Банкир безразлично кивнул головой.

— Результат моей двадцатилетней работы. Вы понимаете?.. Если со мной что-нибудь случится… я не хотел бы, чтобы это превратилось в дым в качестве наследства…

Клоппе согласно кивнул. Ловена уже понесло…

— Сейчас я вам все объясню…

Клоппе сделал резкий останавливающий жест рукой, и его лицо напряглось.

— Вы — управляющий, мистер Ловен, не так ли?

— Совершенно верно! Если вы мне позволите…

Он извлек из кармана пиджака черное портмоне из крокодиловой кожи, раскрыл его и длинными нервными пальцами достал пачку документов, подтверждающих его личность.

— Я должен был бы начать с этого, — извиняющимся тоном проговорил он.

Клоппе взял из его рук ворох бумаг и внимательно просмотрел их.

— Ваш визит — большая честь для меня, мистер Ловен. Не могли бы вы объяснить мне причины, побудившие вас выбрать именно мой банк?

— Ваш банк?.. — пробормотал Ловен, ошеломленный недоверием к человеку, обладающему восемью миллионами.

Час тому назад, спустившись по трапу самолета, он ощущал себя хозяином вселенной. Как и было оговорено заранее, перевозчик ждал его в баре, на Вассервертштрассе. За доставку ценного груза из Лиона в Цюрих Ловен заплатил ему два процента от общей суммы, то есть сто шестьдесят тысяч франков. И вот теперь, когда его должны бы чествовать как победителя, развернуть перед ним красный ковер и с уважением принять деньги, его спрашивают, почему он выбрал «Трейд Цюрих бэнк»! Ему вдруг захотелось схватить чемодан и бежать от этого ледяного человека. Город забит банками, и в любом его встретят с распростертыми объятиями.

— О вас мне рассказали мои парижские друзья, — собрав нервы в кулак, вежливо ответил он.

Брови Клоппе взлетели вверх.

— Назовите кого-нибудь из них, мистер Ловен.

— Ломбар. Эдуар Ломбар.

— Да, я знаю мистера Ломбара. Хорошо, мистер Ловен, как вы думаете использовать ваш капитал? Хотите заморозить его, покупать валюту, играть на бирже?

— Пока никаких операций. Для начала я хотел бы положить деньги на срок… три месяца. Сколько это составит?

— Заморозить на три месяца? — Клоппе нажал на кнопку интерфона и спросил: — Гарнхайм, какой процент по вкладу французских франков сроком на три месяца? Да. Спасибо. — Повернувшись к Ловену, он сказал: — Девять и двадцать пять сотых процента.

На лице управляющего отразилось разочарование.

— Мало. Я надеялся на большее.

— А вы не хотели бы конвертировать ваши деньги в другую валюту?

— Например?

— Доллары, марки, швейцарские франки…

— В этом случае процент увеличивается?

— Нет, за исключением доллара, который в настоящий момент очень нестабильный, потому что все ждут публикации финансового годового баланса.

— Сколько даст марка?

— Четыре и пять десятых процента. Естественно, необходимо учитывать нестабильность франка в связи с другими факторами. Но лучше иметь минимальный процент на валюте, чей курс растет, чем повышенные дивиденды на валюте падающего курса.

— Как бы вы поступили на моем месте, мистер Клоппе?

— Я — не на вашем месте, мистер Ловен.

— Могу я получить номерной счет?

— Как вам будет угодно. Кто еще, кроме вас, будет знать шифр?

Ловен удивленно вскинул на него глаза. Клоппе добавил:

— Все мы ходим под Богом, мистер Ловен. Кому мне следует сообщить о вкладе в случае вашего… исчезновения?

— Кстати, об этом я собирался с вами поговорить. Я женат…

Клоппе достал из ящика стола чистый лист бумаги и приготовился записывать.

— Вероятно, это будет миссис Ловен?

— О нет, нет! — затараторил Ловен. — Только не она!

Лицо Клоппе едва заметно посуровело.

— В таком случае, кто же?

— Моя крестница.

— Фамилия?

— Лили. То есть Элиан… Элиан Гурией.

— Таким образом, законным преемником вы объявляете миссис Гурней?

— Мисс Гурней. Да, именно ее.

— Ее адрес?

— Париж, улица Гренель, 118…

— Округ?

— Кажется, седьмой… но я могу ошибаться…

— Профессия?

— Секретарь.

— Родилась?

— Двадцать седьмого декабря.

— Год?

У Ловена был такой вид, словно он бросался в омут.

— Тысяча девятьсот пятьдесят третий.

Клоппе бросил на него быстрый, осуждающий взгляд.

— Фирма, где она работает?

— Мисс Гурней — моя секретарша.

— А… Я хотел бы, мистер Ловен, чтобы вы немедленно открыли общий счет с вашей… крестницей.

— Общий?

— В таком случае мисс Гурней получит право пользоваться вашими деньгами, — терпеливо разъяснил Клоппе.

— Но если… если… — растерянно залепетал Ловен.

— Что «если», мистер Ловен?

— Если, например, мы поссоримся?.. Как избежать, чтобы она… Короче, вы же сами знаете женщин!

— Должен ли я понимать так, что мисс Гурней не пользуется вашим полным доверием?

— Не настолько, чтобы позволить ей запустить руку в восемь миллионов франков! — возмущенно воскликнул Ловен.

Хомер Клоппе резко встал.

— Тогда я не понимаю, каким образом я или мои компаньоны могут позволить ей взять самый мизерный кредит.

— Но, сэр… — смущенно начал Ловен.

— Спасибо, что вы обратились к нам, но быть вам полезными на таких условиях мы не сможем.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь принять вклад в один миллион семьсот тысяч долларов?

— Всего доброго, мистер Ловен! Вы, вне всякого сомнения, найдете другое финансовое учреждение, которое с удовольствием примет ваши деньги.

В доказательство того, что разговор закончен, он одним движением разорвал лист, на котором вел запись.

Ловен вскочил с кресла, схватил чемоданчик, в последний раз бросил взгляд на Клоппе, но то, что он прочел в его глазах, отбило у него всякое желание возобновлять диалог. Он стряхнул с лацкана пиджака несуществующую пылинку и направился к двери.

Хомер дождался, когда за ним закрылась дверь, и, подойдя к окну, облокотился на подоконник. Ревнивая любовь старых красавцев к своим секретаршам была постоянной головной болью всех истинных банкиров. Как и большинство коллег-швейцарцев, Хомер Клоппе рассматривал свою профессию, которую ставил превыше всего, не как ремесло или призвание, а как священный сан, которому он и ему подобные были верными служителями. Деньги заслуживали высочайшего почтения, о них следует говорить в самых уважительных выражениях, приглушенным голосом, словно речь идет о Боге в божественном храме. Манипулировать ими, направлять, вкладывать, считать и пересчитывать — означало священнодействовать, и этим могли заниматься только их слуги с безупречной моралью. Священные врата никогда не открывались для подозрительных капиталов, несмотря на идиотское поверье во всем мире, что Швейцария — бездонная денежная клоака, всосавшая в себя все нечестно заработанные деньги в мире.

Вчера он должен был призвать все свое хладнокровие, чтобы не дрогнуть перед невероятной цифрой капитала, который доверил ему один из его клиентов, американец итальянского происхождения — Дженцо Вольпоне. Он снова, как будто это случилось два часа назад, пережил ту сцену.

— Чем могу быть вам полезен, мистер Вольпоне?

— Открыть мне номерной счет.

— Вы решили больше не пользоваться тем, что уже имеете в нашем банке?

— Нет.

— Прекрасно.

— Менее чем через час вы получите уведомление о переводе денег из Нассау.

— О какой сумме идет речь?

— О двух миллиардах долларов.

От неожиданности Хомер снял очки, которые секунду назад протер. Его профессия приучила его к спокойному восприятию бесконечного ряда цифр, но здесь… И этой суммой владел всего лишь один человек! Дженцо Вольпоне спокойным голосом добавил:

— Я хочу, чтобы деньги «работали» в течение срока их нахождения в банке.

— Естественно.

— Что вы можете предложить?

— Все зависит от срока…

— Какой процент в ситуации «со дня на другой»? Деньги будут находиться у вас двадцать четыре часа — минимум или сорок восемь часов — максимум.

— Шесть процентов.

— Семь!

— Но такса «со дня на другой» составляет шесть процентов!

— Меня это не интересует! Я хочу семь процентов!

— Хорошо. Ваши дальнейшие указания?

— Переведете все в Панаму, в «Кэмикл интер траст». Мы оба наделены одинаковыми полномочиями.

Только теперь Хомер Клоппе обратил внимание на сорокалетнего тщедушного спутника Дженцо Вольпоне. Вольпоне представил его как Мортимера О’Бройна, финансового консультанта, доверенное лицо его компаньона. Естественно, Клоппе не задал ни одного вопроса, чтобы выяснить личность таинственного «компаньона». Он и без того знал, каким огромным авторитетом пользуется человек по имени Мортимер О’Бройн среди заправил международного теневого бизнеса. Вот только не представлял, что у финансовой знаменитости такой невзрачный вид.

— Какой пароль вы выбрали, мистер Вольпоне?

— «Мамма».

— Записываю его. Господа, не могли бы вы дать образец вашей подписи… для «маммы», так бы я сказал.

— Зачем? — удивился Вольпоне. — Все указания мы сделаем по телефону.

— Рутинная формальность, — объяснил Клоппе, протягивая Вольпоне авторучку и чистый лист бумаги.

О’Бройн и Вольпоне написали образцы своих подписей.

Клоппе с облегчением вздохнул.

— Кто из вас даст указание о переводе денег? Мистер Вольпоне или мистер О’Бройн?

Вольпоне улыбнулся.

— Я! Но какая разница? Действует ведь «мамма»!