— Дорогая, — сказал он, легонько постукивая по ее руке кончиками тонких пальцев, — вспомните-ка о маленьком мальчике, который собирался в горы и боялся тигров! — Она посмотрела на него вопросительно.

— Лекарство от страха, — напомнил он.

— О, вот оно-то мне и нужно — засмеялась Ви. Чандра опустил два пальца в чашечку с чаем и капнул Ви каплю на лоб и по капле за каждое ушко.

— Теперь я ничего не боюсь! — храбро заявила она.

И все-таки, выходя из поезда в Нью-Хэвене, Ви нервничала. Марти стояла на платформе с двумя студентами, которые показались Ви слишком юными. «Я им буду неинтересна», — подумала Ви, словно позабыв, что до сих пор ее заботило, будут ли новые знакомые интересны ей самой.

Марти представила ей своих спутников, не называя имен, как будто это не имело никакого значения: — Это твой парень, — сказала она, — а это — мой.

В квартире, где танцевали несколько пар, атмосфера была такая же: безымянные «подружки» и «парни» были как бы собственностью тех, кто их заполучил на вечер. «Это девчонка Джеффа», — сказал кто-то, показывая на Ви. Она сердито покраснела и отвернулась, но не стала протестовать — в каждой среде свои правила поведения.

Уик-энд начался плохо; дальше стало еще хуже. Ви сразу поняла, что строгий изысканный стиль ее платья здесь совершенно неуместен — все девушки были в дешевых ярких юбках и блузках.

Она танцевала с Джеффом, который тесно прижимал ее к себе, обдавая запахом пива, и, сильно ущипнув за ухо, воскликнул: — Эй, подружка, расслабься, и мы с тобой славно проведем время!

Она оттолкнула его и пошла к дверям, встретив по пути насмешливый взгляд Марти, которая танцевала, скрестив руки на шее партнера и прижимаясь к нему всем телом. С чувством обиды и отвращения Ви вышла на улицу. Стало холодно, а Ви не надела жакет, но ей не хотелось возвращаться. Она сознавала, что приехала напрасно. Марти ни минуты не оставалась наедине с сестрой, и в глазах ее плясали чертики. Она явно забавлялась. «Ну, что ж, уеду», — решила Ви.

— Хелло, вы не озябли? — раздался за ее спиной приятный мужской голос. Ви обернулась; ей улыбался высокий широкоплечий человек с открытым лицом, похожий на футболиста.

— Что, надоело танцевать? — спросил он, снимая куртку.

— Нет, нет, мне не холодно, — запротестовала Ви.

Он пожал плечами и надел куртку. Они шли рядом по улице, и он, приноравливаясь к ее шагу, развлекал Ви разговором; голос был мягкий, добрый:

— Вы впервые в Йеле? Это хорошо, значит, я могу разыгрывать гида, и вы не уличите меня в невежестве по части архитектурных стилей. Итак, вот образец английской готики, напоминающий дом Шекспира, который бессмертный поэт увенчал гениальной строчкой, высеченной на фронтоне: «Кипи, кипи, трудись, не спи!»

Ви засмеялась. Под светом уличного фонаря она увидела, что у ее спутника умные глаза и хорошее лицо, более мужественное, чем нагловатые мальчишеские физиономии юнцов на танцульке у Клайда.

— А за этим зданием, — продолжал он, — вы видите дом, в котором архитектор пытался воплотить дух Генриха VIII, который за завтраком съел коровью тушу, начиненную козлиной тушкой, которая была начинена тушкой поросенка, а поросенок — гусем, а гусь — фазаном… А еще… — он остановился, радуясь смеху Ви. — Меня зовут Майк Парнелл. Я учусь в юридическом колледже.

Она протянула ему руку: — Ви Нувель.

— Вы впервые в Йеле. Наверное, окончили школу и приехали поступать в колледж?

— Нет, — сказала Ви, польщенная тем, что он принял ее за юную школьницу. — Я работаю в бизнесе.

Он одобрительно кивнул и стал расспрашивать. Сначала Ви говорила, слегка запинаясь, потом все более свободно: живые манеры Майка Парнелла располагали к откровенности. Когда она закончила рассказывать ему о «Джолэй», он свистнул: — Вы выглядите моложе меня и ведете большое дело, а я — мальчишка-школьник. Наверное, я нахожусь рядом с гением и потому чувствую себя полным дураком.

— Не одолжите ли вы мне вашу куртку? — весело улыбнулась Ви. — Вы были правы, мне холодно.

Он накинул ей куртку на плечи и легонько сжал их.

— Но мне надо вернуться, — вздохнула она. — Я в гостях у сестры, и она может обидеться.

Пока они переходили улицу, Ви рассказала Майку, как неуютно ей было на вечеринке: — Понимаете, я чувствовала, что я не к месту… — попыталась она объяснить.

Он кивнул: — В данном случае «не к месту» не подходит, скорее «не ко времени». Вы настолько опередили этих юнцов, что им нужно время, чтобы догнать вас.

— Лучше бы мне вернуться назад, мне кажется, что я никогда не была юной.

— Это придет, — сказал он серьезно.

Когда они вошли в комнату, полупьяный Джефф Вилькинс посмотрел на Майка неприязненно, но не смог встать из-за стола. Майк хлопнул его по спине со словами: — Все в порядке, приятель, я и Ви — старые знакомые. — Он наклонился к Ви и прошептал: — Удачи вам! Может быть, когда-нибудь встретимся.

Она вернула ему куртку, и он вышел, слегка раскачиваясь, а Ви осталась среди чужаков.

К ней подбежали Марти и Клайд: — Выпивать! Все идем выпивать!

Ви отказывалась, но все закричали, что она портит другим удовольствие, а Марти промурлыкала: — Соглашайся, Старшая Сестра! Уж мы позабавимся!

На втором этаже посреди стола стоял большой ковш, наполненный жидкостью с резким алкогольным запахом. Ви сообщили, что это смесь рома, шампанского и кленового сиропа.

Вокруг Ви раздавались пьяные крики, происходили стычки, после которых полупьяные бойцы валялись на полу. Какой-то юноша блевал, прижавшись к книжной полке, но, казалось, никто, кроме Ви, не замечал ужасного запаха рвоты. Парочки терлись по стенкам, у девушек уже были расстегнуты блузки, выглядывали бретельки бюстгальтеров. Марти и Клайд прошли мимо Ви в спальню и заперли за собой дверь.

Ви тряхнула головой и, не попрощавшись, выбежала на улицу. Вдруг чья-то рука мягко ее остановила. Она хотела вырваться, но знакомый голос спросил: — Вы в порядке, Ви? — Она узнала Майка Парнелла и вздохнула с облегчением, но потом вдруг подозрительно спросила: — Вы за мной следили?

— Не совсем так, — ответил он с улыбкой. — Просто подумал, что маленькая провинциалочка из Нью-Йорка в таком злачном месте, как Йель, нуждается в телохранителе.

Ви засмеялась и взяла его под руку. — Спасибо.

— Не за что, — отозвался он и спросил с мальчишеской робостью: — Можно вас проводить?

— Пожалуйста! — ответила она и увидела в свете уличного фонаря, что глаза у него темно-синие.

Они снова шли по улице, но на этот раз Майк не балагурил, явно расстроенный за Ви: он понимал, что поездка в Йель принесла ей только огорчения. Майк рассказал Ви о своем детстве в штате Миссури, об отце — замечательном человеке, враче, который каждый год на собственные средства ездил на север лечить эскимосских детей и проезжал там от селения к селению десятки миль на собачьей упряжке, с запасом лекарств в рюкзаке.

— Это удивительно! — воскликнула Ви.

— Да, — согласился Майк. — Отцу шестьдесят три, и он продолжает ездить туда ежегодно. Когда мы были детьми, я, мой брат и сестра никогда не обижались, что отец уезжает от нас. Это заслуга моей матери, она внушила нам, что и мы участвуем в деле помощи людям, помогаем отцу тем, что думаем о нем.

А я с девяти лет решил стать адвокатом. Надо же наладить дела в этом мире, правда?

— Да. — Ви сжала руку Майка. — Я знаю, что вы этого добьетесь, и желаю вам самого большого счастья в мире. — Неожиданно для себя Ви заплакала.

— Эй, что это вы?

Она сразу перестала. — Простите… — Ви хлюпнула носом.

Он вынул из кармана брюк большой носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и вернула ему платок. «Какое счастье, — подумала она, — иметь таких родителей», — но ему сказала другое: — Я до сих пор никогда не говорила по душам со сверстником…

У дверей гостиницы он легко поцеловал ее в губы.

— Наверное, вы завтра уедете?

Она кивнула. Майк спросил, может ли он позвонить ей, когда будет в Нью-Йорке, и она ответила: — Обязательно.

После трех часов сна Ви поехала на вокзал; Майка на платформе не было. Она села в первый же поезд до Нью-Йорка.

5

Октябрь — ноябрь 1968


Считают, что апрель — лучший месяц для Парижа, а для Нью-Йорка это октябрь. Ясные, бодрящие дни, золотое пламя листвы в парках, стаи перелетных птиц в голубом небе.

В один из таких дней Ви отправилась на работу пешком и шла, глядя на золотые деревья, которые в восточной части Центрального парка сменялись удивительным разноцветьем: листва сверкала алмазным блеском и напоминала драгоценные мозаики из аметиста, рубина, топаза и переливчатого опала — камня, соответствующего месяцу рождения Ви.

Во время таких прогулок у нее часто возникали идеи, связанные с работой, и она сразу садилась за стол и записывала их в специальные блокнотики в черных обложках. В таких случаях, входя в офис, она просила Илэйн не обращаться к ней, так как яркие мысли, не записанные сразу, быстро таяли в памяти, как облачка в небе.

Серию блокнотов с записями обрывков мыслей, идей, названий она завела по совету Филиппы, которая назвала их «книги озарений». Ви часто перелистывала их, находя подходящую к случаю запись для решения сегодняшних проблем.

Недавно она удачно разрешила первостепенной важности «проблему Армана». Ви поручила ему особую линию работы, которую он должен был выполнять исключительно собственными силами, без какой-либо помощи и руководства. Арману идея понравилась, он сам предложил название: «линия А» — буква, с которой начинались имена Анны и Армана, и в то же время первая буква алфавита, что подчеркивало чрезвычайную важность направления. По «линии А» производились духи особого качества и неповторимого аромата, не серийно, а в очень небольших количествах; флаконы нумеровались, как бутылки редчайших вин, и на каждом флаконе Арман ставил свою личную подпись.