— Надеюсь, это не бычки, — Евгения наклонилась над тарелкой.

— Нет, филе сома, оно без костей.

После обеда они перешли в гостиную.

— Вот это да-а! — Евгения уселась на диван и покрутила головой. — Никак не могу поверить…

— Ты про Лилькин переезд? — спросила мать.

— Ага. Надо же, ни слова, ни полслова. Хороша Лилит!

— Вот именно. Из Лильки созрела Лилит, — Ирина Андреевна говорила, переставляя книги на полке. Евгения знала — это признак волнения. Бабушка поступала так же. Она — нет. Впрочем, пока нет.

— Мам, может, Лилька решила устроить нам сюрприз? Позвать на новоселье?

— Сюрприз она уже устроила — неожиданным отъездом. Что ж, серьезный поступок — поменять деревенский дом на квартиру в Москве, сама знаешь какую. Да проделать все так быстро… Месяца не прошло, как она взяла отпуск.

— Когда я уезжала в Питер, она говорила, что хочет проветриться. С кем-то полететь в Крым.

— Она не говорила, откуда у нее деньги на такую операцию? — спросила мать.

— Нет, — Евгения покачала головой.

— Может, в плюс пошла земля вокруг дома. Хотя здесь она ничего не стоит, — вслух размышляла Ирина Андреевна. — Пока не стоит, — добавила она.

— Я подумала: не ты ли дала ей деньги, — сказала Евгения. — Под те, что в испанском банке.

— Нет. Она просила их, я тебе рассказывала. На мадагаскарских тараканов, — Ирина Андреевна вздохнула.

— Фу-у, — с досадой фыркнула Евгения. — Тогда, может, взяла кредит? Или помогла ипотека?

— Евгения, — Ирина Андреевна резко вскинула голову. — Иногда мне страшно за тебя, — в голосе матери звучала откровенная досада.

— Что я такого сказала? — Евгения по-детски надула губы. Ей не нравилось, когда мать говорила с ней таким тоном. — Я знаю: люди берут кредит, переезжает в другую квартиру…

— Для этого руководитель предприятия, в данном случае я, должен дать бумагу, в которой указана зарплата. Причем такая, какая позволяет претендовать на ипотечный кредит. Понимаешь? Ты про это слышала? — Мать уронила толстый словарь на пол. — Тьфу, все из рук валится.

— Но… что-то случилось еще? — тихо спросила Евгения. Она почувствовала, что градус раздражения матери выше, чем был бы только из-за Лильки. Без других причин мать посмеялась бы над ее доверчивостью насчет кредита, не больше. На самом деле зачем вникать в технологию того, что ей не нужно? Когда понадобится — тогда узнает…

— Случилось, — проговорила Ирина Андреевна. — Хотя вроде бы еще нет.

— Как это? Да или нет? — не поняла Евгения.

— Внешне нет, но на самом деле — да.

Евгения, фыркнув, высказала предположение:

— Понимаю, процесс пошел, но его признаки не проявились на поверхности?

— Примерно так.

— Расскажешь? — спросила Евгения, готовая к тому, что мать может сказать «нет». — Что-то из-за Лильки? С ней связано?

— Со мной. Я приняла неправильное решение. Но сейчас не будем об этом. В общем, чтобы закончить о Лильке, давай скажем так: девушка выросла и жаждет самостоятельности. Флаг ей в руки.

Мать подняла словарь, оглядела полки. Места не было. Но она стиснула ряд книг изо всех сил. Евгения наблюдала. Значит, загадала: если втисну, то сбудется. Она сама много раз загадывала — это, видимо, семейное.

Словарь не влез целиком. Но Ирина Андреевна оставила его зажатым между боковой стенкой полки и книгой перед ним. Значит, очень важно, чтобы сбылось, поняла Евгения.

Она угадала. Все мысли Ирины Андреевны крутились вокруг одного: сумеют ли они устоять?

В общем-то, о Лилькиной жизни в последнее время Евгения знала не так много. Они по-прежнему подруги, но степень откровенности изменилась. К тому же, как выяснилось, когда пропала необходимость «тестировать» тех, кто жаждал стать близким другом Евгении, общих дел оказалось немного.

Они обе работали у Ирины Андреевны, но бывали дни, когда ни разу не встречались. Правда, вечером Лилька обязательно приходила. У Карцевых ужинали, пили чай, а иногда — вино, которое все чаще приносила Лилька. Причем не вино, а «дворняжку».

— У тебя личный винодел? — спросила как-то Ирина Андреевна.

— Нет, личный поставщик, — засмеялась Лилька. Ее рыжие кудри прыгали на плечах, они повторяли цвет напитка, который она принесла.

— А не подбираешь ли ты вино в цвет волос? — спросила Ирина Андреевна. — Или тот, кто тебе его дарит? Сегодня — дорогой херес. На зарплату, которую ты получаешь у нас, такое вино не купишь…

Лилька продолжала смеяться:

— Я взрослая женщина. И выбираю тех, кто понимает толк в винах и в цвете волос!

Чем больше думала Евгения о Лилькином переезде, тем меньше он ей нравился. Вернее, его таинственность. Она слишком давно знает Лильку и чувствует: что-то особенное грядет в отношениях с ней.

Будь между ними все, как прежде, на вечерних чаепитиях обсуждали бы ее затею, варианты обмена, цены на дома и квартиры в Москве и Подмосковье. Они узнали бы много чего о риелтерах, даже о цвете их ботинок и волос. И, конечно, постарались бы помогать Лильке угнездиться в новой жизни.

Но сейчас — тишина и тайна — это уже не Лилька, а Лилит. А значит — предупреждение.

20

Лилька смотрела, как мужчина одевается. Сказать, что он слишком хорошо сохранился для своих пятидесяти трех, можно только с натяжкой. Понятно: ему некогда ходить в гимнастический зал, а костюмы от именитых фирм скрывают недостатки, открывая миру хоть и немногие, но достоинства. Широкие плечи, длинные ноги. Сильные, она это уже почувствовала. Лилька ухмыльнулась. А вот живот великоват. И это она испытала на себе. Удачно, что у нее его нет, а то столкнулись бы, как два футбольных мяча. Она захихикала.

Но у него есть другие достоинства, без которых нельзя взойти по мраморным ступенькам в тот департамент, в котором он занимает не последний пост. По крайней мере, не письмоводитель, как пренебрежительно Лилька называет тех, кто ничего не стоит.

Она быстро обучалась, отселившись, как говорила, от своих корней. На самом деле корней никаких давно нет. Даже мать — уже боковая поросль. А сами корни, как полагала Лилька, давно сгнили.

— Никос говорил, что ты сообразительная… — усмехнулся мужчина, — девушка.

— Правда? А вы как думали? — сладким голосом спросила она.

— Я думал, что ты не девушка.

— Вы тоже сообразительный, — ухмыльнулась Лилька.

— Я опытный, — отозвался мужчина, застегивая рубашку. — Потом протянул к ней руки: — застегни!

Лилька удивилась, увидев запонки.

— Красивые, — похвалила она.

— Дорогие, — уточнил он.

На Лильку смотрела золотая морда тигра с глазами-алмазами.

— Это талисман или оберег? — спросила она, просовывая запонку в прорезь на манжете.

— Ты догадливая, но еще есть чему учиться, — бросил он, усмехаясь. — Одна — талисман, другая — оберег. — Ему понравилась собственная находчивость, она даже рассмешила его.

— Я готова учиться, — подала голос Лилька. Знал бы дядя, какая она догадливая на самом деле.

— Я приеду еще, — пообещал он. — Поговорим и не только… — Он многозначительно поднял брови.

Лилька не встала с кровати, не проводила его. Найдет дверь, не слепой.

Мужчина ушел. Она вытянулась на жестком широком матрасе. Поморщилась — подушка сохранила запах чужого пота. У него слишком длинные волосы для такой жары.

С тех пор как Лилька переехала сюда, она потеряла покой. Варианты, которые приведут к новому, главному успеху, крутились в голове с такой бешеной скоростью, что это стало заметно другим.

Ее новый знакомый, полковник из Генштаба, сделал неожиданное сравнение, которое сначала сильно рассмешило ее. Но, подумав, она по достоинству оценила армейскую точность.

— Ты похожа на крылатую ракету, — сказал он, так же одеваясь, как только что ушедший гость.

Правда, тот после себя оставил аромат дорогого парфюма. Она снова поморщилась.

— Ты, Лилит, каждую секунду проверяешь свой курс, а в каждую следующую его корректируешь.

Как подошел бы он ей для задуманного дела! Но у него нет больших денег, да и власти тоже. Что ж, спасибо за лестное сравнение. Насколько ей известно, крылатая ракета не промахивается, а попадает точно в цель.

В общем, она искала того, кто сумеет обанкротить хозяйство Карцевой, его купить, сделать директором ее, Лилию Решетникову. Она знала, где и как искать.

Мужчины всегда обращали на нее внимание, они тянулись к ней, но многие, подойдя совсем близко, отступали. Как будто их что-то настораживало или пугало. Она долго не могла понять, в чем дело, злилась. Лилька жаждала управлять каждым, на кого посмотрит. Она хотела превратиться в настоящую Лилит — завлекать, а потом бросать распаленного от желания, мучить…

Она узнала, что кроме гормонов, которые привлекают, есть и репелленты, которые отталкивают. Вероятно, запрет на то, чтобы «пойти до конца», у нее сидел в голове, и это чувствовали мужчины. Когда она завлекала к себе в постель поклонников Евгении, распалившихся от желания, она запросто выталкивала их. Точно так она поступила с Костей.

Но теперь, когда феромоны Карцевой наготове, никто не мог противиться ей. Вот почему этот вонючий тип оказался в ее постели. На этого человека ее навел Никос, тот самый Николай Георгиевич Никомадис, родной дядя Кости.

Она помнила, как Никос смотрел на нее во время тараканьих бегов. Да-да, именно на нее, а не на Евгению. Обычно сначала все поедали глазами подругу. Первобытные Адамы, жаждущие успокоения на нежной женской груди, думала она, кривя губы. Потом, ночью, они начинают мечтать о такой, как Лилит, которая лишила бы их сил… Конечно, нехотя признала Лилька, Никос знал, что Евгения — девушка его племянника.