Лилька знала, куда позовет подруга Дмитрия Павловича, эта романтическая натура. Про имение Апраксиных она рассказывала много раз, Лилька даже однажды поехала с ней. Груда развалин, заросших сорняками — и все…

Она увидела их машины там, где и собиралась их увидеть. Лилька не отпустила частника, который ее привез, попросила подождать.

Еще раз похвалила про себя его желтый «Пежо» — сама бы таким порулила с удовольствием! Ничего, придет время, купит себе машину-японку, как балерина-этуаль, о которой прочитала в газете. У нее будет на что, как и у балетной звезды.

Крадучись между деревьями, прижимая к себе фотоаппарат, Лилька наблюдала за парочкой. Как соблазнительно он положил голову на ее плечо! Рука тоже лежит замечательно — если немного изменить ракурс, можно подумать, что он касается ее груди. Достаточно, чтобы поднять всю муть со дна страдающей души, насмешливо подумала она.

Затвор почти бесшумно сработал.

А теперь — срочно обратно. Послать Косте, по электронной почте.

Когда она вернулась к машине, мужчина стоял, привалившись к капоту.

— Два стольника сверху, — сообщил он.

Лилька чуть не упала. Оказывается, он вовсе не немой!

— Это почему? — она остановилась, уперши руки в боки. На шее мотнулся аппарат.

— Ты следила, снимала на камеру, — лениво продолжал он, ковыряя в зубах стебельком травы. — Будешь выставлять его на деньги. Я тебя привез, значит, должна быть и моя доля тоже.

Лилька зашипела:

— Ты откуда упал?

— Не хочешь — лови другого.

Он открыл дверцу машины и уже занес ногу.

Лилька озиралась, как кошка, за которой гналась стая собак. Сейчас они выйдут и увидят ее. Она уже заметила — между деревьями мелькнули желтые брюки Евгении.

— А я ведь тебя им сдать могу, — тихо проговорил мужчина.

Лилька выругалась и села.

— Деньги вперед, — он протянул руку.

Она открыла сумочку, отдала.

— Я думала, ты немой.

— А я твой, что ли?

— Да немтырь, вот я про что.

Он засмеялся:

— Нет, я говорящий. У меня во рту таблетка была. От гаишников. Вчера перебрал, так чтобы не пахло.

Лилька съехала с сиденья пониже — мало ли, разгонятся и засекут ее в машине.

В кабинете компьютерщика, который разрешал Лильке приходить в любое время, она записала картинку на жесткий диск. Теперь отправит подарок прикрепленным файлом прямо Косте в руки. Как сделать его анонимным, ее научил один знакомый, еще по университету — он отправлял картинки рискованного содержания куда-то на север Европы.

Ей так важно было узнать, получит ли Костя этот ее привет. Потому что она, конечно, догадалась, кто звонил Евгении.

17

Ирина Андреевна ждала этого дня, этого часа, но не готовилась к нему. А зачем готовиться, просто надо сказать правду. Вернее, признать ее, когда настанет время.

К ней в кабинет, а не в лабораторию пришла Лилька. Ирина Андреевна взглянула на обувную коробку у нее под мышкой и сразу все поняла.

— Я пришла спросить, — сказала Лилька.

— Спрашивай. — Карцева указала на стул возле длинного стола, который торцом упирался в ее директорский стол. Она нажала на кнопку интеркома: — Я занята, — предупредила секретаршу. Она не хотела, чтобы их прерывали.

Лилька опустила коробку на полированную столешницу, дернула за кончик серого шпагата. Ирина Андреевна догадалась, что Лилька делала это много раз. Потом сняла крышку, вынула конверт. Вытряхнула содержимое на стол.

— Ты нашла, я вижу, — усмехнулась Ирина Андреевна. — Хочешь получить объяснение?

— Хочу. — Лилькины ультрамариновые глаза, не мигая, смотрели на Карцеву, а мелкие кудряшки, в которые она недавно превратила крупные светло-рыжие волны волос, подрагивали на щеках от учащенного дыхания.

— Что ж, Марина не брала с меня клятву унести тайну в могилу. — Ирина Андреевна откинулась на спинку кожаного кресла и, словно уходя из сегодня во вчера, сложила руки на груди. — Значит, у меня есть право сказать. Это хорошо, что ты спрашиваешь сейчас: ты поймешь, ты уже взрослая женщина…

— Женщина? — вцепилась в слово Лилька. Крик вырвался невольно. Не от удивления или протеста, а чтобы оттянуть миг узнавания. Она впилась бы сейчас в любое слово, абсолютно ничего не значащее. Внезапно ей стало страшно.

Но Ирина Андреевна тоже впилась в это слово:

— Конечно, не девушка, причем давно, — хмыкнула она. — Будто я не знаю…

— Моя мать умерла, уверенная в обратном, — сказала со смешком Лилька.

— Марина вообще считала, что все должно быть так, как она думает и хочет.

— Иногда она хотела неправильно, — отозвалась Лилька.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Ирина Андреевна.

— Себя.

— То есть? — попыталась уточнить Карцева.

Лилька тоже сложила руки на груди и слегка ссутулилась, словно закрываясь от чего-то:

— Я не считаю, что моя жизнь — подарок. Если подарок, то мать сделала его себе — меня подарила себе. — Лилька положила руки на стол, ногти сверкали кроваво-красным сильнее полировки стола. Она словно скинула с себя часть груза и ощутила даже некоторую легкость.

— Ты недовольна? — удивилась Ирина Андреевна.

— Конечно, недовольна! — Лилькины красные губы, такого же тона, что и ногти, скривились. Она повторила: — Конечно, недовольна! Для того чтобы выпускать детей на свет, им надо приготовить… жизнь.

— А ты не хочешь сама заняться своей жизнью?

— Я?! Да на это целой жизни не хватит! Сами посчитайте, вы биолог. Сколько лет активной жизни у человека? С двадцати пяти до сорока пяти. Ну, кто-то протянет до полусотни, — добавила она, глядя на женщину с намеком. — А там — финиш. Все эти годы биться, чтобы потом отвалить со сцены? — Она резко засмеялась.

— Но у тебя будут дети. Для того их и рожают, чтобы они…

— Мы с Евгенией уже говорили об этом, — перебила она. — Я сказала ей и вам могу повторить: родители должны не требовать благодарности за свой гражданский поступок, а извиняться. Мол, прости меня, Лилька, но так хотелось, так хотелось, чтобы было все, как у всех… И я тебя родила.

Ирина Андреевна смотрела на нее с некоторой несвойственной ей растерянностью. Потом задумчиво сказала:

— Извиняться надо, стало быть? Ох, какая же ты! Откуда мать могла знать, что тебе мало радости от самой жизни? Она-то радовалась…

— Ой, только не говорите, что матушка пела от счастья с утра до вечера!

— Мать надеялась, что ты сумеешь то, чего не удалось ей, — тихо проговорила Ирина Андреевна. — Она одарила тебя, а это мало кому перепадает.

— Это вы о чем? — Лилька, не поняв, наклонила голову и с интересом посмотрела на Карцеву.

— О твоей… — она подбирала более нейтральное слово, — внешности.

— А, вы про это… Ну да, большое спасибо! Не крокодил, прямо скажем! А если бы я получилась похожей на нее?

— Гм… — Ирина Андреевна пожала плечами. — Кто знает, может, ты выросла бы более… лояльной, что ли, к жизни…

— Это еще почему? — искренне удивилась Лилька.

— Потому что красота требует слишком много. Всегда.

Лилька вздохнула:

— Вот вам, между прочим, извиняться перед Евгенией не надо. Вы приготовили ей жизнь. Ей осталось не промахнуться с мужем. И она уже не промахнулась… — Лилька усмехнулась.

— Ты о Косте? — уточнила Карцева.

— Зачем ей какой-то бегунок? Помани пальцем, и он — прыг в чужую постель.

Ирина Андреевна посмотрела ей прямо в глаза, Лилька отвела их на секунду. Карцева хорошо знала — ложь всегда заставляет отвести глаза, хотя бы на миг. Ее внезапно осенило. А ведь можно поманить не просто пальцем…

— Что ж, в чем-то ты права, — сказала Ирина Андреевна, продолжая внимательно смотреть на Лильку.

Нестандартные мысли, думала Карцева, никогда не бывают сиюминутными, это только кажется. Значит, Лилька думала о своей матери, о собственном появлении на свет давно и по-разному. Она знала — Марина рассказывала, что Лилька в детстве приставала к ней, спрашивала об отце. Она отвечала просто: его нет.

Какие фантазии посещали девочку, какие варианты рождения она придумывала — неизвестно.

— Итак, ты нашла вот это, — Карцева кивнула на стол.

— Да, на антресолях.

— Решила заняться домом? — спросила Ирина Андреевна. — Что ж, пора. Дом обижается на хозяев, если им не занимаются.

— Я займусь, — пообещала Лилька. Карцева уловила что-то особенное в интонации, но сейчас, видимо, не время вникать.

— Ты догадалась, почему мать хранила документы из отчета о командировке в Новосибирск, — скорее утверждая, чем спрашивая, призналась она.

— Конечно!

Ирина Андреевна сцепила пальцы.

— Имени твоего биологического отца я не знаю. Марина не сказала мне. Она хотела, чтобы это был только ее выбор. Чтобы, как она говорила, я не гнала волну…

— Мне и не нужно имя, — тихо заметила Лилька.

— Значит, ты хочешь знать, как все было?

— Я знаю, как. Догадалась! Вы занимались не только приманками для животных. Но и для людей. — Карцева поморщилась. А Лилька продолжала: — Значит, моя мать участвовала в эксперименте.

— В какой-то мере. Она сама так захотела.

— Я знаю, что пробникам, как моя мать, платят. — Ирина Андреевна вскинула голову и насторожилась. — Я ее наследница.

Карцева засмеялась, возражая:

— Твоя мать упросила меня дать ей препарат. Если говорить о награде, то Марина считала тебя своей наградой. Так что это был не эксперимент, а одолжение с моей стороны.

— Врете, — грубо бросила Лилька. — Ни один ученый не откажет тому, кто захочет стать пробником.

— Ты не все знаешь об ученых, Лилия Решетникова, — тихо заметила Карцева. — Я не одобряла то, что собиралась сделать Марина. Есть закон жизни: что начинается обманом, им и заканчивается.