Мне тоже, когда я была младше, — сказала Тереза, не осознавая, что говорит удивительные вещи. — Мне кажется, Троллоп залазит каждому своему персонажу прямо в душу. Вот, например, какая-нибудь пожилая леди. Не важно, что она появляется в романе всего один раз, все равно он тратит на ее описание три, а иногда и четыре страницы. Но, когда ты заканчиваешь это читать, хочется вернуться и читать снова.

— Да, — нерешительно проговорила Ребекка. Она был потрясена пафосом тринадцатилетней девочки, для которой персонажи романа, написанного больше ста лет назад, оказались более живыми, чем ее современники. — Ты должна мне это показать.

Тереза подняла голову, ее глаза просветлели.

— Ты хочешь, чтобы я показала тебе пару хороших мест, которые следует прочитать?

— Да. Мне бы этого хотелось.

— Отлично. Когда приедем домой. — Казалось, только сейчас Тереза по-настоящему повеселела. — Обычно о книгах я разговариваю с Деви, но мы думаем настолько одинаково, что нам в общем-то не о чем говорить. Она заказала для меня много новых романов в книжном магазине в Оксфорде, в Англии. Их скоро должны прислать.

— Наверное, вы с Девон очень близки, если думаете одинаково, — сказала Ребекка, удивляясь про себя, как Терезе, такой непростой, погруженной в себя, могут приходить в голову те же мысли, что и спокойной, уравновешенной Девон.

— Конечно. — Она бросила взгляд на Ребекку. — Но знаешь, мы ведь не настоящие сестры. Мы обе приемные.

Ребекка откашлялась.

— Твой отец мне этого не говорил.

— Но мы очень близки. Это ведь чепуха, родные мы по крови или нет, верно? Я имею в виду, что по-настоящему важно только то, кто тебя воспитал. С кем ты выросла. — Она пристально смотрела на Ребекку своими ясными серыми глазами. — Как ты думаешь?

— Да, — напряженно отозвалась Ребекка. — Полагаю, ты права. В формировании характера человека наиболее важным является то, кто его вырастил и воспитал. Но и то, что ты называешь чепухой, тоже важно.

— Что касается меня, то я бы не хотела встретиться со своей матерью. С той, что меня родила, — быстро проговорила Тереза и отвернулась к окну.

— Не хотела бы? — спросила Ребекка, чувствуя, как сжимается сердце.

— Нет, никогда, — холодно произнесла девочка с каменным выражением лица. — Девон не может встретиться со своими настоящими родителями, потому что они оба умерли. А мои живы, но я не хочу с ними встречаться. И зачем? Они отказались от меня сразу же, как я родилась. Наверное, не могли дождаться, чтобы от меня избавиться. Почему же, спрашивается, они должны как-то интересовать меня?

У Ребекки пересохло во рту.

— Может быть, у них все было не так просто, как тебе кажется, — начала она, но Тереза тут же парировала своей железной логикой:

— Что значит не так просто? Мне было восемь дней от роду, когда моя мать отдала меня чужим людям. Восемь дней! Видимо, очень не терпелось. Как подумаю об этом, места себе не нахожу. Наверное, это будет продолжаться до конца жизни. Разве такое можно простить?

В джипе наступила напряженная тишина. Ребекка вела машину как на автопилоте, тупо глядя перед собой, чувствуя, как все внутри оцепенело. Интересно, неужели Тереза до всего этого додумалась сама? Или ей кто-то внушил? Не Барбара ли Флорио?

— Хм, — подала она наконец голос. — Я полагаю, это логично. А откуда тебе известно, что твои настоящие родители живы?

— От папы. В позапрошлом году он сказал, что может попытаться организовать для меня встречу с ними. Но я не проявила интереса.

— А почему он захотел это сделать? — спросила Ребекка.

— Потому что я начала плохо себя вести. Было несколько неприятных происшествий. Вот он и подумал, что, может быть, встреча с ними поможет.

— А если бы и вправду помогла?

— Да ты что! Я бы, наверное, взбесилась еще сильнее. Мама встречалась с моей настоящей матерью еще до моего рождения. Она мне рассказывала о ней. Уж не помню точно, в чем там была причина, но той непременно нужно было от меня избавиться. Кажется, она не желала, чтобы вообще кто-нибудь знал, что она беременна. В общем, ей хотелось заниматься своей собственной жизнью. Без ребенка.

— А твоя мама сказала, сколько лет было той женщине? — тихо спросила Ребекка.

— Какая разница, сколько ей было лет? Факт, что она была достаточно взрослая, чтобы иметь детей. А значит, и достаточно взрослая, чтобы понимать, что делает.

— Такое совсем не обязательно, — сказала Ребекка.

— Почему же не обязательно? Обязательно. Ей не следовало меня заводить, раз она такая.

— То есть сделать аборт? Но на это решиться очень трудно.

— Лично я сторонница права женщин выбирать возможность прерывания беременности, — объявила Тереза твердым голосом. — А ты за запрет абортов?