Косметические товары продавались дешевле, чем у других фирм, но цены были не очень низкие, чтобы не дискредитировать фирму. Покупательницы среднего класса не могли выбирать духи или помаду, исходя из принципа «чем товар дороже, тем он лучше», но не хотели и дешевки. Поэтому «Виндзор» никогда не продавал за пятнадцать центов крем для лица себестоимостью десять центов — цена назначалась минимум вдвое выше, что давало акционерам фирмы немалые доходы.

Нина начала работать на фирму в середине ноября, через несколько дней после того, как Джон Кеннеди был выбран президентом. Нина голосовала за него, и Арман тоже, — он впервые участвовал в выборах как полноправный американский гражданин. Они отпраздновали победу Кеннеди дома, с местным вином, так как с деньгами в семье было очень туго.

Нина надеялась, что таким образом сможет помочь семье выпутаться из затруднений. Ей казалось, что работа будет интересной и не трудной, так как многие домохозяйки были преданы фирме «Виндзор» и постоянно заказывали товары у «своих леди».

В субботу Нина вышла с чемоданчиком, наполненным образцами и каталогами, не забыв прихватить широкую улыбку. Вечером она вернулась измученная, но торжествующая, заработав тридцать долларов комиссионных. Ей понравились и работа и женщины, которых она обслуживала. Нина любила делать людям хорошее, а покупка косметики давала утомленным нудной работой домохозяйкам минуты отдыха.

В воскресенье она опять заработала тридцать долларов и пять домохозяек пригласили ее на чай с кексом.

— То, что я не получу в долларах, доберу в фунтах, — шутливо сказала она, целуя Армана в макушку. — Будет у тебя жена с талией в три обхвата. — Хотя Нина устала, но испытывала приятное возбуждение — работа ей нравилась. Этой ночью они с Арманом впервые за несколько недель занимались любовью.

Им всегда было хорошо вдвоем, но за этот год они занимались любовью очень редко. Секс отступил на второй план, каждый был занят своей работой и ее проблемами, и совместная жизнь свелась к обсуждению налогов, счетов и обеденных меню. Они как-то забыли о том, что свело их друг с другом, незаметно утратили что-то важное. Не ощущая этого, они жили повседневной жизнью, забывая, что тело и воображение — тоже часть реальности.

Но в это воскресенье желание вспыхнуло, как прежде, прорвав унылый покров скуки. Нина медленно раздевалась в вечернем сумраке спальни, обнажая свое нежное тело — груди, бедра, ягодицы, плавно поворачиваясь перед Арманом, словно впервые демонстрируя ему свою наготу.

Этот медленный стриптиз все более возбуждал его. Ее тело казалось Арману незнакомым и пленительным. Он забыл, как волнует ее нагота, и, коснувшись груди Нины, вздрогнул в эротическом порыве. Она легла рядом с ним и словно раскрывалась навстречу ему, увлажнившаяся кожа блестела, когда он гладил ее плечи, пышные груди, живот и темный треугольник лона. Он ввел руку в щель, открывающуюся среди рощицы кудрявых волос, и почувствовал тепло и призывный трепет. Он вынул руку, и Нина застонала, умоляя его продолжать. Арман встал на колени, нагнулся над ней и пробежал языком от пупка до темного треугольника, очертив его своей слюной. Потом приник к нему ртом, и сосал ее соки, а она, подавляя стон оргазма, схватила подушку и откинулась в нее лицом извиваясь от наслаждения. Тогда он оторвал от ее тела свои губы, приподнялся над ней, вошел в нее и немедленно кончил.

— О, это было колоссально, — сказала она потом. — Надо это повторять почаще.

— Я боюсь наделить тебя пагубными привычками.

— У меня всегда была склонность к дурным привычкам, — задорно возразила она, — и я не собираюсь меняться.

Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб, зная, что ночь любви повторится не скоро.

Причина была в том, что он устал, заработался. Долг висел над ним темной тучей, и непрестанная мысль о нем лишала его сил. Винить он мог только себя, но тем не менее чувствовал постоянное глухое раздражение против Нины. Это она побудила его сделать еще одну попытку. Он похоронил свои надежды после провала в фирме Маргарет Пирсон и не стал бы пытаться вновь. Но Нина с пылом молодой влюбленной женщины стремилась возродить в нем веру в себя, в свой блестящий гений и попытаться еще раз. Она восхищалась им и льстила, убеждая, что он наделен волшебным даром. Вспоминая это, он мрачно улыбался — она сумела возродить его мечты, и это принесло ему гибель. Если бы он не встретил Нину, он работал бы как прежде, получая полное жалованье, а теперь треть его уходила на расплату за попытку осуществить свои прежние безумные фантазии.

Пятьдесят тысяч долларов. Он должен был выплатить их Джуди Гросвенор, захотевшей, чтобы он снова создавал свои изумительные духи. До войны она была одной из его американских клиенток. Он случайно встретил ее с дочерью в магазине на Пятой Авеню, и она его сразу узнала.

— Это же Арман Жолонэй! — радостно воскликнула она. — Маг и волшебник! Весь Париж был от него без ума, Банни, еще до того, как ты родилась.

За чаем в роскошном отеле «Плаза» она рассказала, что ее четвертый муж, Мэтью Гросвенор, недавно умер, оставив ей наследство, и она хотела бы начать какое-нибудь интересное живое дело, например открыть модный салон в Далласе.

Они встретились еще раз, и он узнал, что у нее возник новый замысел, связанный с ним. Она решила, что салон модного платья — ординарная идея, захотела создать магазин редкостей, где можно было бы купить яйца работы Фаберже, старинную золотую парчу, а также духи Армана Жолонэй. В нем должно было быть все самое редкое, изысканное, почти недоступное.

Нина убедила Армана принять предложение. Джуди Гросвенор оказала финансовую помощь. Он снял помещение и устроил лабораторию, пытаясь воссоздать ароматы, созданные им в довоенном Париже, но не смог воскресить свой талант. Чутье исчезло, знаменитый «золотой нос» Армана Жолонэй отказал ему. Через полгода Джуди Гросвенор начала выражать нетерпение, еще через месяц пригрозила процессом. Так возник чудовищный долг, который Арман обязался выплатить. Они стали практически нищими. Арман во всем винил Нину, подогревавшую тщетные надежды. Если бы не эта злосчастная попытка, у них, по крайней мере, было бы хорошее вино к обеду. Эта неудача разрушила Армана, он чувствовал свою несостоятельность, гибель души, таланта, способности любить. Ему казалось, что он ничто, пустая шелуха. Иссякла и его любовь к Нине, и он в последний раз сыграл для нее страсть, как актер, собирающийся уйти со сцены.

Первый уик-энд Нины был самым удачным. Теперь день ото дня ее доходы становились все меньше и меньше и уже не превышали тридцати долларов за день. Ее энтузиазм увял, и хотя деньги были нужны, она так уставала от дополнительной работы, что быстро утрачивала веселость и жизнерадостность.

Дело было не только в усталости, но главным образом в отношениях с Арманом. После восхитительной воскресной ночи он не касался ее. Огонь их любви угас, скудная теплота отношений не согревала души, как водичка комнатной температуры не утоляет жажды.

Была еще Ви, по-прежнему любившая Нину; они были словно две сестры. Но Ви внушала ей тревогу — у нее не было подруг, друзей-сверстников, она ни разу не целовалась с мальчиком. Выросшая красавицей, привлекавшая всеобщее внимание, она совершенно не обращала на это внимания. Однажды Нина взяла ее на вечеринку с танцами, но Ви не хотела танцевать, а на попытки мужчин завести разговор отвечала односложно. В шестнадцать лет — пору цветения — Ви не обладала жизнерадостностью юной девушки. Отстраненность и тяга к уединению, желание замкнуться «в башне из слоновой кости» отдаляли ее от Нины.

Арман переживал депрессию и становился недоступен для Нины. Марти тоже беспокоила Нину, но к этой тринадцатилетней дикарке нелегко было подступиться. Маленькая бунтовщица была тверда, словно бронированный армейский грузовичок. Нина кое-что по собственному опыту знала о необходимости ограждать себя от мира жесткой броней, но не могла бы сказать Марти, что хорошо ее понимает.

Марти редко бывала дома, слоняясь по городу с кампанией пятнадцати-шестнадцатилетних подростков. Арман, Ви и Нина избегали разговоров о ней, словно боялись узнать, как и чем она живет.

Нину начало одолевать чувство безнадежности. Она пыталась сохранить стойкость и бодрость, но это ей не всегда удавалось. Ежедневная, без выходных работа изнуряла, и у нее не оставалось сил заниматься домом.

Она вспоминала прежнее ощущение любви — словно гигантская птица распахивала крылья и уносила ее в небеса.

Арман открыл ей не только мир новых любовных ощущений. Совместная жизнь обострила все ее чувства, расширила мировосприятие. Нина, как многие американки, не любила вино, предпочитая сладкий лимонад. Арман научил ее смаковать вино, пить его маленькими глоточками, ощущая вкус на языке и нёбе. Нина полюбила и оценила его. Арман научил ее разбираться и в еде, улавливать вкус тонких деликатесов и чувствовать отвращение к пережаренным или небрежно приготовленным блюдам.

Вино, еда, одежда… Прилежная ученица Армана, Нина стала изысканно и стильно одеваться, избегая кричащей, дурного вкуса одежды многих американок. А еще он ввел ее в неведомый многим мир запахов. «Обоняние — самое тонкое и индивидуальное из всех чувств», — говорил он ей. И теперь, просыпаясь на рассвете, она испытывала наслаждение, вдыхая ароматы раннего утра, упивалась запахом кожи Армана, похожим на очищенный миндаль.

Любовь угасла, и Нина больше не пыталась искушать Армана. Могучие крылья любви печально опустились. В память о любви, в расплату за нее Нина продолжала тянуть свою лямку. Она начала неудержимо полнеть и не боролась с этим бедствием стареющих женщин — ей стало безразлично собственное тело, больше не пробуждавшее желание у Армана.

Ви не могла понять, почему не чувствует себя счастливой. Как будто бы все было хорошо. Ее мечта осуществилась, — у нее была мать, и даже к лучшему, что не родная — Ви чувствовала себя ровней Нине, они обо всем говорили как подружки-ровесницы. И при этом Ви, наконец, ощущала нежную заботу и ласку старшего: Нина расчесывала ей волосы по утрам, заставляла принимать лекарства во время болезни, убирала постель, если она торопилась в школу.