Когда он скрылся из виду, она поняла, что даже не узнала его имени.

Сколько времени прошло? Она чувствовала, будто плывет в светлом потоке. — Смешно, — сказала она себе, направляясь к охраннику банковских сейфов. — Смешно, — повторила она, получая ключ от своего сейфа. — Смешно, — еще раз произнесла она, когда охранник вынес ее сейф. — И все-таки прелестно.

Закрыв дверь комнатки, Ви стала доставать из ящика-сейфа свои ценности — не пачки долларов и ценных бумаг, а ценности души: дверную ручку-шар из резного стекла, флакон виндзорского одеколона, который подарила ей Нина на юбилей фирмы, золотое кольцо, крошечную брошку с голубым бриллиантом и книгу в черном кожаном переплете. Кольцо, принадлежавшее матери, было совсем маленьким, но у Ви были такие же тонкие пальцы, как у Анны. Бриллиант был небольшой — всего три карата. Ви приобретала более ценные вещи, но кольцо, как и брошку, она хранила в память о матери — Арман рассказывал, что подарил ее Анне, когда она согласилась выйти за него замуж. Дверная ручка и одеколон были сувенирами, связанными с рождением империи Ви. Дорогие памятки, вехи ее свершений, должны были вдохновить Ви на новые дерзания, вывести на новый путь. Она брала их одну за другой, рассматривала и выпускала из рук, пока не осталась только книга в черном кожаном переплете. Она держала ее и гладила кончиками тонких пальцев кожу, покрытую пятнами пота, химикалий, слез и, наконец, крови. Книгу, в которой скрывались старинная магия и давняя боль. Она полистала ветхие пожелтевшие страницы и, завернув книгу в свой шелковый шарф, вышла в сверкающий мраморный холл.

Высокой фигуры нигде не было видно. Мужчина с бархатными глазами исчез, словно сказочный принц из царства детских снов, подумала Ви и, крепко прижав к груди книгу, вспомнила, как Арман говорил девочке из Бруклина, что сны сбываются.

— Этот скромный стиль милее прежней роскоши, — сказал Дон Гаррисон, входя в квартирку Ви в Гринвич Вилледж. — Чем спустишься ниже, тем выше взлетаешь.

— Превосходный афоризм, но ты его у кого-то украл, — улыбнулась она, подставляя ему щеку для поцелуя.

— Я действительно готов признать, что и в бедности ты неподражаема.

Ви скорчила гримаску. — Тебе как обычно? — спросила она, наливая шотландское виски в стаканы с кубиками льда. Дон Гаррисон хвалился своей приверженностью к этому напитку, не признавая новых дорогих сортов виски типа «Черного Джонни Уокера». — Это пьют кичливые выскочки, — говорил он, сохраняя верность скромному старомодному стилю.

Она налила себе немного, ему до краев и подала Дону бокал на софу, где он, сбросив туфли, примостился в уголке, заявив: — Мне отсюда удобнее любоваться тобой, дорогая. — Принимая от нее бокал, он расплескал золотистую жидкость, и Ви вспомнила, что, целуя в щеку, он обдал ее запахом виски. По-видимому, он уже выпил до прихода к ней. Видно, он решил утопить в виски мысли о своих семейных неприятностях. Когда он совсем опьянеет, то будет к ней приставать. Если он проявит настойчивость, а Ви не примет его ухаживания, то произойдет разрыв и Ви лишится друга и советчика. Если она не откажет ему, то не захочет, чтобы он был и любовником, и помощником в бизнесе. Значит, она ему откажет — бизнес всегда был для нее важнее секса. За исключением одного случая. Много лет назад.

Когда Дон выпил третий бокал и откинулся на подушки софы, Ви стала и пошла надеть пальто.

Она не даст ему больше пить — им предстоит важный разговор о деле, которое может воскресить ее душу, стать началом новой жизни.

Озарение пришло, когда Ви вернулась домой из банка с книгой Армана в руках. Она вышла в сад, бросила на металлическое садовое кресло подушку и села, положив книгу на колени. Развернув шарф, которым она была укутана, Ви задумчиво перелистывала пожелтевшие страницы. В ноздри ее вливался аромат распускающихся бутонов, в ушах звучала томно-печальная мелодия саксофона. Она листала страницы, пытаясь восстановить в памяти ароматы, запечатленные формулами и лаконичными заметками. Хотя все эти годы она вновь и вновь обращалась к заветной книге, в ней оставалось много темного, неясного, загадочного. Не раз она открывала страницу, где была записана формула одеколона, созданного Арманом лично для себя. На полях Ви увидела заметку, очевидно, вписанную позже, менее выцветшими чернилами: «Вспомни Шанель № 19».

Сначала она недоумевала: ведущая нота этих духов была «зеленая» — запах зелени, а личного одеколона Армана — запах кожи. Вглядевшись, Ви увидела, что запись на полях сделана ее почерком. Она напрягла память: это написано лет десять назад, с тех пор книга хранилась в сейфе… У нее возникла тогда какая-то мысль, а потом она о ней забыла. И вдруг Ви уловила ассоциацию: мысль не о сходстве запахов «Шанель № 19» и личного одеколона Армана — женский и мужской ароматы были несходны и ведущие ноты разные. Ви поняла, делая эту запись, она думала о судьбе «Шанель № 19». Этими духами пользовались только Коко Шанель и, с ее разрешения, самые близкие подруги. Но после смерти Великой Мадемуазель духи были запущены в массовое производство — в отличие, например, от личных духов знаменитого диктатора мод Баленсиаги, по завещанию которого формула аромата была уничтожена.

А если пустить в массовое производство одеколон Армана, как «Шанель № 19»? Ви поняла смысл своей заметки на полях и то, почему она о ней забыла — десять лет назад дорогой и изысканный одеколон не имел бы сбыта. Это сейчас, в 1984, возник рынок ароматов для мужчин, было преодолено традиционное сопротивление мужчин-американцев, не признававших мужских одеколонов.

Броня традиции была пробита мужскими одеколонами 60-х годов: мужчины начали употреблять «Арамис», «Брут», «Паб», «Чаз». В 70—80-х были созданы и приобрели популярность ароматы для мужчин: «Билл Графф», «Ральф Лорэн», «Гуччи» — одеколоны, созданные разработчиками мужских ароматов. Но и фирмы, основным направлением которых были духи для женщин, создали «Хэлстон для мужчин», «Каурое» Ива Сан Лорана. «Дикую воду» Диора. Ви вспомнила мужской одеколон Бижана, продававшийся по полторы тысячи долларов за флакон. Таким образом, теперь дорогие ароматы для мужчин соперничали на рынке с женскими духами и даже могли приносить более высокий доход.

Идея оформилась в сознании Ви: она начнет производство изысканных одеколонов для мужчин по типу «Линии А» Армана, и первой ласточкой будет личный одеколон отца, который можно будет назвать «Нувель» или просто обозначить буквой «Н». Название неважно для первого разговора с Доном о линии мужских одеколонов, в создании которой он должен ей помочь.

«Только бы он не напился», — подумала она, нанося последний мазок макияжа и проводя гребнем по своим золотистым волосам с серебряными нитями. Ее озарение в саду над книгой в черном кожаном переплете не было мгновенной вспышкой: к моменту встречи с Доном она разработала идею досконально, набросала множество заметок и нарисовала эскизы флаконов и коробочек.

— Ну, пойдем же, — она тронула за плечо задремавшего Дона и очаровательно улыбнулась ему. Пока он искал под софой свои туфли, раздался телефонный звонок. — Будешь готов через три минуты? — спросила она Дона, вернулась в спальню и сняла трубку.

Голос с французским акцентом представился:

— Поль Меско.

— Я уже говорила с вами? — пыталась вспомнить Ви.

— Да, мадам. Я звонил вам в офис несколько месяцев назад.

— Да-да, у вас было какое-то деловое предложение.

Ви не встретилась тогда с этим незнакомцем, потому что он позвонил в момент крушения ее империи и обсуждать деловые предложения она не могла. Тем более теперь. — Мне очень жаль, месье, но я не могу…

— Мадам, то, что я хочу вам рассказать, очень интересно для вас, и вы должны это узнать.

— Но я сейчас ухожу из дома… И вообще я больше не рассматриваю деловых предложений.

— Мадам, речь не о бизнесе. Я знал вашего отца, когда жил во Франции, и я расскажу вам о нем.

— Что вы можете рассказать? — Она так сжала трубку, что суставы ее пальцев побелели.

— Узнаете при встрече.

— Тогда завтра?

— Боюсь, что это невозможно.

— Назначьте время, только не сегодня вечером. «Что он расскажет об отце? Может быть, он опровергнет версию Марти?»

Но он повторил свою церемонную фразу: — Боюсь, что это невозможно. Я позвоню вам еще.

— Хелло? Подождите! — воскликнула Ви, но он уже повесил трубку. Она вышла к Дону, который уже ждал ее, надев легкое пальто.

— Что-нибудь важное?

— Сама не знаю. — Она прикусила губу. — Кажется, да.

В «Лютеции» Ви встретили словно родное дитя, вернувшееся, наконец, домой. — Как давно вас не было, мадам Джолэй! — с упреком сказал ей метрдотель.

— Сожалею об этом, — улыбнулась ему Ви, — но мне пришлось соблюдать диету.

— Вам? Но вы замечательно выглядите, мадам! Однако я расстроен, совершенно расстроен. Мистер Гаррисон не предупредил, что придет с вами, и ваш столик занят. Я так огорчен!

— Не беспокойтесь, новое место — неплохо для разнообразия.

Но когда их усадили в конце зала, где они оказались среди случайных посетителей, Ви, досадуя на себя, почувствовала обиду. Так уютно и привычно было сидеть в этом зале за своим столом, в своем кресле! Наверное, теперь всегда все будет по-другому.

Все эти дни Ви готовила себе дома или обедала в маленьких греческих, китайских, итальянских ресторанчиках. Вдруг она с грустным умилением вспомнила свой первый обед в фешенебельном ресторане — она и меню прочитать не могла, тогда заказ сделала Филиппа. Ей было семнадцать: девочка в черном платье с дешевой распродажи.

— Чему ты улыбаешься, солнышко? Что будешь пить?

— Пить не буду, Дон. А улыбаюсь потому, что представила, как впервые обедала в таком роскошном ресторане. Я была совсем дитя и ничего не понимала. — Она вспомнила, как закончился этот вечер, и слегка прищелкнула языком. — Да, ровным счетом ничего.