Тим с трудом сдерживал ликование и особенно радовался тому, что ему не пришлось откровенно лгать отцу Бауэру.

Немец ведь не уточнил, с какими американскими друзьями он должен общаться.


Первым делом он зашел в почтовое отделение Всемирного альянса и небрежно поинтересовался:

— Как долго вы храните письма, если за ними никто не приходит?

— Вечно, — ответил клерк. — Мой начальник сумасшедший. У нас здесь лежат письма с пятидесятых годов. Представляете — они уже успели пожелтеть!

У Тима по спине пробежал холодок. Он спросил:

— Для Тимоти Хогана ничего нет?

— Сейчас посмотрим, — ответил клерк, взял картонный ящик с буквой «X» и принялся перебирать письма. Наконец он поднял глаза и сказал: — К сожалению, ничего.

У Тима перехватило дыхание. Оставалась последняя призрачная надежда.

— А можно спросить — для Деборы Луриа что-нибудь есть?

Клерк порылся в пачке на букву «Л» и сказал:

— Увы. Этому адресату тоже ничего.

— Это значит, она забрала письмо? — спросил Тимоти с нарастающим волнением.

Недоумевая, почему посетитель так разволновался, молодой человек улыбнулся:

— Очень логичное заключение.

Тим бросился на улицу и стремглав понесся по кипарисовой аллее, ведущей к Центральному автовокзалу.

Он парил на крыльях надежды.

Еще до отъезда из Италии он провел глубокие изыскания на предмет не только точного местоположения кибуца, где жила Дебора, но и маршрута автобуса, связывающего его с Иерусалимом.

В последние напряженные дни в Риме он экономно тратил карманные деньги, откладывая на поездку.

И вот теперь его жертва оказалась вознаграждена. В одиннадцать сорок он сидел в автобусе Иерусалим — Тверия. Он должен был довезти его до места, откуда до кибуца Кфар Ха-Шарон можно дойти пешком.

По дороге водитель в микрофон давал пояснения к библейским местам, которые они проезжали.

В обычных обстоятельствах Тимоти, несомненно, был бы потрясен фразами типа: «Справа вы видите древнюю Вифанию, дом сестер Марии и Марфы, в котором Иисус воскресил из мертвых их брата Лазаря». Но сейчас он смотрел в окно невидящими глазами. Его состояние было сродни гипнозу, не настолько сильному, однако, чтобы избавить его от страха. Как его примет Дебора? Ведь она прочла письмо, но не оставила ответа…

Где-то недалеко от Афулы Тим прочел на указателе: «Назарет».

Странно, но даже это не произвело на него впечатления.

Неужели чувства к Деборе у него сильнее, чем любовь к Господу?

28

Дебора

— Дебора… Дебора!

Дебора работала в поле, а к ней издалека с криками бежал мальчишка лет десяти.

— Поаккуратнее там, Мотти! — предостерегла она. — Мы тут не картофельное пюре выращиваем.

Она отерла лоб носовым платком, уже влажным и грязным от пота.

— Дебора! — снова закричал мальчик. — Тебя Боаз вызывает!

Она выпрямилась и ответила:

— У нас через полчаса перерыв на обед. Это может подождать?

— Он сказал, прямо сейчас!

Дебора вздохнула, воткнула тяпку в грядку и устало побрела в сторону конторы.

Где-то на полпути ее осенила догадка: может, заболел кто-то из родных? Ее стали одолевать предчувствия. Не стал бы Боаз вызывать ее с поля по какому-нибудь пустяку. Наверняка у него для нее плохие новости.


В приемной трудились трое кибуцников в возрасте. Две седые женщины-машинистки сосредоточенно стучали по клавишам своих громоздких машинок, а восьмидесятидвухлетний Иона Фридман манипулировал коммутатором за центральной стойкой.

— Иона! — испуганно взмолилась Дебора. — Что за спешка?

Старик пожал плечами:

— Откуда мне знать? Я всего лишь сижу в приемной. Доложить Боазу, что ты здесь? Или хочешь немного привести себя в порядок?

— Это зачем мне надо «приводить себя в порядок»? — удивилась она.

— Ну, — ответил старик с извиняющейся улыбкой, — ты немного шмутцик[33]. Здесь… и вот здесь. — Старик заботливо отер ей лицо.

— Я же картошку копала, как еще я могу выглядеть?

— Ну, ладно, иди уже.

Она тихонько постучалась.

— Да-да, Дебора, — торжественным голосом позвал Боаз. — Набери побольше воздуха и входи.

Воздуха? Она едва не лишилась чувств. Медленно она открыла дверь в кабинет.

Перед ней, нелепый в своем спортивном костюме и красный как рак от израильского солнца, стоял тот, чье лицо являлось ей все эти три года. Тот, с кем свидеться она уже и не мечтала.

В первую минуту Дебора лишилась дара речи.

Тимоти, смущенный не меньше ее, с трудом выдавил:

— Привет, Дебора. Рад тебя видеть.

В комнате воцарилось молчание, нарушаемое только гудением кондиционера.

Наконец Тим заговорил снова.

— Прекрасно выглядишь, — тихо сказал он. — Ну, то есть… загар тебе к лицу. — Голос его сошел на нет.

Неожиданно ее охватило смущение.

Хотя она уже давно привыкла к обычной для кибуцника одежде, стоя сейчас перед Тимом в одних шортах и майке, она вдруг почувствовала себя голой.

Боаз попытался снять напряжение.

— Послушай, Дебора, я вижу, вам двоим есть о чем потолковать. Отправляйтесь сейчас на кухню и запаситесь сандвичами. А потом устройте себе пикник. — И с притворной суровостью добавил: — Только ровно в четыре изволь явиться на делянку!

Он поднялся и вышел из кабинета, оставив молодых людей в таком замешательстве, что ни один не знал, что делать дальше.

Они смотрели друг на друга, не двигаясь с места.

Тим неуверенно спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Замерзла, — улыбнулась она, потирая загорелые руки. — Кондиционер слишком шпарит…

— И я замерз, — ответил он, понемногу освобождаясь от смущения. — Пойдем туда, где теплее.


Они загрузили в проволочную корзинку питы[34], сыр и фрукты и уже собрались идти, когда их окликнул повар:

— Минутку!

Оба остановились и обернулись. Шаули держал в своих огромных руках открытую бутылку красного вина.

— Вот, возьмите с собой, дети, — произнес он на ломаном английском. — Не помешает.


Они сидели на берегу озера и смотрели на колышущиеся вдали лодки.

— Здесь, стало быть, ловил рыбу апостол Петр, — тихо проговорил Тим.

— А Христос ходил по воде, — добавила Дебора.

Глаза у Тима округлились.

— Только не говори, что стала христианкой!

— Нет, — она улыбнулась, — но Он провел в этих местах столько времени, что считается почти членом кибуца. Ты Вифлеем уже видел?

— Еще не успел.

— Что ж, я теперь вожу машину, могу тебя свозить.

— О-о… — Его удивило не само ее предложение, а то, что она в состоянии думать о чем-либо, кроме переживаемого сейчас момента.

Ему настоящее представлялось весьма запутанным, а будущее — полным вопросов, ответов на которые он не знал. По сути дела, только о прошлом они могли говорить спокойно.

— Как ты меня разыскал? — спросила она.

— Моим проводником был Иеремия. Помнишь — глава двадцать девятая, стих тринадцатый? «И взыщете Меня, и найдете, если взыщете Меня всем сердцем вашим».

Дебора была тронута.

— Тим, ты прекрасно говоришь на иврите, — сказала она.

— Ну… — Он смутился. — Я над ним немало покорпел. И с нашей последней встречи узнал много нового.

«Я тоже», — подумала Дебора. А вслух сказала:

— Нет, правда, как тебе удалось узнать, где я нахожусь?

— Я был готов начать с Синайских гор и прочесать все вплоть до Голанских высот. Если бы по чистой случайности не встретил в метро Дэнни.

— А-а…

— Я увидел в этом перст судьбы, — закончил он.

Дебора отвела глаза и стала нервно теребить траву. Наконец она заговорила:

— Я много пережила за это время… с того вечера.

Она рассказала ему о своей неволе в Меа-Шеариме и о побеге на свободу.

— Ты очень храбрая, — хрипловато проговорил Тим.

— Мой отец воспринял это несколько иначе.

— Еще бы! — поддакнул он. — Он очень волевой человек.

— Я тоже. В конце концов, я же его дочь! — сказала Дебора. — К тому же я здорово повзрослела. Мне уже почти двадцать.

— Да, — ответил он. — И ты очень красивая.

— Я не это хотела сказать, — смутилась она.

— Я знаю. Я просто хотел сменить тему и перейти к чему-то более важному.

— А ты разве не хочешь выслушать продолжение моих приключений? — смутившись, спросила она.

— Давай как-нибудь в другой раз…

Он придвинулся на расстояние вытянутой руки, но по-прежнему не касался ее.

— А мне было бы интересно услышать про твою учебу в семинарии.

— Это неправда. По крайней мере, не сейчас, — прошептал он.

— С чего такая уверенность?

— Дебора! — настаивал он. — Я же могу читать твои мысли. Ты сейчас напугана и чувствуешь себя виноватой.

Она опустила голову, стиснула кулаки и сказала:

— Да, ты прав. Напугана — это естественно! Я только не понимаю, откуда это чувство вины…

Он протянул руку, поднял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Ты боишься, что поступаешь дурно, — едва различимо проговорил он. — Но это не так, Дебора. Поверь мне, в том, что мы чувствуем друг к другу, нет ничего дурного.

Рука нежно скользнула вниз к ее плечу.

— Тим, что с нами будет?

— Сегодня? Завтра? Через неделю? Не знаю, Дебора, и мне все равно. Я только знаю, что сейчас я с тобой, что я тебя люблю и никуда не отпущу.