Однако когда первая манекенщица прошелестела мимо и, подняв глаза, с удивлением посмотрела на Жиля, он постарался убедить себя, что ему просто необходимо здесь находиться и следить за моделями, чтобы их движения соответствовали установленным стандартам. Девушки в последнее время стали удивительно небрежны в своей работе. Жиль заметил, что с особым удовольствием наблюдает за американской моделью Элис. Она была феноменальна. Невероятно, но он чуть было не отказал ей в работе три месяца назад, ссылаясь на то, что она слишком красива для манекенщицы Дома высокой моды. Теперь Элис стала ведущей моделью Мортесьера, а быть может, даже и всего Парижа.

Жиль выудил измятую пачку «Галуаза» из кармана джинсов и достал очередную сигарету. В Элис очень многое оставалось для него тайной. Он не был даже уверен в том, что это ее подлинное имя. Действительно ли она училась музыке в Сорбонне, как говорила? Студентка, которая отказалась от многообещающей карьеры, провалила экзамен первостепенной важности. Он знал только, что она посещала шикарный салон красоты, знаменитый «Александр де Пари»; в этом, по крайней мере, девушка призналась во время собеседования. Странно, мало кто из моделей, ищущих работу, мог позволить себе такие денежные траты.

Он наблюдал, как американка в ярком велюровом пальто цвета лаванды скользит по подиуму, затем – пауза и поворот, при котором полы пальто распахиваются, открывая на обозрение шерстяное платье того же цвета. Из первых рядов в зрительном зале донесся приглушенный одобрительный шепот.

Лиловое велюровое пальто не принадлежало к числу любимых творений Жиля. Он даже собрался вычеркнуть этот номер из зимней коллекции, потому что цвет и фактура ткани казались слишком экстравагантными для богатых дам средних лет, основных покупательниц Мортесьера. Тем не менее, если Элис бралась демонстрировать какую-либо модель, она моментально становилась популярной.

В мире моды существовала непреложная истина: манекенщица не обязана иметь красивую или даже просто миловидную внешность; в сущности, привлекательная модель являлась определенной помехой, умаляющей достоинство одежды, которую демонстрировала. Топ-модель должна была обладать почти мистической способностью должным образом преподнести одежду; скрыв свою индивидуальность, раствориться в замысле дизайнера.

Разумеется, для этого требовались определенные данные: высокая стройная фигура с прямыми плечами и узкими бедрами. Правда, Мортесьер не требовал от моделей бедер тридцати трех дюймов в обхвате – подобной странностью отличался ведущий кутюрье Унгаро. Лучшие манекенщицы имели исключительно длинные ноги, ступни умеренных размеров и сексуальный, идеальной формы бюст, предпочтительно маленький.

– Подумать только, как подает товар эта американка, – раздался приглушенный шепот над ухом Жиля…

Руди Мортесьер, четвертый среди парижских кутюрье после Диора, Сен-Лорана и Живанши, был похож на маленького толстого кролика. Он только что вернулся из ателье, где изготавливалась весенняя коллекция одежды, о чем свидетельствовало множество разноцветных ниток, прилипших к костюму.

– Конечно, в этой американской девушке все не так. – Глаза Руда добродушно сверкнули за толстыми стеклами очков без оправы. – Огненно-рыжие волосы, синие глаза, уф-ф! Как на цирковой афише! – Он всплеснул маленькими белыми ручками, изображая отчаяние. – За исключением того, конечно, что, когда все соединяется вместе, она становится неотразимой.

Жиль слегка отстранился от своего работодателя.

– Это ты хотел, чтобы ее волосы были такого цвета, – напомнил он, – а не я.

Руди бросил на него загадочный взгляд.

– Именно так, именно так! – Он вновь обратил свое внимание на модель, которая медленно поворачивалась на освещенном золотом диске из синтетического стекла, вмонтированном в пол. – Разумеется, в прежние времена мы бы никогда не взяли такую разноцветную сирену. Тогда вкус был более тонким. Кто бы мог поверить, – задумчиво произнес маленький кутюрье, – синие глаза в сочетании с таким невероятным цветом волос? Что-то вроде этой ужасной рок-музыки – она шокирует и будоражит! – Руди невольно коснулся ладонью руки Жиля. – Ого, но посмотри на японцев в первых рядах. Они в восторге и, похоже, готовы купить это лиловое пальто! Черт, но оно чудовищно, Жиль! – неожиданно заметил он. – Цвет лаванды и рыхлый, ужасный велюр. Тебе не стыдно?

Жиль не ответил. Он замышлял свои авангардные модели как вызов здравому смыслу, подобно рок-музыке, ревущей из динамиков демонстрационного зала. Его творчество нужно было не только созерцать, но и пытаться понять.

Конечно, в прежние времена мир высокой моды был совсем иным. Дневное шоу превращалось в целое событие, вызывающее благоговение, без шумихи, свойственной эффектным зрелищам авеню Монтень наших дней. В некоторых старых парижских домах мод в районе рю де ля Пе, где еще были живы традиции Грез, Пату и Шанель, показы проводились в стиле ретро. При полной тишине в зрительном зале, царящей при проходе моделей по подиуму, распорядительница показа, низко склоняясь у кресел важных клиентов, шепотом отвечала на их вопросы. Манекенщицы не позволяли себе ничего лишнего, грациозно скользя по сцене салона, окутанной тишиной, будто в соборе, держа в руках картонную табличку с номером модели для соблюдения установленной последовательности, указанной в глянцевом каталоге.

– Не знаю, как у нее это получается, – Руди Мортесьер задумчиво покачал головой, следя за тем, как рыжеволосая модель делает новый поворот, демонстрируя модель в новом ракурсе. Он слегка толкнул локтем своего помощника. – Эх, Жиль, временами Элис даже напоминает мне Лизиан. Тебе не кажется? Ее окружает такая же таинственная аура. Это очень интригует.

Жиль напрягся. Он сказал себе, что это ничего не значит – случайное упоминание о его жене, Лизиан; Руди вечно вспоминал о былых великих моделях, старых домах моды, ретро-стилях. Но совсем другое дело – ладонь Руди у него на руке.

Жиль снова попытался незаметно отстраниться от своего босса.

– Ты просто давно не видел Лизиан, потому так говоришь. – Его жена была на восьмом месяце беременности.

– Друг мой, Лизиан по-прежнему восхитительна! – Руди сжал губы и почтительно поцеловал кончики своих пальцев. – На прошлой неделе я видел ее в Тюильри. Она была великолепна!

– Она так не думает. – Жиль, нахмурившись, посмотрел в сторону. – Лизиан очень чувствительно воспринимает свою беременность. Естественно, я рад, что она ждет малыша, – быстро добавил он, – но буду еще счастливее, когда он появится на свет.

Зазвучала стереозапись версии старого хита Дайр Стрейтс «Дорога жизни», и американка в лиловом пальто покинула подиум и прошла вдоль стеклянной стены слева от мужчин. Ее сменила красивая стройная эфиопка шести футов роста, демонстрируя другое велюровое пальто, на этот раз оранжевого цвета, с воротником, поднятым почти до полей эксцентричной желтой шляпы, напоминающей сомбреро.

Жиль вновь почувствовал нежное прикосновение руки Руди.

– Я думал, что ты убрал эту шляпу из программы, – прошептал Руди. – Сколько заказов мы получили на эту модель.

Жиль стоял без движения. В Париже ни для кого не было секретом, что вот уже два года Руди Мортесьер влюблен в него. Это обстоятельство превратило жизнь Жиля в сущий ад. Они составляли треугольник, который был самым излюбленным объектом сплетен: Лизиан, очаровательная манекенщица Унгаро, известный кутюрье Руди Мортесьер и его протеже, двадцатидвухлетний Жиль Васс. Сплетни прекратились, когда Жиль, доведенныи до отчаяния, попытался застрелиться из пистолета, который подарил ему Руди.

– Жаль, что ты не выкинул эту шляпу. Им она совсем не нравится, – вздохнул Руди. – Американка, по крайней мере, показала бы ее с настроением.

– Элис нужна была мне для лилового пальто, – сухо откликнулся Жиль. – Вряд ли она может представлять всю коллекцию.

Ладонь крепче надавила на руку Жиля, когда низенький кутюрье вытянул шею, чтобы заглянуть за перегородку, проверяя реакцию жен шейхов в переднем ряду на оранжевое пальто, демонстрируемое на подиуме.

Обычно дамам из арабских нефтяных стран нравился оранжевый цвет, почти так же, как ярко-красный. Однако сейчас они явно не спешили делать заказы.

– В ателье болтают, что ты посоветовал своей Элис носить контактные линзы, – прошептал Руди. – Что таких синих глаз, как у нее, на самом деле не бывает.

Жиль с удивлением посмотрел на Руди.

– Контактные линзы? Что, черт возьми, еще придумают эти курицы в швейной мастерской?!

Нервы Жиля были взвинчены до предела. Жаркий спор, разгоревшийся утром с его капризной, несчастной женой, незаконченный проект ненавистного свадебного платья и тот факт, что Руди, казалось, всегда находил повод прикоснуться к нему, – все в этот момент ужасно раздражало его. Слава Богу, Руди не знает, что он обдумывает предложение перейти в американский Дом моды! Как ни странно, но это все еще оставалось секретом для погрязшего в сплетнях Парижа.

Жиль нетерпеливо скинул ладонь патрона со своей руки.

– Боже, Руди, если Элис тебе не нравится, уволь ее, и дело с концом!

Услышав шум, моментально появилась ассистентка и шепотом призвала их к тишине.

Руди изумленно уставился на Жиля.

– Жиль, что с тобой творится? Ты сегодня такой раздражительный. – Когда молодой человек не ответил, Руди вздохнул: – Ну что же, не буду докучать тебе. Пойду. У меня тоже есть чем заняться.

Жиль понимал, что обидел Руди, и почувствовал легкое угрызение совести; ведь всем, что имел, он был обязан именно Мортесьеру.

– Подожди, – сердито пробормотал Жиль, – не уходи. Элис скоро появится в той самой модели, что тебе нравится.

Лицо Руди тут же просветлело. Он вообще был отходчивым человеком. Жиль тут же пожалел о своих словах, когда мягкая ладонь Руди снова по-хозяйски легла на его предплечье.

«Ну вот, – подумал он, – в такой обстановке невозможно работать». В тот момент он окончательно решил принять предложение американского предпринимателя. И сделать это не откладывая.