– Такие вещи быстро становятся известными.

– Но я не сказала, что верю этому.

– Ты только подумай, ее отец был состоятельным человеком и хотел вложить деньги в операции Байяра. А Флора молоденькая впечатлительная девица, которая поступит так, как ей скажет муж, и не станет поднимать шум, если он захочет держать свою возлюбленную в другом месте, а может быть, даже и под той Же крышей...

– Райан не стал бы этого делать. – Элен с трудом сдерживала дрожь в голосе.

– Нет? Но он же капер, не забывай об этом, человек, привыкший улаживать все дела только в свою пользу, имея всегда выгоду и удобства.

«Неужели это все возможно?» – подумала Элен. Кровь ударила ей в голову и застучала в висках, когда она стала лихорадочно обдумывать услышанное. Некоторая логика в словах Дюрана все-таки была. Торговля для Райана имела большое значение и занимала почти все его время и значительную часть его мыслей. Он никогда и не скрывал своего мнения по поводу преимуществ, которые даст и ему, и всем остальным переход Луизианы под американский флаг. В конце концов, именно с этой целью он и отправился в трудное путешествие в Вашингтон.

Это, безусловно, не означало, что Райан позволит американцам диктовать свои правила и образ жизни, однако он вынужден будет хотя бы делать вид, что соблюдает правила приличия, поэтому он и женится на Флоре. Элен не могла винить его за это, ведь сначала он попросил ее выйти за него замуж.

Мысль о том, что она может причинить вред интересам Райана, если останется жить в этом доме, не став его женой, вызвала неприятное ощущение. Оставаться здесь из чувства благодарности за то, что он дважды спас ей жизнь? «Нет, это ужасно», – подумала Элен. Мадам Туссар пыталась предупредить ее, но она даже слушать ее не стала. Грустные размышления возвращали Элен к решению, которое она ранее обдумывала.

Перед тем как ответить Дюрану, Элен глубоко вздохнула:

– Тебе не стоит чернить Райана в моих глазах. Я уже сама приняла решение его оставить, – решительно проговорила Элен, на мгновение почувствовав страх и сожаление из-за того, что так сказала.

Брови Дюрана от удивления поднялись.

– Ты хочешь сказать... Что ты будешь делать?

– Найду себе комнатку где-нибудь, – ответила она с напускным спокойствием.

– И что?

– Снова начну изготавливать свои духи. Должна же я чем-то зарабатывать себе на жизнь. Иначе навсегда останусь содержанкой, которая зависит от прихотей мужчин, расплачиваясь определенным образом за каждый кусок хлеба и за каждую тряпку, которой мне придется прикрывать свое тело. Это для меня невыносимо.

– Свои духи? Ты уверена, что справишься?

– Уверена.

Дюран с сомнением наклонил голову, иронично взглянув на Элен.

– Байяр, как только вернется, сразу же прибежит, чтобы забрать тебя.

– Ничего у него не выйдет... – возразила она, гордо вздернув подбородок.

Дюран встал и подошел к перилам.

– Когда-то я был так близок к тому, чтобы иметь возможность заботиться о тебе.

– Сомневаюсь, чтобы ты позволил стать мне парфюмером.

– Это верно, – сухо ответил он. – Я и сейчас не одобряю этого. Серефина говорила, что ты со своей служанкой делаешь не просто духи, а колдовское зелье.

– И ты, разумеется, в это поверил?

Он сделал неопределенное движение, словно почувствовал себя неловко.

– На острове я видел и слышал странные вещи. И я выбросил бутылочку с духами, которая была у Серефины, в ту же минуту, как только она сказала мне о ней.

– Надеюсь, ты понимаешь, что твое неодобрение для меня ничего не значит, – строго заметила Элен.

Он пожал плечами, глядя на колышущиеся листья дуба.

– Ну, может быть, в память о нашем прошлом ты позволишь мне оказывать тебе помощь и в этом тоже.

От удивления она не сразу нашлась, что ответить.

– Если ты предлагаешь мне деньги, го это очень щедрый жест с твоей стороны, но я предпочла бы справляться сама.

– Боже мой, Элен, – воскликнул он, резко поворачиваясь к ней, – к чему эта гордость? Я ничего не ожидаю взамен!

– Я и мысли не допускала, что ты можешь что-то ожидать за это.

– Значит, ты не допускала. Ладно, но когда мы еще плыли на шхуне с острова, я сказал кое-что такое, чего не следовало говорить и чего я не имел в виду. – Его лицо потемнело, и он нервно провел пальцами по волосам. – Но теперь я хочу, чтобы все между нами было как раньше.

– Ты должен понимать, что это невозможно.

– Неужели? Предположим, я снова скажу тебе: переезжай жить ко мне.

– Я с тобой никогда не жила. – Это возражение вырвалось у нее инстинктивно, без особой страсти, ибо она хотела отказать ему и при этом не задеть его мужское самолюбие.

– Это не так уж важно. Мы проводили вместе так много времени, что смогли бы ужиться и под одной крышей.

– В мои планы совсем не входит менять одного мужчину на другого.

– Я полагаю, ты думаешь, что любишь Байяра. Но это тоже не так уж важно.

Румянец, вызванный смущением и вспышкой гнева, окрасил ее щеки.

– Это не твое дело... И знаешь, я не нуждаюсь в покровителе.

– Боюсь, что ты ошибаешься, – возразил Дюран, поигрывая желваками, – но спорить с тобой не стану. Если ты не переедешь жить ко мне, то куда же денешься? А может, ты уже нашла себе квартиру?

– Нет еще... – Элен не хотелось ему сообщать, что она вообще этим не занималась.

– Там, где я живу, имеется свободная комнатка.

– Я чувствую, что она будет обходиться мне дороже, чем я смогу платить.

– Не совсем так. По правде говоря, арендная плата внесена по первое декабря.

– Подожди... – проговорила Элен с напряженной подозрительностью. – Эту комнату... занимала Серефина?

– Какого же ты обо мне мнения! На самом деле эта комната для прислуги, которую я подыскивал для Серефины. Она небольшая, но вполне удобная, к тому же ее преимущество состоит в том, что она более безопасна, чем кишащие крысами хибары на окраине города.

– Из-за того, что ты будешь рядом? – Дюран раздраженно вздохнул:

– Да потому, что дом стоит на улице, где живут порядочные люди, на улице, которая освещается по ночам. Переезжай и не делай глупостей. Только скажи «да», и я переговорю с хозяйкой дома, она оставит комнату за тобой.

Поскольку Элен упрямо смотрела на него и молчала, он продолжал:

– Я же не чудовище, Элен. Наши отцы были соседями и дружили, а меня ты знаешь всю свою жизнь. Я желаю тебе только добра.

Все сложилось таким образом, что надеяться найти квартиру самой было действительно глупо. И все-таки Элен колебалась.

– Подумай, – говорил Дюран льстивым голосом, – если тебе не придется платить за жилье и за еду, то ты сможешь гораздо быстрее наладить производство своей парфюмерии.

– У меня нет желания пользоваться комнатой, тобою оплаченной.

– Но это же смешно!

– Может быть, но мне так будет спокойнее.

– Ну хорошо, ты можешь платить за нее мне, но приму я эти деньги только после того, как ты наладишь производство своих духов и начнешь их продавать. – Элен поджала губы.

– Странно, что ты проявляешь такую настойчивость и стремишься всячески мне помочь. Я уже было начала думать, что ты презираешь торговлю.

– Уверяю, тебе она тоже скоро надоест, – ответил он с улыбкой. – И во всяком случае, надеюсь в конце концов убедить тебя прислушаться к моему предложению.

– По крайней мере, ты говоришь честно, хоть ты и не прав.

– В чем не прав? Докажи это, – попросил Дюран.

Элен неожиданно и резко кивнула:

– Хорошо. Я согласна.

– Если кто и может принять правильное решение, так это ты, chere, – спокойно отозвался Дюран.

Выражение его глаз казалось безмятежным, но пожатие руки и поцелуй на прощанье показались ей слишком долгими и пылкими.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

– Я не пойду с тобой, – сказала Дивота. Элен собрала и упаковала почти все свои вещи. Она решила перебраться в новое жилище немедленно. Собрать нехитрые пожитки ей не составило большого труда. Их было так немного, что все они вполне уместились в небольшой сундучок. Она стояла, раздумывая, брать ли с собой новые платья, но поскольку материал для них купила она на деньги, вырученные за ожерелье матушки, то ее права на них казались достаточно очевидными.

Элен и в голову не приходило, что Дивота может с ней не согласиться. Горничная слыла женщиной строгих правил, Элен это знала, но желание хозяйки в течение долгого времени всегда становилось и ее желанием. Она никак не ожидала, что Дивоте не понравится решение оставить дом Райана. Она уже боялась, сумеет ли настоять на переезде...

– Объясни мне, почему? – Элен уложила ночную сорочку поверх всего остального в сундучок, стоявший на кровати, выпрямилась и повернулась к горничной.

– Я уже обжилась в доме Байяра, и уезжать отсюда не хочу...

– Твое место вместе со мной!

– Твое место, chere, тоже здесь.

– И как ты можешь такое говорить? Меня здесь ничто не удерживает – ни обязательства, ни клятвы.

На лице Дивоты появилось упрямое выражение.

– Может, и непроизнесенные, но все же они есть.

– Ты не знаешь всего, – возразила с болью в голосе Элен, не глядя на горничную.

– Я знаю достаточно много. Месье Райан страшно разозлится, когда обнаружит, что ты ушла. Хотя, может, ты этого и добиваешься?

Элен не стала отвечать на этот вопрос, даже не задумавшись над ним.

– И все же я не понимаю, – она стояла на своем, – почему ты не пойдешь со мной. Ты всегда сможешь вернуться, если так уверена, что Райан прибежит за нами.

У открытой двери послышалось какое-то движение. Бенедикт вошел в спальню.

– Простите мое вторжение, мадемуазель. И простите мне мою преданность вашей служанке, это не было преднамеренным, уверяю вас. Боюсь, что она не хочет уходить отсюда из-за меня.

Одного взгляда на лицо Дивоты было достаточно, чтобы убедиться в правоте слов Бенедикта. Серебристые искорки мелькнули в ее серых глазах.