— Черт тебя побери, Марти, — сердито сказала Ви.

— Ага, я тебя достала! — победоносно воскликнула Марти.

— Ну-ка, собирай поживей свои вещи, пора идти! — строго приказала Ви. Когда дело касалось школы, Марти приходилось подчиняться старшей сестре.

По пути Марти язвительно высказалась о Нине: — Новая шлюха вовсе не красотка, правда? Но нам-то без разницы. — Она пожала плечами. — Все они ненадолго.

— Много ты знаешь! — крикнула Ви, испытывая обиду за Нину.

— Уж нашего-то старикана я знаю. Ему бы только попрыгать на матрасе с кем угодно.

— Не говори так! Она замечательная. И о папе не смей так говорить!

Марти в ответ снисходительно усмехнулась. Некоторое время сестры прошли в молчании. Потом Ви сказала: — Знаешь, Марти… Иногда мне хочется иметь маму…

— Дура ты.

— А тебе?

— Еще недоставало! Хватит с меня и старшей сестры.

— Я бы хотела…

— Ты бы ее возненавидела.

— Не знаю. Пока что мне хочется, чтобы папа попросил Нину поселиться с нами.

— А знаешь, чего хочу я?

— Да?

— Чтобы ты не называла его папой. Папочка да папочка, словно ты дитя малое.

— Ну и что? — возразила Ви. — Я еще не взрослая.

— Пора уж повзрослеть. — Марти ни за что не призналась бы Ви, что она тоже хотела бы иметь мать и отца. Отец принадлежал Ви, Марти считала, что ее отец ненавидит. Чувствуя себя отверженной, она превратилась в уличного сорванца, найдя дружбу и нежность у таких же изгоев.

Ви подождала, пока сестра войдет в здание, и пошла дальше в свою школу, позабыв о грубых словах Марти и мечтая о новой встрече с Ниной.

«Нина обещала прийти сегодня вечером, и я испеку к ее приходу пирог, — думала Ви, — зажгу свечи. Будет маленький праздник»

Потом они с Ниной сядут в укромном уголке, и она задаст ей женские вопросы, с которыми Ви не к кому было обратиться. Миссис Мэрфи просто старая дура, а отец отвечает сдержанно и уклончиво. Видно, ему неловко, он ведь мужчина. Вот когда недавно у нее была первая менструация, он только сказал, что теперь она становится женщиной. А Френсис Мэрфи несла какую-то чушь о связи женских циклов с фазами луны и противно объясняла, как употреблять «котекс». — Ви даже зажмурилась от омерзения. Нина будет говорить с ней совсем по-другому, Ви была уверена в этом.

Придя из школы, девочка с нетерпением ждала вечера. Она думала, что запомнит его на всю жизнь — она впервые с помощью женщины войдет в женский мир, они будут разговаривать, открывать друг другу свои души, словно мать и дочь.

Ви пришлось ждать до самой весны — только тогда Арман и Нина определили свои отношения.

Колебались оба. Нина была уверена, что любит Армана, но не знала, сможет ли она пожертвовать своей независимостью, ведь еще подростком она стала самостоятельной и привыкла жить одна. Мужчины приходили и уходили, это были мимолетные связи. Она доверилась Арману, открыла ему свою душу, почувствовала себя счастливой и умиротворенной — и все-таки боялась связать с ним свою жизнь. Зарубцевавшиеся шрамы вдруг начинали ныть, как ампутированная нога, и жесткая броня, которой защищала себя Нина в своей одинокой жизни, не размягчалась.

Когда она готова была уступить, сомнения вдруг одолевали Армана. Он начинал говорить, что миссис Мэрфи не позволит Нине поселиться у него, а ее квартира мала для четверых. И Нина, и Арман знали, что это были всего лишь отговорки. Арман боялся брака. Его прежняя жизнь оставила более страшные шрамы в душе, чем у Нины. Недоверие к женщинам выросло у него из ужасного опыта его второго брака. Вспоминал он и безликую череду женщин, прошедших за эти годы через его спальню, — ни одна из них и не подумала дать толику душевного тепла его дочерям. Может быть, после всех этих лет он разучился любить и не сможет дать Нине настоящего чувства. Но он боялся и полюбить ее слишком сильно, предав память Анны. Он не сомневался, что Нина станет прекрасной матерью для Ви. Она была живой и интересной подругой и страстной любовницей. Арман желал связать с нею свою жизнь, а когда она соглашалась, отступал в испуге.

Через три месяца Арман решил положить конец мучительным отношениям. Он сказал Нине, что они не должны больше встречаться.

Узнав об этом, Ви впала в оцепенение. Она не отвечала на вопросы, едва прикасалась к еде. Ви было уже четырнадцать, но Арман вспоминал такое же ее состояние, когда они поселились в Каркассоне; безмолвная двухлетняя крошка пряталась в углу, словно замерший зимой жучок, только тогда она смотрела на все удивленным серьезным взглядом, а сегодня Ви не поднимала глаз и ничего не замечала вокруг. Арман не сообщил Нине о состоянии Ви. Он знал, что она тут же кинется к ней, и боялся этого.

В воскресенье, на девятый день после того, как они расстались, Нина решила с утра до вечера ничего не делать и наслаждаться свободной жизнью. Она прочитала пару детективов, съела половину кофейного торта, от которого ей стало плохо. Тогда она почувствовала, что не испытывает от счастливого безделья ни малейшего удовольствия и, поглядев в зеркало, увидела хмурое лицо и раздраженную гримасу.

В эту минуту внизу раздался звонок. Нина схватила гребень, но всклокоченные волосы не слушались, к тому же под рукой не было бумажной салфетки, чтобы стереть ночной крем. Уверенная, что это Арман, она решила не открывать, потому что не могла показаться в таком виде. Но звонок продолжал дребезжать, и, крепче подвязав поясом халатик и вытирая на ходу лицо найденным полотенцем, она сбежала по лестнице и открыла входную дверь. Перед ней стояла Ви. По ее бледному лицу струились слезы, губы двигались, но Нина не услышала ни слова. Ви прижимала к груди изуродованное, окровавленное тельце котенка. Жакет и руки Ви были в крови.

— Идем, бэби! — ласково сказала Нина и, обняв, повела ее по лестнице. В комнате Ви не села, не отдала котенка и даже не подняла глаз на Нину.

— Он совсем мертвый, черт возьми! — были ее первые слова.

— Ви! — изумленно воскликнула Нина.

— Его машина переехала. Джуэл увязался за мной, когда я пошла к вам. Я велела ему идти домой, но он не послушался. Я нагнулась, чтобы взять его на руки, а он побежал через улицу… прямо под машину. Проклятая машина переехала его насмерть. Подонок. — Теперь Ви плакала, отрывисто всхлипывая, как будто не умея расплакаться по-настоящему. — Убили моего друга. Моего лучшего друга.

— Бэби, бэби, — приговаривала Нина, гладя девочку по голове. — Мы похороним его. Найдем ящик и завернем его в красивый шелк. Ему будет мягко.

Ви кивнула. Нина принесла с кухни ящик и побежала в спальню. Она перебрала платья в шкафу и, выбрав темно-зеленое, в котором была с Арманом в рождественский вечер, оторвала от юбки блестящий лоскут. Ви глубоко вздохнула. Нина вынула из ящика комода ножницы, вырезала прямоугольник зеленой ткани и постелила его на дно ящика. Ви тихо подошла и положила в ящик Джуэла.

— Мой бедный маленький дружок, — всхлипнула она и повернулась к Нине, отдаваясь в ее власть. Нина сняла с нее жакет, помыла под краном руки и повела в ванную. Быстро наполнив ванну водой, добавив пены, она вымыла Ви губкой, промыла шампунем волосы и расчесала их. Вытерев ее большим полотенцем, она надела на нее свою ночную сорочку.

— Теперь мы зароем Джуэла, — спокойно сказала Ви.

— Да, только сначала выпьем чаю, и ты обсохнешь.

Вдруг Ви снова начала плакать. — Ну что ты, что ты, бэби, — беспомощно повторяла Нина.

— Никто никогда в жизни не мыл и не причесывал меня… — всхлипнула Ви. Нина, потрясенная, уставилась на нее, — она ощутила, как рос этот обделенный жизнью ребенок.

— Я пришла, чтобы попросить вас помириться с папой. Я больше не могу, — плакала Ви. Нина тоже заплакала.

Через час они вышли из дома, зарыли Джуэла в саду и положили на могилку несколько крокусов и подснежников, сорванных с клумбы. Нина была тщательно одета и причесана. Она поймала такси и повезла Ви домой.

Арман не протестовал. Он так истосковался по Нине за эти дни, что чувствовал себя полумертвым. Взяв за руку, он повел ее в свою спальню, где они долго занимались любовью. Им было хорошо. Нина любила Армана, но вернулась к нему только из-за Ви.

Они решили договориться с миссис Мэрфи, чтобы за дополнительную плату Нина поселилась у Армана. Свою квартиру Нина решила сдать.

3

1960–1961


В 1960 году Нина стала одной из «виндзорских леди» — замужних женщин, которые, чтобы немного подработать, обходили в субботу и воскресенье дома своего района, предлагая домохозяйкам косметику фирмы «Виндзор».

Это была самая большая косметическая фирма Америки, имевшая лицензии на право торговли в Европе, на Дальнем Востоке и в Южной Америке. Хелена Рубинштейн называла «Виндзор» фирмой дешевых сосисок, но доходы Виндзора были выше доходов фирм Рубинштейн и Элизабет Арден. Не выдерживали конкуренции с Виндзором ни Авон, ни производящие изысканные духи фирмы Ревлона и Маргарет Пирсон. Язвительное прозвище возникло оттого, что «Виндзор» побивал конкурентов дешевизной и масштабностью. Секрет был прост — экономия на рекламе. «Виндзор» не выпускал красочных рекламных проспектов и не печатал дорогостоящих объявлений в газетах. Фирма платила комиссионные своим «виндзорским леди», обходившим клиентов с каталогами товаров фирмы и чемоданчиками с образцами. Домохозяйки выбирали и заказывали товар, а если губная помада или тени не приходились по вкусу, то покупательница могла вернуть их товарному агенту в следующее посещение.

Система себя оправдывала — «виндзорские леди» получали неплохие комиссионные, и это обходилось фирме дешевле, чем широкая реклама товаров. К тому же создавался постоянный круг покупательниц, приверженных «своим леди».